Лига добровольной смерти - Виктор Тихонович Сенин

а в остальном… В Германии много миллионеров, кто сколотил состояние после падения берлинской стены. Не все шли честным путём, некоторые научились ловчить, используя выгодную ситуацию с неразберихой на международном рынке. Не каждого удалось привлечь к суду за финансовые махинации.

– Но изнасилование, тем более несовершеннолетней, и в Германии относится к разряду преступлений, следствие по которым не может быть прекращено за примирением сторон. Правильно я понимаю? – заметил Лунд стрем.

– Мы и не прекращаем ход следствия, – ответил Эрих Краузе.

– Се ля ви, – добавил Лундстрем. – Девочки всегда достаются богачам.

– Всё могут короли… – Краузе вызвал помощника: – Приобщите записки Эльзы Кайтель к числу вещественных доказательств по делу Курта Кайтеля. – И улыбнулся: – Давно мечтаю побывать в Швеции. Да всё недосуг. Работа, работа… Завертишься, а когда оглянешься и на свет божий посмотришь, – полгода пролетело. Как корова языком слизала.

– Приглашаем! – ответил Говард. – Будем рады встретить в Стокгольме.

– Ловлю на слове, господа! Но вернёмся к делу. Работать с вами будет следователь Вилли Рейхард. Он в курсе происходящего. Знаком с Анной Кайтель, супругой Курта Кайтеля. – И распахнув дверь кабинета, крикнул в зал, заставленный столами. – Вилли!

Вошёл коренастый светловолосый мужчина лет тридцати с пистолетом в кобуре, которая держалась на ремне через плечо.

– Знакомьтесь, господа. Следователь Вилли Рейхард. Вилли, наши коллеги из Швеции. Их интересует подноготная Курта Кайтеля.

– Кайтель? – переспросил Рейхард, словно хотел уточнить, о том ли человеке идёт речь, которого он имеет в виду. – Курт Кайтель – человек состоятельный в Германии, со связями, а поэтому заносчивый, нелюдимый. С соседями не знается.

– Теперь, господа, о вашем запросе, – вмешался Краузе. – Мы принимаем его к производству. Тем более, что уголовное дело на Кайтеля не закрыто. Суд попросим немедленно дать нам право на обыск и расследование. Не будет постановления суда, сами понимаете, Кайтель заявит о нарушении его конституционных прав. Свои права, смею заверить, он знает. Вы, Говард, пока никакой информации в газету, полагаю, передавать не станете.

– Письма Эльзы – важная улика, – заметил Рейхард. – Гер Кайтель рано празднует победу над нами. Общими усилиями доведём расследование и поставим точку в этом деле. Скрывать не стану, очень хочется этого господина припереть к стенке.

Двухэтажный особняк Кайтеля в престижном районе Грюнвальд, построенный в строгом баварском стиле, с башенкой над парадным входом, не поражает изысканностью архитектурного стиля, но возводился с бюргерской основательностью. Даже подсобные помещения сделаны добротно. Как говорится, на века. К господскому крыльцу ведёт асфальтовая дорога, по обе стороны которой раскинулись лужайки с вековыми липами. По стенам дома вьётся цветущий хмель. Он разросся, и, цепляясь колючими побегами за выступы и карнизы окон, дотянулся до крыши.

Господин Кайтель встречать незваных гостей не вышел. Дверь открыла насторожённая Анна Кайтель. Рядом с ней стояла служанка в белом переднике, с кружевной наколкой на голове. Увидев Вилли Рейхарда, хозяйка улыбнулась, вздохнула с облегчением. Хоть один знакомый человек.

– Прошу в дом, – предложила фрау Анна – тихая, похожая чем-то на монашенку, и повела мужчин за собой через светлый и просторный холл. Похожей на монашенку фрау Кайтель делала её смиренная походка. Именно инокини так ступают, потупя очи, в кроткой преданности провиденью.

