Легкий привкус измены - Валерий Исхаков

12

Виктории казалось, что при той любви, при том Море Нежности, в каком плескались они с Танюшкой благодаря Алексею Ивановичу, у мужчины просто не должно оставаться никаких сил, никаких чувств для посторонних женщин. Она еще могла бы понять, если бы он из приличия поддерживал одну-две старые связи, разорвать которые было бы по-человечески трудно. Но бросаться на поиски новых приключений с пылом двадцатилетнего... Но уходить из дому, где все вдохновлено им и строится вокруг него, где он - патриарх, глава племени, царь и бог, столп и опора всего и вся, чтобы провести вечер в компании двух студенточек из архитектурного, помешанных на диковинном в те годы боди-арте и готовых предоставить свои тощие и плохо вымытые тела для росписи знаменитому маэстро... и возвращаться потом по уши в краске, потому что студенточкам, видите ли, показалось забавным превратить в объект боди-арта его самого... И пытаться соблазнить стервозную жену приятеля-художника не потому, что она ему так уж сильно нравится, а просто потому, что представилась благоприятная возможность и другой такой может и не быть... Нет, все это было выше ее понимания.

Позже Виктория вспоминала тот первый, розовый, под цвет распашонок и пеленок Танюшки, период их жизни с мудрой улыбкой всепрощения. Нет, она прощала не Алексея Ивановича - она прощала себя.

- Я тогда была слишком тупа, - говорила она Кате. - Не глупа, а именно тупа. У меня все чувства, все способности притупились, я не чувствовала остроты жизни, жила, словно в три ватных одеяла завернутая, обложенная со всех сторон подушками, обкормленная мягкой диетической пищей. Проще говоря - корова я тогда была. Обыкновенная корова. Отрастила вымя, кормила Танюшку, ходила вся перемазанная молоком и детскими какашками - и воображала себя неотразимой русской красавицей, образцовой матерью, от которой мой Леший должен быть без ума. А на самом деле я была просто личинкой, куколкой. Девочка-гусеница превратилась в куколку, из которой должна вылупиться бабочка. И я вылупилась...

Вылупилась Виктория только тогда, когда отдала Танюшку в ясли и пошла работать. Тогда только она впервые ощутила за плечами легкие, невесомые, но сильные бабочкины крылья и поняла, что быть женщиной - значит летать, порхать с цветка на цветок в поисках сладкого пропитания, сводя с ума бабочек-самцов бесподобной раскраской своих крыльев.

13

Алексей Иванович догадывался, что неспроста Виктория время от времени как-то особенно расцветает и пребывает в приподнятом настроении, но предпочитал закрывать на это глаза. Невозможно запереть бабочку в четырех стенах городской квартиры - пыльца ее крылышек тотчас потускнеет и облетит, красивая бабочка быстро превратится в скучную серую моль, он же как истинный художник, ценитель красоты, предпочитал любоваться ослепительным блеском бабочкиных крыльев, даже догадываясь, что любуется им не он один.

Единственный человек, к которому он приревновал Викторию, как раз и не был ее любовником. Виктория была в него влюблена. А это, с точки зрения Алексея Ивановича, было уже запретное, запредельное; влюбленность ставила под угрозу само существование их семейного союза.

Это был высокий и красивый молодой человек, ее ученик - Виктория давала ему частные уроки игры на фортепиано. Он мечтал играть в эстрадном ансамбле или на худой конец - в ресторане. Увиденная в каком-то западном фильме сцена запала ему в душу: полутемный зал, рояль, он тихо наигрывает что-нибудь задушевное, на крышке рояля стоит стакан с виски или джином, в уголке его рта дымится сигарета... Довольно пошлая мечта, но в его интерпретации она казалась скорее наивной, чем пошлой. И к тому же внешне он действительно походил на какого-то американского актера, и Виктория легко могла себе представить его за роялем в ресторанном зале, а за столиком - уже немолодую женщину со следами былой красоты, которая тайно влюблена в пианиста и приходит в ресторан только для того, что посмотреть на него и послушать его музыку.

На месте этой женщины она могла представить саму себя, но в ее варианте любовь к пианисту была не столь безнадежной, ведь он был моложе ее всего на четыре года, невелика разница, многим молодым людям нравятся женщины постарше - достаточно было вспомнить историю Виктора и К.

