Любовь за деньги. П… роману с Бузовой - Роман Третьяков

Мокрый, замерзший и, естественно, злой, я вошел в чистый и светлый холл здания. Там уже сидела Оля. Она была в нарядном серебряном пуховичке, светлых сапожках, волосы заплетены в косу, на лице ни капли косметики. Видно, снова мама ей наговорила, что она и так красивая.

– Привет, котеша!

– Привет.

– Ты что-то слегка промок, – с самодовольной ухмылкой произнесла она.

– Да есть немного, а ты, я смотрю, сухонькая.

– Меня на вокзале встретил водитель.

– Хорошо быть звездой.

– Да, неплохо.

– Ну что, идем?

– Идем.

Мы выписали пропуск и прошли турникет.

– Вам на третий этаж, – заботливо сообщил охранник.

– Спасибо, мы знаем. – Я смело улыбался, будто сегодня выиграл в лотерею миллион долларов США. На деле, при самом благополучном исходе разговора, лишь верну заработанное за три года. Всего сто тысяч долларов. В пересчете на рубли два с половиной миллиона. Когда я приехал в Москву на подписание контракта, за победу был объявлена сумма 50 тысяч долларов. Мысль о том, что я могу стать ее обладателем, возбуждала мое провинциальное сознание до крайности. Для меня это были огромные деньги. Тогда я уже был миллионером в мечтах. Сейчас сумма потеряла былую привлекательность, а годы, проведенные в Москве, дорогие машины, элитные квартиры, бутики в Третьяковском проезде – все это превратило мое придуманное богатство в пыль. Не радовала даже мысль, что за участие в шоу мне должны в два раза больше, чем за победу. Если я все-таки получу эти деньги, можно будет считать, что мое участие в шоу закончилось победой. Я молча шел по коридору с этими мыслями и уже пересчитывал деньги.

– Ну что, заходим? – спросила Оля. Мы остановились перед кабинетом продюсера и не решались заходить.

– Давай еще раз все проговорим?

– Да сколько уже можно? Мне надоело. Мама дома все уши прожужжала, теперь еще ты, – раздраженно ответила Оля.

– Давай так: что нам надо?

– Нам надо: мне – ежемесячную зарплату в пять тысяч баксов, а тебе – твои заработанные деньги.

– Верно.

– Все, заходим.

Я уверенно постучал в дверь.

– Это мы, здрасте. – Оля открыла дверь и пробежала вперед.

– Да, заходите. Я уже вас жду. Присаживайтесь.

– Николай Алексеевич, какой кошмар! У нас в Питере двадцать градусов и солнце, а тут слякоть, холодно, дождь. А еще говорят, Питер – пасмурный город! Вообще, я в шоке. – Оля затараторила будто ей год не давали говорить.

– Здравствуйте, Николай Алексеевич. – Я протянул ему руку, он охотно ее пожал:

– Салют. Присаживайтесь.

Германовский сидел за столом в небольшом кабинете. Стол стоял прямо у окна, так что свет падал ему на спину. Не самое удачное расположение, хотя по-другому его не поставишь. Я почему-то представил себя сидящим в доме напротив со снайперской винтовкой и подумал, что удобно будет стрелять, попаду точно в голову. Комнатка была действительно маленькая, поэтому если разлетятся мозги, то большая их часть шлепнется в пустой шкаф напротив стола, а по зеленоватым стенам с вывешенными фотографиям музыкантов размажутся яркие капли крови. Все станет более торжественным, только вот Германовский останется прежним в этой же белой рубашке и черном велюровом пиджаке с закатанными рукавами. Его черная бейсболка вместе с остатками головы упадет на клавиатуру и замажет ее, хотя как раз клавиатуры мне было не жаль, она была старая и замызганная, а я такие терпеть не могу.

Он же, как всегда, был хорош и смахивал больше на пижона, чем на работника телеиндустрии. Те всегда ходят в засаленных бейсболках, пуховых жилетках, широченных штанах с обилием накладных карманов и в коричневых кроссовках, которые шьет «Columbia Sportswear Company». А в нем все было прекрасно: и одежда, и лицо, возможно, даже мысли, только взгляд казался уставшим.

Стены кабинета были увешаны фотографиями Джона Леннона, Стива Тайлера, Мика Джаггера, «Kiss», Тома Уэйтса и участников «Д2»: Степы, Алены, братьев Каримовых, Солнца, Мая. Наших с Олей фотографий не было.

– Если честно, даже раздеваться не хочется, – продолжала возмущаться по поводу погоды Оля. – Вы представляете, мы на съемках моего утреннего шоу девочку прямо с постели подняли!

– А разве она не была предупреждена?

– Нет, я же говорю, прямо с постели!

– Очень странно, потому что эта девочка может подать в суд на вашу команду за незаконную видеосъемку. Команда должна страховаться и перед съемкой или по факту подписывать соглашение с человеком, которого снимали, иначе они проиграют.

