Ильхо (СИ) - "Мина У."

— Прости, но я не понимаю тебя, — Кай подался вперед и оперся локтями о колени, сцепив руки в замок. — Ты и впрямь выбираешь добровольное заточение?

Его до жестокого неумолимый взгляд вдруг пронзил Ильхо до самого нутра. Будто Каю было физически больно наблюдать за его, Ильхо, жизнью и за принятыми решениями.

Однако он ещё не вполне понимал, в чём его обвиняют. Как не понимал, что именно собирается защищать.

Но Кай не собирался развивать свою мысль. Он с сожалением усмехнулся, поднялся и вышел из гостиной без объяснений и лишних взглядов.

Ильхо остался один.

Смятение в его мыслях передалось дрожью рукам. От желудка к горлу поднималась волна тревоги, чтобы разлиться во рту тошнотворной горечью.

Какое-то время он ещё стоял, прикованный к месту, но потом медленно побрёл из гостиной, даже толком не понимая, куда направляется. Наверное, к себе…

Но ноги, тяжелые, непослушные, будто чужие, несли его к библиотеке. Ильхо остановился в галерее и, вцепившись в каменное ограждение, поглядел на небо. А ведь ему почти удалось обмануться. И ведь заблуждаться было так легко, так радостно. Он, Этерь, этот остров…

Хотя…

Нет.

Почва из-под ног уходила с устрашающей стремительностью. А он скользил по склону, цепляясь содранными в кровь пальцами за выступы, за мокрую податливую глину, за камни, за корешки, и падал, падал, падал, чтобы расшибиться о камни и быть смытым свирепым прибоем. И даже крик его никто не услышит в этом неистовом рёве стихии.

— Ильхо?

На мгновение сердце сладко сжалось — он принял её за Этерь, но это была всего лишь Кайя.

— Боже, так поздно! Вы всё это время простояли здесь?

Остров просто звенел тишиной, как он раньше этого не замечал?

— Да, я… задумался, — он отвернулся от неё, чтобы даже в этом тусклом свете она не видела, как он хмур.

Но Кайя не собиралась уходить. Она всё стояла и стояла где-то позади. Нужно было сказать что-то, чтобы она оставила его в покое, но слова не шли.

— Ох, Ильхо, мне так жаль тебя!

Вдруг она подошла и припала к его спине, обняла так крепко, что Ильхо пошатнулся.

— Ильхо, милый!

Она прижималась, тёрлась щекой о лопатки и — почувствовал он с дрожью — оставляла легкие поцелуи, что ощущались даже сквозь рубашку. Он повел плечами, пытаясь стряхнуть и её прикосновения, и то, как они отзывались в нём, но понял, что на рубашке, на спине у него слишком мокро.

Ильхо изумленно обернулся.

Кайя плакала, действительно плакала!

— Я вижу, что ты делаешь со своей жизнью. Позволь помочь тебе! — взмолилась она, обняв его лицо. Заплаканная, растрепанная, в одной сорочке, она была как никогда прекрасна — но это Ильхо замечал отстранённо, где-то на краю сознания. — Позволь увезти отсюда!

— Но я тебя не люблю, — прошептал он заворожённо, не в силах возразить, когда она принялась оставлять поцелуи на его лице: на щеках, на губах, на шее.

— И не надо, не надо. Любовь придёт, если ты захочешь. Не губи себя, пожалуйста!

Он неприкрыто простонал, когда Кайя выдохнула эти слова ему в губы и поцеловала, глубоко, жадно, как если бы пыталась подсадить свой жар ему как можно дальше, на самое основание языка, давя, лаская, играясь.

«Да, — пронеслось предсмертным импульсом в мозгу. — Вот он, простой выход».

И тогда Ильхо положил руки ей на талию и притянул ближе. Она обвила руками его шею, её слёзы высохли.

Пока они поднимались к нему, они не смотрели по сторонам, кружась и встречая спинами стены и преграды, оставляя незримые следы рук на камне, позволяя эху своих стонов гулять по анфиладам.

Чем больше его сжигала подожжённая ею страсть, копившаяся в нём так долго, но не к ней, тем больше захватывала тревога и тем отчаяннее старался он забыться.

Утром всё будет хорошо, утром он посмотрит на своё будущее кристально чистым, не замутнённым страхами взором.

