Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов - Михаил Сергеевич Трофименков

А еще на Фетисова и его «братьев» навели морок заокеанские колдуны с их 150 сортами колбасы в супермаркетах. Им вдруг показался не мил тот грубый, топором деланный, небогатый, но надежный родной дом, в котором они жили. Один за другим, кто со скандалом, как Фетисов, кто – без, они перебрались в НХЛ. Самое страшное, что злые колдуны рассорили «братьев» между собой. Касатонов не поддержал Фетисова в борьбе за право играть за границей, а потом сам уехал в Америку, и колдуны в издевку свели их вновь в одной команде.

То, что в Америке им пришлось не сладко, отнюдь не пропагандистский штамп: кадры говорят сами за себя. Если уж били их на арене, мстя за чуждое изящество, то так, что лед в кровавых разводах. Если хамили в газетах, то по-крупному. Дорогого стоит один заголовок: «Red Scare». Термин «красная паника» обозначал «красную» угрозу самим основам «американизма». В общем, как были они для Запада большевиками с ножами в зубах, так и остались.

Да, нашим парням удалось одолеть колдунов. Когда в 1997-м они выиграли Кубок Стэнли, болельщики вздымали самодельные плакаты с клятвами назвать детей «Славами Фетисовыми». Казалось бы, как иронично и печально комментирует Фетисов, «настоящая американская мечта». Но миф не может быть историей успеха – только историей преодоления. Кода: Фетисов возвращается на родину и, повинуясь призыву Владимира Путина, становится министром спорта. Но и это пустяк по сравнению с тем, что они с Касатоновым снова «братья»: колдовская паутина порвана.

Все так? Да, так. Все не так? Да, не так. Но эти «так» и «не так» работают, если смотреть на жизнь исключительно как на быт. Если же вспомнить, что Борхес вычленил в мировой культуре ровным счетом пять вечных сюжетов, то эпопея Фетисова идеально соответствует одному из них – возвращению домой. Ну а улыбка «Славы» не хуже улыбки Гагарина: кто не согласен, пусть первый бросит в него шайбу.

Красное небо. черный снег

Россия, 2003, Валерий Огородников

Высшим ленфильмовским пилотажем было снять в пику батальным эпопеям войну без войны. Войну как быт, быт – как войну. Сейчас военно-патриотическая пропаганда переживает второе рождение в уцененном виде. Возродился и ее ленфильмовский антагонист: место действия «Красного неба» – Урал-1943, лагерь для военнопленных, оборонный завод, воровская малина. Снимали в городе Сатка, где прошлое можно инсценировать, не старя искусственно быт, неизменный с первой пятилетки.

Если бытовой, недоговоренный стиль «Ленфильма» был «тезисом», то «антитезисом» – разоблачительное кино перестройки. Азартно и слепо оно истребило вместе с официозной ложью искренний пафос «священной войны». «Красное небо» – фильм «синтеза». Лозунгов никто не произносит, даже нарком Зальцман сверзится с импровизированной трибуны, едва заведет пафосную речугу. Война – несчастье, неизбежное зло: победа нужна ради восстановления нормальной жизни. Но герои, мягко говоря, нетипичны. Тем более что актеры или использованы в непривычном амплуа, или известны в театре, но кинематографом не «замылены».

Едва ли не второй раз за долгую карьеру вменяемую роль получил Александр Панкратов-Черный: герой Перекопа, начальник лагеря, выжига, морящий пленных голодом, неподдельно, смертельно страдающий, когда чекисты убивают его любимую овчарку. Петр Семак – загадочный Голембиовский, напоминающий богатырей Бориса Андреева из фильмов 1940-х, еще одно страдающее тело, путающее любовь с насилием, днем – стахановец, ночью – уголовник. Игорь Скляр – «железный» Зальцман, сталинский выдвиженец, местный царь и бог, пластичный, опасный в своем внезапном юродстве. Чистая, внеморальная власть, неуловимая, непредсказуемая.

Главный актерский сюрприз – Елена Калинина, юная актриса МДТ, сыгравшая несчастную воровку, артистичную психопатку. Огородников говорит, что сумел на съемках обуздать ее неконтролируемый темперамент. Если тот ураган в красном берете, одолженном у Евы Грин из «Мечтателей», который носится по экрану, это «укрощенная» Калинина, какова же она в «диком» состоянии? Ее героиню можно было бы назвать «вечным двигателем», если бы ее энергия не была энергией обреченности.

Существование фильма в двух версиях, экранной и телевизионной, обычно не идет на пользу ни той, ни другой. Режиссеры на недоуменные вопросы зрителей, не разобравшихся, что происходит на экране, часто отвечают: «Подождите, вот в телеверсии все будет разложено по полочкам». В случае с «Красным небом» ничего раскладывать по полочкам не хочется. Разрывы логических связок, невнятица отношений превращаются из недостатка в достоинство фильма. Нелогичность придает ему какую-то абстрактную красоту. Камера великого оператора Дмитрия Долинина ведет собственную мелодию, рисуя хаотичный мир в непрерывном движении, распад всех попыток имитировать нормальную жизнь. И несмотря на «реализм», благодаря этой пластической абстрактности фильм в целом напоминает мелькающие на экране видения военрука-эпилептика, принимающего эвакуированную дамочку за свою погибшую невесту и воображающего себя не в уральской глуши, а на романтическом испанском фронте.

Легенда о Каспаре Хаузере (La Leggenda di Кaspar Hauser)

Италия, 2012, Дэвид Манули

На закате СССР среди советских «неформалов» ходил такой анекдот. Октябрь 1917-го. С броневичка к толпе рабочих и солдат обращается Ленин-стиляга: «Социалистическая революция, о необходимости которой так долго говорили большевики, свершилась! А теперь – дискотека!!!» В этом анекдоте заключен весь фильм Манули. Только вместо Ленина – Каспар Хаузер, самый загадочный персонаж XIX века, помесь Железной Маски с Маугли.

Первые 16 лет своей жизни – до того, как утром 26 мая 1828 года его обнаружили стоящим на нюренбергской площади – Каспар провел неизвестно где, но то, что в одиночном заточении, это точно. Солнечный свет слепил его, желудок отвергал любую пищу, кроме хлеба и воды, он никогда не видел огня и снега, не смотрелся в зеркало. Его словарный запас ограничивался полусотней слов, зато таинственный тюремщик заставил его вызубрить две фразы: «Не знаю» и «Хочу быть кавалеристом, как мой отец». Каспар стал европейской сенсацией, жил то у одного нюренбергского нотабля, то у другого, пока 14 декабря 1833 года «черный человек» не нанес ему смертельную колотую рану: через три дня Хаузера не стало.

Это было уже второе покушение на него: при первом, также совершенном 17 октября 1829-го средь бела дня душегубами, похоже, уверенными в своей безнаказанности, он отделался тяжелой раной. Откуда он пришел, кем был, кто убил его – ответа нет