Я продолжал разглядывать фотографии, вывешенные в ряд, как в картинной галерее.

– Удивительное сочетание звезд мирового масштаба с участниками «Д2», – вслух сказал я.

– Тут нет ничего удивительного. Это те люди, которые влияют на массовое сознание.

– Вы хотите сказать, Николай Алексеевич, что я, Ольга Бузова, влияю на массовое сознание? – игриво спросила Оля.

– Оля, ты влияешь даже на меня. – Германовский поддержал ее игривый тон.

– Ну что вы, Николай Алексеевич, разве я, студентка из Санкт-Петербургского государственного университета, могу повлиять на такого зрелого мужчину в расцвете сил? – Переходить к делу Оле явно не хотелось. Я тоже медлил, но оттягивать этот момент было бессмысленно. К тому же мне очень не нравилось ее кокетство. Во мне проснулась ревность.

– Николай Алексеевич, – передразнивая его низкий тон, продолжала игру Оля, – но ведь мы с вами взрослые люди, ну я-то еще не очень взрослая, но вы-то уже о-го-го! Вы просто поймите, мы тоже очень много берем полезного для себя из работы с такими талантливыми людьми…

– Я больше скажу, – заметно оживился продюсер, – я тоже что-то выношу для себя полезного из той жизни, которую вы проживаете в кадре. Каждый день человек должен чему-то учиться, и, как только он сел и понял, что он знает все – ему п…дец. Поэтому я всегда готов признать за собой какие-то не очень приятные высказывания, ошибки. Я тоже человек, и мне свойственно ошибаться. Я заранее приношу свои извинения, если мои слова в прошлый раз тебя, Оля, оскорбили или показались грубыми. Они, безусловно, были эмоциональными, но мы все люди и, к сожалению, можем выходить за грань и терять над собой контроль. И в итоге, что бы мы друг другу ни говорили, результат от этого не меняется: вы все равно защищены нами, закрыты, и у вас есть все. На сегодняшний день, как бы мы ни ругались, как бы ни спорили, мы друг друга не подводим и не подставляем. Да, мы можем устраивать интриги на площадке, и они могут быть не очень приятными, но это шоу. И я тебе, Оля, еще тогда говорил, что если именно ты с этим не согласна, то никакие деньги ничего не решат. Потому что деньги в итоге за это и платятся. Твои слезы, Оля, к сожалению, – самый дорогой товар!

– Я понимаю это, это и шоу, это и все понятно, – Оля хотела сказать что-то очень ее волнующее, и поэтому речь ее становилась бессвязной и ломаной. – Раз у нас разговор на откровенную тему, то почему как бы я, потому что я помню, когда мы сидели в беседке, вы говорили: ребят мне так жалко, что так происходит, но вы не переживайте, мы будем вас поддерживать, потому что вы по сути одна из единственных пар. Я понимаю, что мне не от кого ждать больше поддержки, кроме как от руководства, от вас, и мне хочется, чтобы лишний раз вы сказали: «Ты не переживай, все будет хорошо». Но после этого я мало того, что не получаю поддержки словесной, но вы еще и через ведущую говорите не очень приятные вещи. Ладно, мы с Настей разбираемся, но когда поднимается вопрос про видеоролики в Интернете – а вы, как никто другой, знаете, что это за ролики, я вам рассказала еще два года назад про ту ситуацию – зная что у меня никого нет, позволяете как ребятам, так и ведущим выставлять одну сторону.

– Оля, вы должны понять наши резоны в этой ситуации. Мы делаем шоу на различного рода провокациях. Я думал, что за три года ты к этому привыкла и научилась защищаться. Надо понимать одну простую вещь, что, если даже в какой-то момент мы положили на одну чашу весов чуть-чуть больше, мы обязательно через какое-то время переложим на другую. В этом система нашей работы. Мы постоянно поддерживаем эти весы вот в таком колебании и балансе. И если мы допустили эту ситуацию сейчас, значит, мы обязательно развернем ее обратно и против других людей. Разве ты ни разу не видела, чтобы так было? Мы всегда так делаем. Всегда, если человек в каких-то отношениях проиграл или пострадал, он потом получает возможность оправдаться, подняться и ответить своим противникам. Это шоу, и мы делаем его таким образом с самого начала. У нас нет какой-либо личной неприязни ни к тебе, ни к тебе, – он показал глазами на Олю и на меня, – ни к кому-то из ребят – ни к кому! Эмоциональный фактор часто присутствует. Да, меня часто что-то раздражает и даже бесит, но мы все люди. Ничего не поделать. Считайте, что эту волну вы пережили. Я не то чтобы настаиваю, я настаивать не могу, в данном случае Рома сейчас у нас как бы свободный человек, – он подчеркнул слово «как бы», – но я считаю правильным сейчас появление его на территории, твое присутствие, Роман, на Лобном месте, чтобы расставить все акценты.