Черная синица - Алексей Алексеевич Ефимов

плохого не посоветуешь.

Изменив курс, через сорок минут подъехали к кардиологическому центру на Рублевке.

Еще через пятнадцать минут, после всех больничных формальностей, подошли к палате реанимационного отделения.

У двери на стуле сидел охранник – тот самый, что спрашивал вчера у Алины, не нужна ли ей машина.

Увидев ее, он встал по привычке и сказал сухо, вежливо, без симпатии:

– Здравствуйте, Алина Андреевна. Григорий Валентинович просил сдать сотовые телефоны. Извините.

Ника взглянула на Алину. Та пожала плечами – мне все равно.

Оставив телефоны у охранника, вошли в палату.

Буров лежал на кровати под одеялом, опутанный трубками и проводами, с кислородной маской на лице, а у окна сидела медсестра средних лет.

Повернув голову в их сторону, Буров сделал знак медсестре. Та сняла с него маску.

– Вдвоем пришли? – произнес он голосом, в котором трудно было разобрать эмоции. – Хорошо. История не закончена, не сказаны последние слова.

– Дашенька, – обратился он к медсестре. – Вы не могли бы оставить нас на несколько минут?

Заметив, что та хочет возразить, он прибавил:

– Пожалуйста. Я не умру прямо сейчас, обещаю.

Медсестра вышла из палаты, бросив перед тем обеспокоенный взгляд на мониторы жизненных показателей.

– Возьмите еще один стульчик, присядьте, – сказал Буров посетительницам.

– Мы ненадолго, постоим, – ответила Алина.

На сером лице Бурова темнели глаза. Они, казалось, видели что-то не только в этом мире, но и в другом. Это были глаза умирающего.

Буров прислушивался к грозе за окном.

– Странно думать, что это, наверное, последний дождь в моей жизни, да и тот я не вижу и не чувствую. Сколько стоит возможность выйти сейчас под дождь?

– Можно покороче? – резко сказала Алина. – А то я сейчас расплачусь, так мне тебя жалко.

– Мне себя тоже не жалко, в этом мы с тобой сходимся.

Буров перевел дух, сделав несколько хриплых вдохов-выдохов.

– Если коротко, – продолжил он после паузы, – то не будет завещания. И развод я тебе тоже не дам. – Он растянул серые губы. – Бери всё и делай с этим что хочешь. Дальше не мои заботы. Я иду к Ване. Я хотел объяснить тебе про отца, сказать, что не все так просто в той истории, но не буду. В этом нет смысла. Все смыслы исчезают, когда умираешь.

Ника взглянула на Алину.

Алина застыла неподвижно на фоне мониторов и белых стен реанимации.

– У меня больше никого нет, – сказал Буров. – И я правда любил тебя. И люблю. Извини, пожалуйста, пусть тебе и не нужны мои извинения.

– Это твоя месть напоследок – твои деньги? – спросила Алина.

– Ты можешь сделать с их помощью что-нибудь хорошее.

– Для восстановления баланса добра и зла, – прибавила Ника.

Алина посмотрела Нике в глаза.

Ника кивнула.

– Если это всё, мы пойдем, – сказала Алина. – Счастливо оставаться.

Буров приподнял правую руку:

– До свидания. Береги будущее, раз уж мы не смогли сберечь прошлое.

В это время за спинами Ники и Алины открылась дверь.

Они не обернулись. Это пришла медсестра, обеспокоенная состоянием здоровья тяжелого пациента.

Ника и Алина смотрели на Бурова, а он смотрел на дверь.

Темные запавшие глаза остановились. Губы дрогнули по-старчески.

Ника обернулась.

На пороге стоял Иван Буров.

26. Возвращение

– Здравствуй, пап, – сказал Иван. – Давно не виделись.

Буров-старший беззвучно шевелил губами, приподняв голову с подушки.

Иван подошел, наклонился и обнял его:

– Мы еще поживем. Держись.

– Ваня…

– Все расскажу. Не волнуйся, ложись. Вот так, отлично.

Иван присел на край реанимационной кровати, лицом ко всем, и взял отца за руку.

– Алина, Ника, привет, – невесело поздоровался он с девушками.

Те в ответ молча кивнули, не сумев ничего сказать.

– Простите меня все, – сказал он. – Скверно вышло.

– Некоторое время назад появилась информация, – продолжил он, – что меня хотят досрочно отправить на тот свет. В ОАЭ приехали какие-то люди, потом уехали, потом снова приехали. Позже я узнал, что меня ждут в России, где проще решать такого рода вопросы.

Иван помолчал.

