Iskatel 1979 3 - Сергей НАУМОВ

Тот любовался царем: спит где придется — да, почитай, со­всем и не спит. Пьет натощак с матросами, что попало ест — и сноса нет. Двужильный! Крепок, ровно железо!

—   Бригадир! Переволоку держать в строгом секрете! Посе му всех жителей Твермшше переписать поименно и велеть никуда не отлучаться. Нарядить стражу. Ослушников казнить на месте.

Бакаев побежал искать переводчика.С другой стороны вырубки острыми лезвиями блеснул огонь — поджигали лес. Ветер вихрями понес вверх искры. Густые дымы, отгоняя висевшие над людьми комариные стол­бы, потекли к морю.Петр пытливым взглядом посмотрел на семенивших за Ба­каевым Розенкранца и финна, презрительно поморщился: черт возьми! — без паскудных иноземцев не обходится ни одно дело, даже самое пустое! После доноса о замыслах Алексея он перестал верить всем этим юрким 'прислужникам. Затем, хрустя валежником, пошел следом. Все трое обернулись на шаги и робко остановились.

—         Пошто он так немощен и слаб? т– еле заметно ухмыль нулся Петр, кивая на финна. — Заморыш, да и только. И одеж да — рванье! Лапти не чисто сплетены. Смотреть тошно.

Царь играл глазами — во взгляде не то веселье, не то бе­шенство. Датчанин презрительно кивнул в сторону финна.

—         Лучше не умеют плести, ваше величество, обленились, завшивели. Кнут здесь, видать, только понаслышке знают.

—         Бригадир! — Петр смотрел мимо Розенкранца, словно не слыша его ответ. — Повелеть обучить здешних чухонцев пле тению добротных русских лаптей!

Царь осмотрелся из-под руки на валку леса, молча зашагал назад, с храпом сминая тонкую поросль. Бакаев проводил его взглядом, скосил глаза на Розенкранца.

—         А где здесь лыка надрать на лапти? Спроси финна — ли па тут есть?

—         Есть, я сам видел, — заторопился датчанин. — Могу лы ко устроить с помощью солдат.

—         Ладно, займись, — медленно решился Бакаев, — только без бомбардирады — чтоб тихо все было!

Объяснив финну повеление царя, Розенкранц заспешилк солдатам. Сминая голубоватую от росы траву и продираясь сквозь смоляно пахнущие ели, Бакаев и финн пошли к де­ревне.Розенкранц лихорадочно заметался от одной страшной мысли к другой. Потел, бледнел, — путь к тому, что внезапно осени­ло, нащупывал опасливо, как в топком месте. Петр ходит без опаски. Подстеречь, выстрелить из кустов… Под ногами датча­нина грузно проседала болотная тропа, выступала бурая вода. Уверенность пропадала… Он задержался у сосны, злобно по­глядывая на следы, оставленные царем. Собираясь с новыми думами, отколупывал дрожащими пальцами липкие сосульки смолы. Облегченно вздохнул — решился — и надолго засмот­релся уже в другую сторону, в сторону моря, словно при­кидывая путь через болотные кочки, заросшие мхом и багуль­ником. Где-то там, за непролазным древесным подростом, по слитному гулу прибоя угадывался залив……Густая вечерняя роса уже клонила травы. Осторожно сту­пая по лесной прели, Розенкранц вороватыми кругами захо­дил вокруг матросов, взблескивавших топорами. Зорко вгля­дывался, что-то прикидывая и выбирая, шевелил сухими гу­бами.Пожилой солдат, мастеривший здоровенные сани, показался чем-то недовольным и злым — двигал густыми с проседью бро­вями, глухо ругался. Мушкет солдата был прислонеп у толсто­го дерева, шагах в десяти от саней…Розенкранц, обойдя подвижное кружевное пятно света, стал пробираться к дереву, надеясь незаметно достать мушкет из-за ствола. Когда он был уже почти у цели, под ногой треспула сухая ветка. Солдат повернулся, и Розенкранцу ничего не оставалось, как выйти из-за дерева.

—   Что, брат, тяжело? — спросил участливо.

Никола, отдуваясь, выпрямился, метнул острый взгляд из– под бровей.

—  Тяжко! — толчками перевел он дух. — На последних си лах…

—  Вижу, надрываешься! — датчанин затаил под опущенны ми веками волчий блеск.

—  Не я один, сударь. Вся как есть. Расея вконец умучи лась войной.

Иноземец махнул рукой — по лицу зыбью протекла расте­рянность. — Ладно, пойду я лыко драть.

—   Лыко! Какое такое лыко? — солдат криво улыбнулся. — А на что оно надобно тебе?

—   Велено обучить здешних чухонцев лапти плести.

—  Лапти? — совсем удивился Никола, потирая натруженные руки. — Да что ты, аль рехнулся? Сам высох и ум у тебя тож. До того ли теперь? Лезет тебе в голову — неудобь ска зать…

—  Царь так велел, — тяжело расклеил губы датчанин, — видать, сани твои не к спеху, раз такое дело велено.

—  Ой ли не к спеху? — Никола стал оглядываться, словно собрался кого-то позвать.

Напряженно следя за солдатом, датчанин юркнул под спасительные лапы елей.

— Вот выползень змеиный! — выругался Никола. По понизовью разливалась прохлада. Повеяло вечерним настоем смол, терпкой гарью выгоревших просек, запахами обо­жженной земли. На небо наползла темень.

Розенкранц, рывками хватая воздух, остановился. Оглянул­ся взбешенный и пошел назад, по своим же следам на примя­той траве. Ступал след в след. Вот и толстое дерево. Мушкет был на прежнем месте. Подкрался, качаясь тенью.

Солдат отдыхал — шумно переводил дух, засунув руку под густую бороду. Глянул в небо, взялся за топор и с кряком стал отесывать бревно. Вытянув руку, Розенкранц схватил за­потевший мушкетный ствол и бледным привидением пропал в густеющих сумерках.

Дав большой круг по лесу, Розенкранц успокоился и стал пробираться к лесосеке. Выбрал нехоженое буреломное место, зилег, изготовил мушкет.'Просека была видна как на ладони. Под злым прищуром датчанина сновали матросы, солдаты — носили бревна, тянули к морю огромные сани. Матерно покри­кивали прапорщики. Простоволосый полковник распекал за что-то небольшой замерший строй. Совсем рядом, звякая саблей и придерживая треух рукой, пробежал капитан.

Густея, растекалась темнота. Датчанин вглядывался в расто­ропную суету на лесоповале, со злобой ощущая, что глаза все чаще увлажняются слезой. Неистово тер глазницы кулака­ми, снова напряженно всматривался. Но рассудок уже подсо­вывал резонные сомнения: работы налажены, все идет своим чередом, и царь, видно, сегодня на лесосеку пе придет, тем­но уже…

«А если подобраться к шатру Апраксина? Нет… не удастся. Кругом охрана, караулы, до утра будут тлеть костры…»

Розенкранц поднялся, охваченный ненавистью, в тисках дур– цых предчувствий. Злобно воткнул мушкет стволом в землю. Быстро заскользил от опасного места в сторону темной прозе­лени парного болота. '