Лига добровольной смерти - Виктор Тихонович Сенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, идёт от воспитания, слушая Анну, думал Говард. Он знал людей из аристократического сословия. По воле рока оказались в бедности. Но среди простого рабочего люда, они не опустились, сохранили достоинство, дорожили добрым именем и пользовались уважением. Никогда не позволяли себе эти люди сорваться на крик, затеять перебранку. И в преклонном возрасте служили образцом для старых и молодых.
И знал людей другого толка, кто начинал ловчить, отлынивал от работы, подыскивая дело проще. Кто бил баклуши, превращаясь постепенно в никчёмного человечишку, готового стащить то, что лежит без присмотра.
По рассказу Анны Курт оказался человеком иного толка. Уже взрослый по годам и пониманию сути бытия, он смотрел на богатых и завидовал им. Завидовал потому, что им были чужды бедность, нехватки, когда не можешь позволить себе купить хорошие брюки. Хотелось заорать на весь зал, схватить отца за грудки, хорошенько встряхнуть. Не так беден, каким представляется, почему жадничает, складывая евро к евро, не дает возможности близким порадоваться жизни. Не заберёт ведь накопленное в могилу.
– Разбогател Курт при канцлере Шрёдере, – сказала Анна, сидя в задумчивости. – Тогда правительство Германии выделило России гуманитарную помощь в пятьсот миллионов евро. Ни одного евро из этой суммы русские не получили. Деньги пошли на развитие немецких фермерских хозяйств. Свинины и говядины оказалось в избытке. Этот излишек отправляли в Россию.
– Помню то время, как же, – заметил Говард. – Нажились тогда и немцы, и русские.
– Нажились, верно, – оживилась Анна и улыбнулась. – Мясо отправляли как гуманитарную помощь. Русские дельцы перехватывали рефрижераторы, перегружали мясо по своим холодильникам и поставляли в магазины по рыночной цене. В магазинах директора свою надбавку в цене ставили. Так что русские нашу помощь с другой стороны ощутили, в дороговизне продуктов.
– Сколько миллионов было переведено фирмам-однодневкам якобы для строительства жилья военнослужащим, которые покидали Германию, – не утерпел Говард. – Порой казнокрады не удосуживались даже закладку фундаментов провести, чтобы хоть как-то оправдаться. Правда, оправдываться было не перед кем, царило безвластие. И в Германии, которая объединилась, и в России.
– В эту пору Кайтель получил выгодный контракт, не щадил себя и работников. Построил колбасный завод, и уже сырокопчёные колбасы и немецкие сосиски отправлял в Россию по своей цене. В два раза дороже за килограмм, нежели в Германии…
Прожив с Куртом в скромности и при тяжёлой работе, фрау Анна пришла к мысли, что мир основан на обмане и жестокости. Каждый думает о себе, печётся о личном. Она замкнулась, перестала общаться с соседями, которые восприняли ее отчуждение за гордыню миллионерши. Анна никого не винила за поломанную судьбу и одиночество. В той затхлой жизни, в какой оказалась, укоряла только себя.
Разбогатев, Курт Кайтель постепенно освоился с новым положением – построил дом в престижном районе Мюнхена, купил несколько дорогих машин. Одну для жены, заставил получить права. Жалея Анну, завёл прислугу. Фрау Анна вздохнула свободно. Управиться самой по дому было не по силам.
Время брало своё. Курт начал осознавать, что многое в личной жизни не успел, не получил, и захотел иметь, спешил наверстать упущенное. Прежняя его боязнь остаться без копейки денег миновала. Словно очнувшись, Курт отдавал себе отчёт, что на его век сбережений с избытком, подкрадывается старость.
Полный сил и здоровья, Кайтель начал засматриваться на женщин, искал с ними встреч. Желание овладевало им, пробуждало влечение, преобладая над рассудком, разжигая страсть, которая и подталкивала к поиску ощущений, горячего желания овладевать женским телом и наслаждаться. Увидев оголившуюся часть бедра у женщины, которая сидит на скамейке, закинув ногу на ногу, Кайтель таял и готов был броситься к незнакомке, сунуть руку в то заманчивое место. Спохватившись, убегал от соблазна.
– Меня ему стало не хватать. Вернее, приелась. Набросится ночью, получит своё и отвернётся. Ни ласки, ни участия. Чувствую, что берёт меня по безвыходности, натура требует. – Продолжала изливать боль Анна. – И тут стала замечать, что Курт пристаёт к дочери. То ущипнёт, то хлопнет по заднице. А однажды застала в спальне, когда тискал Эльзу. Учинила скандал. Дочь ушла зарёванная, а Курт отделался шуткой… – Анна спохватилась: – Собственно, почему напросилась на встречу с вами… Пригласите для разговора Кристин Шиер. Она дружила с Эльзой. Часто гостила у нас. Даже ночевать оставалась. Время за полночь, а подружки не гасят свет в девичьей комнате, разговаривают, слышен их смех. Потом Кристин перестала к нам заезжать. Не могу понять причину размолвки, но на сердце тревога. Курт, думаю, лишил девочку невинности… Поговорите с Кристин. Обязательно поговорите. Вот ее домашний телефон и адрес. – Анна достала из сумочки листок из блокнота. – С уходом дочери я осиротела. Не поверите, но жизнь для меня лишена смысла…
Прощаясь, Рон не сдержался и передал женщине письмо дочери.
«Любимая мамочка! Я покидаю тебя. Не рассказывала об издевательствах отчима, терпела, жалея тебя. Да и стыдно выносить такое на свет. Мечтала окончить институт, выйти замуж, иметь детей. Все мечты порушены, изгажены. Не виню тебя, ты выбрала его из лучших побуждений, не узнав, кто живёт с тобой. Не вспоминай меня плохо, если я срывалась и грубила тебе. Это от безвыходности. Прощай, дорогая мамочка. Прощай»…
Закрыв лицо руками, Анна заплакала навзрыд, перепугав официантов кафе. Затем постаралась взять себя в руки.
– Виновата в смерти дочери. Виновата! Судите меня. Видела его похотливые приставания, но скрывала. Думала, обойдётся. Не забила тревогу, когда он выпроваживал меня из дому под надуманным предлогом. И предсказание было, не придала значения…
Анна имела в виду случившееся в саду незадолго до исчезновения дочери. На зелёной лужайке, где часто проводила время Эльза, появились «ведьмины круги» тёмного цвета, а посредине их кучками разрослись поганки. По народному поверью просто так ведьмины круги не возникают. Нужна причина.
– Теперь понимаю: отразились горестные переживания Эльзы, – сказала фрау Анна. – Дочь уединялась и плакала от унижения и безвыходности. Можно посмеяться над моими предположениями, но я теперь склонна верить в приметы.
– Прошу вас подумать и явиться в суд, – сказал Говард. Конечно, с его стороны это было лёгким нажимом, но исключительно из чувства справедливости. – Переговорите с господином Лундстремом или Вилли Рейхардом. Надо подтвердить, что написанное Эльзой, не досужий вымысел девочки. Как это преподносят Кайтель и его адвокат.
– Приду и под присягой расскажу, как было. У человека всегда достаточно времени для того, чтобы очистить совесть и начать новую жизнь.
На суде адвокат Циммерман попытался помешать процессу.
– Записки погибшей – подлог!
