Разведка боем - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отступили далеко назад – туда, где коридор поворачивал под прямым углом.
– Он там, – улыбнулся Тарасов. – Мы как раз вовремя. С ним один только остался посторонний, мужик какой-то.
– Как же мы прошляпили, когда?
– Неважно. Раньше все равно не имело смысла соваться.
– И теперь не имеет.
– Почему? – продолжая улыбаться, Тарасов вытянул из внутреннего кармана вязаную шапку.
Бубен с ужасом заметил на ней две прорези для глаз. Основательно, однако, подготовился Тарасов.
– Только одна?
– Можешь не заходить, я и сам справлюсь.
– Уверен? – с внутренним облегчением спросил бывший завскладом.
Думали ли они когда-нибудь, занимая свои армейские должности, что будут обсуждать такую тему? Но прошлая полузабытая жизнь казалось чужой, не правдоподобной. Теперешняя, настоящая жизнь началась с нелепого вывиха событий, с жуткой невезухи, последствия которой они не смогли сразу осознать.
Тут вдруг послышались шаги. Не доходя до поворота, они замерли возле лифта. Кто это, черт возьми? Если Кормильцев, можно упустить шанс.
Если тот незнакомый мужик, значит судьба сдает одну козырную карту за другой.
Тарасов все-таки выглянул на долю секунды и молча показал большой палец. Как все быстро и просто решилось – теперь Кормильцев один в почти пустом здании, овца, кем-то приведенная на убой.
Лифт поднялся и тронулся вниз.
– Иди, я в коридоре подежурю.
– На хрен ты нужен в коридоре? Скажешь «погодите, сюда пока нельзя»?
– Ты ж сам…
– Кормилец один, маскироваться незачем.
* * *Спонсор сидел у себя в кабинете, переваривая повторное предупреждение. Оно пришло в середине дня – гораздо короче и требовательнее первого. Кормильцев никогда не считал нужным тратиться на охрану, и даже сейчас такая мысль не пришла ему в голову.
Он не верил во всех этих молчаливых, якобы натренированных «шкафов». Работа телохранителя – это умение реагировать на мелочи, на сущие пустяки. Не в российском это характере, русский человек мыслит если не глобальными, то, на худой конец, крупными и существенными категориями.
Бывают, правда, редкие исключения, но… Если уж тебя вознамерились здесь убить, телохранители никого не остановят.
Сидя в кабинете, Кормильцев впервые представил себе, что сигнал тревоги может оказаться верным. Люди из команды, каким образом он может им мешать? Как пуповина, он связывает их с миром, с благами жизни. Нужно быть полными идиотами, чтобы перерезать эту связь.
Но ведь каждый из них пережил тяжелую травму. И продолжает переживать – никакие денежные вливания душу не залечат. Кто-то один, вконец озлобившись, может увидеть врага даже в нем, в Кормильцеве. Если так, придется проявить максимум спокойствия и выдержки.
Вдруг в приемной послышались шаги. Будто материализовавшиеся мысли спонсора, на пороге кабинета возникли две знакомые фигуры. Одна опиралась на легкую палку в виде алюминиевой трубки. Толя Тарасов… Жора Бубнов…
Как бы обрадовался Кормильцев этим людям, если б не получил предупреждения. Совсем недавно, перебирая фотографии, он представлял общую встречу, мужской разговор за столом. Долгий и вдумчивый разговор «за жизнь».
– Здорово, начальник, – улыбнулся Тарасов.
– Откуда вы, ребята? – встав из кресла, Кормильцев протянул руку.
Оба пожали ее по очереди, но бизнесмен отметил про себя некоторое колебание.
– Присаживайтесь, черт возьми. Вы бы позвонили хоть за день. Здесь, в кабинете, и угостить толком нечем.
– Ничего, мы люди не гордые, – произнес Бубен осипшим на нервной почве голосом.
– Причем здесь гордость? Сейчас поедем ко мне домой. Жены с детьми как раз нету. Можно хоть всю ночь за столом просидеть, – Кормильцев отметил, что бодрые нотки в его голосе звучат достаточно фальшиво.
– Зачем домой, можно и здесь все вопросы решить.
Выйдя навстречу поздним гостям, хозяин остановился посреди кабинета. На него смотрели пристально: не столько в лицо, сколько на руки – как они движутся. Кормильцев хотел перейти в приемную, чтобы вскипятить воду, но его вежливо остановили. Бизнесмен понял, чего они боятся – вдруг он достанет из тайника оружие иди нажмет кнопку сигнала тревоги?
– Открой-ка для начала сейф.
Надоело получать деньги порциями, захотелось все сразу? Можно понять.
– Здесь налички минимум. Не хочу неприятиоетей с налоговой.
Кормильцев не стал говорить, что старается по возможности работать честно – все равно не поверят.
