Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, важнейшие официальные акты, подобные Большой ретре, записывались и хранились в Спарте. Сам Ликург и его окружение скорее всего уже обладали высокой письменной культурой. Существует традиция, связывающая Ликурга с гомеровскими поэмами. Во время своих путешествий он будто бы посетил Ионию и переписал поэмы Гомера, воспользовавшись экземпляром, хранившимся у потомков самосского рапсода Креофила. Как утверждает Плутарх, поэмы Гомера его увлекли не столько литературными достоинствами, сколько тем, что он нашел в них «чрезвычайно много ценного для воспитателя и государственного мужа» (Lyc. 4, 5). Этот рассказ, даже если в основе его лежит анекдот, тем не менее весьма любопытен. В нем отражено представление древних о наличии в Спарте очень ранней письменной традиции.
Предание тесно связывает Ликурга с Дельфийским оракулом. Впервые версия о том, что Ликург получил свои законы от Дельфийского Аполлона, встречается у Геродота. Но он не отвергает и критское происхождение законов, утверждая, что так думали сами лакедемоняне (I, 65, 4). Совершенно отбрасывает критский вариант Ксенофонт. По его версии, санкцию на введение в Спарте новых законов Ликург получил из Дельф, а не вывез с Крита. Здесь Ксенофонт, конечно, только повторяет господствующую в его время официальную версию о дельфийском происхождении законов Ликурга.
Согласно Ксенофонту, Ликург обращался в Дельфы только один раз, причем отправился он туда не один, а в компании «с самыми знатными людьми». Но, судя по сохранившемуся фрагменту из «Лакедемонской политии» Аристотеля, Ликург неоднократно совершал визиты в Дельфы для консультации с Аполлоном (fr. 535 Rose3). Климент Александрийский также, ссылаясь на Платона, Аристотеля и Эфора, утверждал, что Ликург регулярно посещал Дельфы (Clement. Alex. Stromat. I, 26, 170, 3). Взгляд, что Ликург получил свои законы именно в форме оракула, был общепризнанным в древности. Об этом свидетельствуют все древние авторы, которые так или иначе касались темы спартанской евномии, Большой ретры или Ликурга.
Ликург, вводя в начале архаического периода новую конституцию, не изобрел ни одного нового органа власти, но радикально преобразовал уже существующие, создав «из племенной монархии полис». Кардинальные изменения затронули и герусию. В чем конкретно эта реорганизации выражалась, трудно сказать, но все древние авторы единодушны в том, что герусию в ее классическом виде учредил именно Ликург. Скорее всего законодатель, сохранив совет старейшин, изменил способ комплектования и численный состав геронтов. Он сделал герусию независимой от царей и наделил ее большей, чем прежде, властью. Можно сказать, что Ликург «вмонтировал» герусию в новую политическую структуру. При нем, видимо, были определены основные параметры ее деятельности, которые оставались неизменными на протяжении долгих веков. После Ликурга герусия, видимо, была ограничена в своей численности 28 членами и стала комплектоваться строго по возрастному и сословному принципу: туда из поколения в поколение попадали представители одних и тех же знатных семей вне зависимости от их принадлежности к той или иной родовой филе. Первыми геронтами «нового призыва» стали личные друзья и сторонники Ликурга. Так, во всяком случае, утверждает Плутарх со ссылкой на Аристотеля (Arist. ар. Plut. Lyc. 5, 12). С введением Ликурговой герусии Спарта превратилась в полис с аристократической формой правления.
Античная традиция в том виде, как она представлена у Плутарха, приписывает Ликургу всю коллекцию особенностей государственной и общественной жизни Спарты. Эта традиция идет еще от Аристотеля. Великий политолог древности считал, что Ликург создал совершенно новую конституцию, регулирующую всю жизнедеятельность полиса (Pol. II, 9, 1 1273b 30–35)[7]. И в этом Аристотель по большому счету прав. Как правило, радикальные политические реформы всегда сопряжены с одновременным социальным реформированием общества. Конечно, не все преобразования были осуществлены Ликургом, но в главных чертах именно он был автором политического и социально-экономического реформирования спартанского общества на рубеже IX–VIII вв. Именно это основное качество законодательства Ликурга — его всеобъемлющий характер — и отметила традиция.
В полной мере этот взгляд характерен и для Плутарха. Знаменитый биограф рассказывает, что, когда Ликург вернулся в Спарту после длительного отсутствия, он немедленно «принялся изменять и преобразовывать все государственное устройство», поскольку «был убежден, что отдельные законы не принесут никакой пользы» (Lyc. 5, 3).
Предание приписывает Ликургу не только те установления, которые были прописаны в Большой ретре. Согласно Плутарху, Ликург также был автором общественных обедов и знаменитой системы спартанского воспитания (агогэ). Плутарх называет учреждение общественных трапез самым прекрасным преобразованием великого законодателя. Вот как он описывает сисситии: «Граждане собирались вместе и все ели одни и те же кушанья, нарочито установленные для этих трапез; они больше не проводили время у себя по домам, валяясь на мягких покрывалах у богато убранных столов, жирея благодаря заботам поваров… точно прожорливые скоты… Благодаря совместному питанию и его простоте богатство… перестало быть завидным… Невозможно было ни воспользоваться роскошным убранством, ни насладиться им, ни даже выставить его напоказ… коль скоро богач ходил к одной трапезе с бедняком. Нельзя было и явиться на общий обед, предварительно насытившись дома: все зорко следили друг за другом и, если обнаруживали человека, который не ест и не пьет с остальными, порицали его, называя разнузданным и изнеженным» (Lyc. 10).
С помощью общегражданских трапез, государственного воспитания и других подобных преобразований Ликург заложил основы нового общества, оказавшегося уникальным для Греции явлением. Благодаря резкому слому всех жизненных установок был искусственно создан новый гражданин, для которого интересы государства стояли намного выше его частных интересов. Прекрасно об этом сказал Плутарх: «Одним словом, он (Ликург. — Л.П.) приучал сограждан к тому, чтобы они и не хотели и не умели жить врозь, но, подобно пчелам, находились в нерасторжимой связи с обществом, все были тесно сплочены вокруг своего руководителя и целиком принадлежали отечеству, почти что вовсе забывая о себе в порыве воодушевления и любви к славе» (Lyc. 25, 5). В сисситиях культивировался дух воинского братства. Мнение узкого круга сотрапезников для любого члена обеденного клуба было настолько значимо, что полностью определяло стиль его поведения. На основе подобного самосознания в Спарте успешно формировалась массовая военная элита. Благодаря совместным трапезам ее участники начинали чувствовать себя в некотором роде братьями,