Молодой человек, видимо, тоже что-то чувствовал и даже предпринимал какие-то осторожные попытки, но то ли он был слишком осторожен, то ли ей не хотелось менять светлую чистую влюбленность на вульгарную связь, то ли просто не совпадали они в своих порывах - когда Виктория готова была сделать шаг навстречу, он вдруг отдалялся от нее, даже прерывал на какое-то время уроки, когда же он появлялся вновь, Виктория была не в настроении, поглощенная неотложными домашними хлопотами, - и так за два с половиной года они и не сумели преодолеть реальные и воображаемые препятствия, которые их разделяли.

Однако был один особый, острый момент, о котором молодой человек так никогда и не узнал. На исходе этого затянувшегося увлечения Виктория осознала вдруг, что ей уже двадцать семь лет, не девочка, скоро тридцать, страшный, как ей тогда казалось, переломный возраст для женщины, не пора ли всерьез подумать о том, о чем думалось украдкой, втайне ото всех, даже от Алексея Ивановича: о втором ребенке. Алексею Ивановичу было сорок шесть, возраст серьезный, но проблема была не в возрасте: несколько лет назад, ухаживая за больной Танюшкой, он заразился от нее свинкой - и в результате хоть и не утратил свои мужские способности, но отцом быть уже не мог.

Ах, как плакала Виктория, как просила она Алексея Ивановича разрешить ей родить ребенка от этого молодого человека. Она уверяла мужа, что у нее никогда с ним ничего не было - и ничего не будет, кроме одного-единственного раза, которого вполне достаточно, потому что ее природный механизм работает как часы, сбоев не бывает, достаточно посчитать дни и не пользоваться презервативом, и все, ребенок обеспечен, ведь так было уже, ведь бегала она пару раз на аборты от него, Алексея Ивановича, когда они с ним были слишком беспечны...

Виктория так и не поняла, почему Алексей Иванович был непреклонен. Мысль о том, что ее влюбленность в мальчика (так они между собой его называли) беспокоит его куда больше, чем ее мимолетные связи, не приходила ей в голову. Не думала она и о том, что Алексей Иванович чувствовал себя слишком пожилым, почти старым рядом с еще молодой Викторией - и единственное, что прочно связывало их, был их общий, несмотря на сгинувшего физического отца, ребенок. Родив же ребенка от другого мужчины, в которого к тому же она была влюблена и который тоже был к ней неравнодушен, Виктория вполне могла задуматься о создании новой семьи, семьи, скрепленной на сей раз уже не только духовными, но и кровными узами.

Виктория же предполагала иное. Она думала, что ее избранник показался мужу слишком привлекательным - особенно в сравнении с ним, почти пятидесятилетним, бородатым и не совсем здоровым. Или напротив - его несколько конфетная красота вызывала в нем отвращение и он не мог себе представить, что его сын будет похож на этого хлыща. А может, причина была в явной несхожести молодого человека с Алексеем Ивановичем - настолько явной, что вряд ли потом удастся убедить окружающих, что отцом ребенка является все же он. Сам он на эту тему говорить не хотел, но ясно дал понять Виктории, что если она пройдет против его воли, между ними будет все кончено. И Виктория отступилась.

А молодой человек вдруг раздумал становиться пианистом и прекратил уроки словно только для того и появлялся, чтобы сыграть свою мелодраматическую роль, а сыграв - перестал быть нужным.

14

Алексей Михайлович возник в жизни Виктории после молодого человека, и она часто думала, как ему тогда повезло, как удачно выбрал он время. Появись он в то время, когда она была влюблена в молодого пианиста, - она бы не обратила на Алексея Михайловича внимания, и уж во всяком случае не позвонила бы ему сама. Появись он много позже того, как молодой человек сошел со сцены, - и вряд ли нашел бы Викторию свободной. Отказ мужа настроил ее на какой-то азартный лад, ей хотелось махнуть на себя рукой и пуститься во все тяжкие - и она пустилась бы с первым, кто подвернулся под руку. Но подвернулся Алексей Михайлович стало быть, повезло ему.

Однако чувства, которые испытывала Виктория к молодому человеку, чувства эти были затрачены и не могли восполниться мгновенно, посредством волевого усилия - и потому Алексею Михайловичу этих чувств не досталось. Ему приходилось довольствоваться тем, что с ним встречались, с ним ложились в постель, его ласкали и целовали, ему отдавались - но ведь ласкали, и целовали, и отдавались с удовольствием, а не из-под палки, что само по себе много. Доставить женщине удовольствие - благое дело, и мужчина, способный на это, не должен считать, что его просто используют. Ну и что с того, что на этот раз ему выпала страсть, а не любовь? Страсть - это все-таки лучше, чем ничего, может быть, даже лучше, чем чистая влюбленность, без которой человек его возраста уже может обходиться. По крайней мере должен обходиться, считала Виктория.