– Деньги есть в кафе, на точках, – продолжал он, пропуская обоих членов команды осмотреть открытый сейф.
Бубнов сунул внутрь голову, а Тарасов неожиданно спросил;
– Кому ты нас закладывал?
– Закладывал? – возмутился Кормильцев. – Совсем уже мозги перегрелись. Потратил столько денег, чтобы потом запродать по сходной цене?
Кому это такое приснилось?
Он даже не успел увидеть движение руки. Потеряв равновесие, упал на пол и выплюнул на ковровое покрытие кровь вместе с разбитыми зубами.
– Ничего здесь толком нет, – закончил осмотр Бубен. – Договора, счета и прочий мусор.
– Говори, – присев на корточки возле лежащего на полу человека, Тарасов упер дуло в левую бровь. – Мы здесь долго задерживаться не намерены.
– Вы там просто одичали в лесу. Я должен был это предвидеть.
Какие он может предъявить доказательства собственной невиновности? Ровно никаких.
– Чего ты хочешь от него? – поморщился Бубнов. – Ну назовет он тебе имя, назовет фамилию.
Поедешь в Чечню разбираться? Ничего подобного, будешь задницу прикрывать, как и раньше.
– Не болтай лишнего. Дверь закрыта?
Бубен выглянул в приемную.
– Закрыта.
– Принеси вон тот чайник.
– Сам возьми, нечего мне приказывать.
– Сказано, принеси.
Бубен сплюнул с ненавистью: Тарасов уперся рогом и будет теперь качать права. А задерживаться здесь в самом деле не стоит, все желательно сделать быстро.
Схватив белый новенький чайник со стола, Бубнов швырнул его, разлив воду. Ударом рукоятки «ТТ» Тарасов выбил пластмассовое днище вместе со спиралью. Чайник превратился в усеченный конус с двумя отверстиями. Более широкое Тарасов приставил к груди бизнесмена, в более узкое просунул руку с «ТТ». Вязаной шапкой зажал щель, оставшуюся между рукой к краями отверстия.
– Дай мне сказать, – заторопился Кормильцев.
Выстрел прозвучал глухо – корпус чайника «Теfal» выполнил свое неожиданное предназначение.
Бубнов содрогнулся всем телом и жалобно простонал:
– На хрена? Вдруг он хотел сказать, где деньги.
– И так понятно.
Тарасов вытащил из кармана связку ключей.
Подождал, пощупал пульс.
– Можешь не щупать, – толстые губы Бубнова дрожали. – Точно в сердце.
– Скажи спасибо, что тебя не заставил отметиться.
– Пошел ты!
– Сейчас оба пойдем.
Выскочив в приемную, они вдруг, как в дурном сне, увидели приоткрывающуюся дверь. Послышался легкий стук, и приятный женский голос спросил:
– Сергей Владимирович? Вы еще здесь?
Бубнов стиснул напарнику запястье правой руки. Он почти был уверен, что Тарасов инстинктивно потянется за пистолетом. Возьмет и выстрелит через дверь, что ему стоит?
Оба застыли, как в детской игре, даже дышать перестали. Бубнов решил для себя, что женщину – если только она вздумает войти – надо немедленно свалить на пол. Свалить в ее же интересах, чтобы не успела разглядеть их лица. Если успеет, Тарасов не выпустит ее живой. В нем остался лишь инстинкт убийцы – достаточно было видеть, как он стрелял Кормильцеву в сердце.
Женщину спасла ее деликатность. Человек не отзывается, значит не стоит совать к нему нос. Дела, наверное, важные, и она совсем некстати со своим щебетом. Звук каблучков стал медленно удаляться по направлению к лифту.
Глава 20
Исповедь Витька Глеб еще кое-как вытерпел.
Но дальше пошло бесконечное нытье, жалобы на всех остальных. В конце концов Сиверов отослал напарника в домик. Пусть лучше сядет там у окна и ведет наблюдение. А он как-нибудь один проведет остаток ночи под открытым небом.
Витек не особенно протестовал, хотя ему, конечно, хотелось продолжить свои излияния. Сутулая и тощая фигура скрылась за дверью, и Сиверов испытал настоящее блаженство от тишины. Что может быть приятней бездумного лепета листьев, тихого шуршания дождя? Разве только опера. Лишь бы только либретто не переводили с оригинала. Как только начинаешь понимать смысл арии, убожество слов разрушает волшебство музыки.
Жидкий белесый дымок вдруг начал куриться в зарослях недалеко от ворот. Как будто там горел костер и теперь его загасил дождь. Но костра и в помине не было. Дед-сторож не ходил в ту сторону, и не задымилась бы мокрая трава от брошенного окурка.
Белесый дымок продолжал тонкой наклонной струйкой уходить вверх. Хотят отвлечь, заставить сместиться в ту сторону?