В просторной гостиной, обитой морёным дубом с резными букетами роз и гирляндами, фигурками пухлощёких купидонов на потолке в стиле Пильмана, – всё блестело чистотой. Тяжёлый ковёр на полу, добротная немецкая мебель, массивный стол с дорогой фарфоровой вазой XVII века, камин в кайзеровском стиле, бархатные шторы тёмно-вишнёвого цвета – всё вместе создавало обстановку основательности и аристократизма. Не трудно было догадаться, что старинная мебель досталась хозяину не дёшево.

Послышался шум приводимого в движение механизма и старые напольные часы с маятником, который напоминал опущенную вниз обоюдоострую римскую секиру, с малиновым звоном пробили полдень.

Звон ещё плыл в тишине, когда появился Курт Кайтель: среднего роста, коротко стриженный, в мягком домашнем халате вишнёвого цвета. На лице хозяина дома застыла улыбка, приличествующая такому случаю. Сопровождал Кайтеля господин неряшливого вида с выпирающим из костюма животом. Сразу можно понять: человек из еврейского простонародья: застиранная рубашка, поношенный галстук, сальные волосы.

– Что привело ко мне? – спросил Кайтель, усаживаясь на стул с высокой резной спинкой и предлагая гостям места напротив. – Кто курит, берите сигары.

– Мы прилетели из Швеции, – начал разговор Гарри Лундстрем.

– Из Швеции? Приятно услышать. И чего же вам не сидится в столь благословенной стране?

– В пансионате Лиги Добровольной Смерти покончила с собой ваша приёмная дочь.

– Мы получили печальное известие. Забрали прах дочери…

Фрау Анна всхлипнула, приложила к глазам платок.

– Анна! – только и сказал Курт Кайтель.

Супруга сразу выпрямила спину и замерла в ожидании. Глаза её высохли, но боль в душе женщины не утихала и сквозила на лице. Казалось, ещё немного, и фрау Анна разрыдается в безутешном материнском горе.

– Расследованием занималась полиция, – продолжил разговор Кайтель. – Полицейский… – И Кайтель щёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить фамилию сидевшего напротив. – Полицейский…

– Вилли Рейхард… – поспешил з-за спины с подсказкой господин неряшливого вида.

– Да, вы же, герр Рейхард, – обращаясь к Вилли, сказал Кайтель, погасив улыбку, – принимали непосредственное участие в разбирательстве. Больше к тому, что было сказано, мне добавить нечего. Честь имею, господа. Возникнут вопросы, обращайтесь к моему адвокату. Отто Циммерман в вашем распоряжении.

Адвокат услужливо поклонился. «Странное дело, – подумал с неприязнью Говард, – евреи кричат об ужасах фашизма, о холокосте в гитлеровской Германии, а сами сбежались в Германию. Плохо было, в концлагерях гноили, так и обходите эту Германию за тысячу вёрст, забудьте о ней»…

– Простите, герр Кайтель, – сказал следователь Рейхард, – но попрошу задержаться. Господа из Стокгольма по своей линии расследуют случай со смертью вашей приёмной дочери. Детектив Гарри Лундстрем и журналист Рон Говард доставили записи Эльзы. В них она прямо указывает на вас. По словам девочки, вы и явились главной причиной её смерти.

Услышав сказанное о дочери, фрау Анна не сдержала стон и заплакала.

– Уведите Анну! – резко приказал прислуге Кайтель, но тут же взял себя в руки. – Извините супругу. Она не в силах забыть горе.

– В записках Эльза указывает на сексуальные домогательства с вашей стороны, – сказал Лундстрем.

– А это докажите! – вскочил Кайтель. – По части выдумок Эльза была мастерица en paroles. Мастерица по части пустых словесных выражений, как говорят французы.

– Не считаю, что перед смертью человек способен фантазировать и наговаривать, – сказал Лундстрем. – Перед смертью каждый как на исповеди.

– Я и отвечу на страшном суде! Но не сегодня! Боги пока не отвернулись от меня. Мало что могла написать эта сумасбродка! – выкрикнул Кайтель, потеряв выдержку, но