========== Глава 12 ==========

Барудо сполоснул лицо пресной водой, принесённой из источника. Сегодня выходной, и ему нет надобности идти в лавку, а жаль… Было бы чем заняться. Ему уже не хватало болтовни Этрь, её шуток и задорного характера.

Она напоминала ему сына. Не характером, а своей молодостью и верой в лучшее в мире и людях.

Барудо вышел на свежий воздух, оставив лачугу проветриваться. Отсюда открывался вид на песчаную косу и украшенный солнечными бликами океан. Его нога зажила, даже рана затянулась так, что он не мог при всём желании разглядеть следы укуса.

Не сходилось что-то: во всей этой истории существовал изъян.

Ужасная догадка вдруг пустила корни в его сердце. А что, если его сын вовсе никуда и не отбывал? Как Лут.

Всё ведь одно к одному: человек пропадает, а наутро Герцог объявляет, что всё в порядке и нет повода для беспокойства.

Ноги подкосились, и Барудо опустился на плетёное сиденье у стенки лачуги. Неужели и его мальчика утащила на дно морское эта тварь? Губы задрожали, и, прикрыв лицо руками, старик заплакал.

Нет, всё могло быть не так плохо. Нет оснований не верить Герцогу, тот всегда был добр к ним, к каждому на острове. Зачем бы ему покрывать морское чудище?

Барудо цеплялся за надежду как мог, но сердце его болело, и он догадывался, что так будет теперь всегда.

Неуверенным, старческим шагом он поплёлся в бар к Аурии, чтобы она по доброте душевной плеснула ему водки.

***

Чёрный шёл Ильхо, а уж чёрный, расшитый бирюзовым — тем более. Кайя не могла на него наглядеться. Даже его осанка внезапно претерпела изменения, или раньше у него просто не было случая нести себя так прямо, так степенно?

Она держала Ильхо под руку, когда они прогуливались после завтрака по замку. Кайя ничего не стала ему говорить о женитьбе: ни рано утром, ни когда они встретились в столовой. Этот шаг он должен был сделать сам. А в том, что он его сделает, она не сомневалась.

Дорогой Кай сопровождал их, развлекая её непринуждённой беседой. Это было очень кстати, ведь сам Ильхо сегодня больше думал, чем говорил. Кайя не опасалась его отрешённости. Ему о многом нужно было договориться с собой, конечно же. Страшно, когда жизнь меняется в одночасье, но она готова была помочь ему в этом, как только его шок пройдёт. Тогда же, кстати, она собиралась вытащить из него всё, что он знает о делах отца.

Их отплытие оставалось вопросом даже не нескольких дней — возможно, лишь суток — полутора, и оно лучше всех прочих обстоятельств и увещеваний должно было подтолкнуть Ильхо произнести верные слова.

Они уже строили с братом прекрасные планы, связанные с возвращением. Кай предавался размышлениям, открыт ли их дом в столице и если нет, сколько времени понадобится прислуге, чтобы подготовить всё к их приёму. Пошлют ли они письмо сразу же из порта? Или всё же лучше добраться сначала до поместья, где обосновался отец?

Они могли бы разделиться. Каю наверняка нужно будет осветить все подробности их путешествия перед родителем. А Кайя могла бы сразу же направиться в столицу. Тем более, если её будет сопровождать Ильхо. Но последнюю мысль она, конечно же, не озвучила вслух.

И, естественно, к этому времени они должны будут пребывать в новом статусе. Она многое может себе позволить, но не делить дорогу один на один с мужчиной, не являющимся её родственником или мужем.

— Милый Ильхо, а кто же обручает здешних поселенцев? — спросила она словно невзначай, разбавив беседу праздным вопросом.

— Раньше это был мой отец, но теперь на мысе есть церковь и священнослужители, — его взгляд блуждал по окрестностям, что можно было обозреть с этой стороны замка, и ни разу не обратился ни к её лицу, ни к лицу брата.

— Так странно, что я ни разу не бывал там, — заметил Кай. — Есть на что взглянуть?

Ильхо покачал головой, обратившись мыслями чуть ближе к реальности.

— Только одинокая постройка и три священника.

— Ещё там живёт Этерь, — добавил он, словно в этом был смысл.

— Твоя подруга? — спросил Кай с той вспыхнувшей в глазах искрой, что Кайя всегда связывала в нём с охотой: на секреты, выгоду или же трофеи.