– Можно было б тряхнуть исполнителей, но толку было бы мало, – сказал он. – Поэтому мы и затеяли весь этот спектакль. Это была моя идея. Поначалу никто не хотел с этим связываться, но, когда я узнал, что Ника едет в Стамбул, пазл сложился. Я тоже приехал, с поддержкой.

– Халаф из органов? – спросила Ника.

– Ашур и Хабиб – тоже. Работала команда из Эмиратов, Турции, Испании и России. Соблюдались меры безопасности, но иногда я их нарушал. Как в случае с яхтой.

Ника вспомнила тот вечер. Быстрый секс в темной каюте с сотрудником спецслужб ОАЭ при исполнении. Служба – службой, а дружба – дружбой.

– Команда мониторила обстановку, – продолжил Иван. – Мы знали, что в Стамбул прибыли специально обученные люди по мою душу, не дилетанты в синих кроссовках. Их взяли в разработку. Нужно было спровоцировать заказчика, заставить его дернуться, выдать себя.

– Горшков? – тихо и хрипло спросил Буров.

– Да.

– В итоге они отказались от планов убить меня в Стамбуле и купили билеты в Москву, – сказал Иван. – Так что пришлось поработать за них и спутать их карты. Они растерялись. Организатор позвонил Горшкову. Горшков взял трубку. Они говорили по мессенджеру, но Горшков не знал, что испанцы его слышат. У них уже был ордер на его арест за отмывание денег в Испании. Все записывалось. Ника, твою встречу с ним тоже слушали.

– У него же есть детектор жучков.

– Снимали звук лазером со стекол. Старый способ, но господин Горшков, к счастью, не озаботился электромагнитной защитой на стекла.

– В случае с нападением на тебя прослушка, к сожалению, не сработала, – сказал Иван. – Ничего такого не услышали, не смогли предотвратить. Да и турки недоработали с товарищем в синих кроссовках. Хорошо, что я настоял на том, чтобы тебя охраняли. Плохо, что отпустил тебя в Барселону. Ребята, кстати, спрашивают, не дашь ли ты им видео, которое показывала Горшкову? У них есть звук, но нет картинки.

– Нет, не дам, – сказала Ника. – Пусть останется у меня, на всякий случай.

– Ясно.

Ника поймала на себе взгляд Бурова-старшего. Слова о видео потерялись на общем фоне, и он ничего не спросил.

– Горшкова арестовали, – сказал Иван. – Специально обученных – тоже. Организатора взяли в Красноярске. Ника, это он звонил тебе. Трудился на два фронта.

– Передавай ему от меня привет.

– Обязательно.

– Ваня, забери у Горшка «Истанбул Иншаат», – сказал сыну Буров-старший. – Пожалуйста.

– Заберите. – Он посмотрел на Алину. – Теперь это ваша проблема, а не моя.

Он сжал руку Ивана слабыми пальцами.

– Ну ты и пошутил, сынок, – сказал он. – Угробили старика на пару с этой страшной женщиной. – Он кивнул на Веронику.

– Извини, пап. Он бы не остановился.

– Я знаю.

Иван Буров встал с кровати, подошел к Нике и обнял ее:

– Извини.

– У меня крепкое сердце, ты же знаешь. Но было грустно, признаюсь честно. Хороший получился спектакль.

Иван вернулся к отцу.

Вошла медсестра. Строго на всех взглянув, она посмотрела на мониторы и нахмурились:

– Григорий Валентинович, что-то вы разволновались. Пульс, давление.

– Дашенька, – сказал Буров. – Сегодня самый счастливый день моей жизни. Теперь и умереть не страшно.

– Вам еще жить да жить, – бодро сказала медсестра, но вышло как-то фальшиво, и ей самой стало неловко от этой фальши.

По стеклам стучал ливень. Гремел гром.

В палате молчали.

– Если тут всё, я пойду, – сказала Алина. – Не буду нарушать семейную идиллию.

Иван непонимающе смотрел на Алину.

– Прощай, – сказал ей Буров. – Береги будущее.

– Потом тебе расскажу, – прибавил он, обращаясь к Ивану. – Даша запрещает волноваться.

– Я тоже пойду, – сказала Ника.

– Созвонимся, – сказал Иван. – Как там мама и сестра?

– Нормально. Хочу забрать их. Спасибо, что приютил.

– Не за что. Я не знаю, когда прилечу. Посмотрю, как тут папа. Пусть пока побудут, без проблем. Там хорошо, только жарко.

Буров-старший смотрел на Алину, а она опустила взгляд.

Он приподнял руку, прощаясь.

– Все было не зря? – спросила Ника.

Буров смотрел ей в глаза темными запавшими глазами:

– Нет, Вероника, не зря. Все хорошо. Вы тоже