Лига добровольной смерти - Виктор Тихонович Сенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чистая правда… – засуетился Циммерман. – Эльза требовала больших расходов. Герр Кайтель порой шёл на уступки. Но всему есть предел и мера. Герр Кайтель отказывал. Как человек строгих правил. А Эльза устраивала скандал. Извините, такое растёт поколение…
Вошла фрау Анна, адвокат стушевался, умолк. Судя по внешнему виду Анны, можно было понять: она старается держать себя в рамках приличия. Как это положено хозяйке дома.
– Если бы не ты, Курт, моя девочка находилась бы сейчас рядом со мной.
– Ты в своём уме, Анна? – вскочил Кайтель. – Ты что городишь?
– Должна сказать правду. Отмалчивалась, но теперь не стану. Курт приставал к Эльзе. – И повернулась к мужу: – Зачем ты лапал её? Зачем?
– Анна!.. Что подумают господа… Маленькие мужские шалости, а ты…
– Отдавал себе отчёт, что девочке это противно? Чистая душой и доверчивая, а ты… Тискал, как уличную девку…
– Простите фрау, нервы сдали… – адвокат Циммерман поспешил замять возникший спор. – Фрау Анну можно понять.
– Что понять, господин адвокат? – не сдержался Рейхард. – Терпение матери? Её боль и страдание? Это реальность! Понимаете, реальность последствий от действий вашего подзащитного.
– Ваши предположения – не есть аргумент! Будем говорить в суде! Там сначала излагается обвинение, затем судья выясняет – не у вас, у подсудимого, понятны ли ему обвинения, признаёт ли он себя виновным. Доказательства исследуются позже.
– Доказательства и исследуются, адвокат Циммерман!
– Не будем горячиться, господа, – постарался разрядить обстановку Лундстрем, понимая, что в горячке Вилли может допустить оплошность, что будет на руку Циммерману.
– Продолжим разбирательство в суде, – сказал Рейхард, взяв себя в руки. – Господин Кайтель, мы вынуждены пригласить вас повесткой в суд и снять показания под присягой.
– К вашим услугам. Суд надо уважать…
– Фрау Кайтель, к вам вопрос, – продолжил Лундстрем. – Одежда дочери сохранилась?
– Нет… Курт велел прислуге отнести вещи в фонд благотворительности…
– И ничего не оставили в память об Эльзе? Платье, к примеру, в котором она любила ходить. Ночная рубашка…
– Курт приказал всё отдать…
Глава 13
– Чувствую, что в Мюнхене мы задержимся, – сказал Лундстрем, когда они покинули особняк. – Кайтель будет защищаться до последнего, чтобы избежать тюрьмы и не потерять нажитое. Мы должны найти факты, которые с неопровержимой точностью подтвердили бы истинность слов Эльзы. Не сомневаюсь, что Кайтель виновен. Однако доказательств у нас мало.
– Гарри, зачем тебе понадобилась одежда погибшей Эльзы? – спросил Говард.
– Да так… Была мыслишка. Если серьёзно, для экспертизы. На платье, ночной рубашке, на трусиках Эльзы могли сохраниться следы спермы Кайтеля. Разве не факт? Моника Левински именно так ущучила президента Клинтона, обвинив его в принуждении к сожительству в стенах Белого дома. Поддалась ему, и спрятала одёжку в холодильник. Держала до поры до времени, а затем предъявила как неопровержимое доказательство того, что Клинтон поимел Монику. И выиграла Левински процесс, отсудив у ловеласа президента без малого миллион долларов, обеспечив себе безбедную жизнь.
– Кайтель осторожен, – ответил Рейхард. – Он постарался убрать возможные следы своего преступления. Сказывается крестьянская предусмотрительность. Либо посоветовал адвокат.
– У нас, Рон, теперь один выход, – сказал Лундстрем.
– Какой? – насторожился Говард.
– Зайти в хороший немецкий ресторан и выпить по кружке пива, – засмеялся Лундстрем. – В Мюнхене лучшее пиво.
– И лучшие баварские сардельки, – добавил Вилли Рейхард.
На площади Карлстор они вышли из машины, прошлись до фонтана «Брюнненбуберль», красиво изображающего игру мальчика со струями источника, и направились в пивную Святого Евстахия.
На следующий день Говарду позвонила Анна Кайтель.
– Хочу встретиться с вами…
– Расследованием занимаются Гарри Лундстрем и Вилли Рейхард. Я – журналист.
– Сначала хотела бы поговорить с вами. На суде боюсь. Вы не знаете Курта. Он мстительный человек.
– Приезжайте в отель.
– В отеле меня могут увидеть знакомые Курта… Лучше встретимся на Мариенплатц. У Фонтана рыб…. Знаете это место?
– Рядом с Новой ратушей…
– Жду вас в три часа дня. Задержу ненадолго.
Приехав к месту встречи, Говард издали увидел фрау Анну. Женщина сиротливо стояла у фонтана. Мимо проходили туристы, целовались влюблённые, фотографировались и уходили в беззаботности, кто к храму святого Михаила, усыпальницы королей и принцев династии Виттельсбах, кто к Старой городской ратуше с музеем игрушек. И никто не обращал внимания на стоявшую в грусти женщину.
Глядя на фрау Анну, Говард проникся к ней жалостью, подумав о быстротечности и бренности жизни. Сколько народу прошло здесь за многие десятилетия и кануло в лету, какие празднества разворачивались, когда устраивались рыцарские турниры, а позже располагались торговые ряды. Ушло всё в прошлое, новые времена и нравы, а горести остались, порождаемые непониманием, человеческой слабостью и греховностью.
– Может, зайдём в трактир Августинер? – предложил Говард. – Там прохлада…
Ему было жаль несчастную женщину, потерявшую дочь, затюканную мужем. В том, что Курт Кайтель держит супругу в ежовых рукавицах, сомневаться не приходилось. Былая привлекательность Анны поблекла, женщина рано постарела, не обращала внимания на морщины у глаз, не следила за руками: кожа на них загрубела, ногти давно не знали маникюра. И это при тех деньгах, коими располагал муж. Могла позволить себе иметь личного парикмахера и массажиста, приглашая их на дом из лучших салонов красоты, а нет. Может, не считала нужным, а возможно, не позволяла скаредность мужа, выбившегося из бедности и привыкшего экономить.
За чашкой кофе фрау Анна поведала с грустью о своей жизни. Выходила замуж за Курта, не предполагая, что окажется под каблуком человека прижимистого и расчётливого по натуре. При своих миллионах Курт экономил каждый цент. Строго выделял деньги на питание, на бытовые расходы и покупку одежды. Если не укладывалась Анна в отведённую сумму при покупке продуктов, Курт не кричал на неё. Он отменял ужин:
– Пообедали сытно. Утром курицу доедим. Нечего транжирить.
И Анна не возражала. Хотя так и не привыкла к поступкам супруга. Попьёт чаю, чтоб видел Курт её бережливость, и уходит спать. В споры не вступала, старалась понять мужа. При таких капиталах и жадничать. Две жизни ведь не отведено свыше. Но потом поняла, что это свойство характера. С детских лет Курт помогал отцу на ферме, откармливал свиней, убирал навоз, посыпал загоны свежими опилками. Работал, как лошадь. Рано поднимался, поздно ложился, не имел добротного костюма на выход.
Когда умер отец, Курт стал единоличным хозяином фермы. Взял кредит в банке, построил ещё одну свиноферму. Помнил, как учил отец хозяйничать, убеждая: только бережливый может жить спокойно и не бояться голода или разрухи. Сдав привезённое в город
