Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

— Он приехал, — зло прошипела она. Дебора начала щипать его, что, в конце концов, вынудило его наконец-то разлепить сонные глаза.

— Пошла вон! — Джеймс оттолкнул от себя девушку, и та едва не упала.

— Пеняйте на себя, мистер Джеймс, — дерзко бросила она, прежде чем уйти, так и оставив чёртовы двери открытыми. Джеймс же накрылся одеялом с головой и продолжил свой сон, что было не так уж затруднительно сделать, когда он оказался в постели лишь в половине шестого утра.

Ему удалось уснуть так быстро, что парень и позабыл о жажде. Голова по-прежнему раскалывалась, но это едва ли мешало ему продолжать проживать мгновения в открытом пространстве собственного подсознательного воображения. И под тонким одеялом он не сумел услышать других шагов, стремительно приближающихся к его комнате.

Одним резким движением с него было сдернуто одеяло. Свет болезненно ударил в ту же секунду по глазам, тело обдало освежающей разум прохладой. Не успел парень что-либо сообразить, как ему в лицо плеснули водой, что вмиг заставило его проснуться.

Джеймс намерен был вылить всю свою злость на Дебору, но над ним навис отец, хмурое лицо которого свидетельствовало исключительно о том, что он был, как обычно, не в самом лучшем расположении духа. Обратного от него не было смысла ожидать. Парень подозревал, что о его ночных похождениях отцу было всё известно. На нем с незапамятных времен стояло клеймо позора семьи, и лишь в последние годы своей жизни Джеймс упорно доказывал, как сильно заслуживал этого звания. Ведь если прежде его это немало коробило, то теперь было ровным счетом плевать.

— Через пять минут ты будешь сидеть вместе с остальными за завтраком, — сухо и строго произнес родитель, не размениваясь на любезности, которые Джеймс мог заслужить после двух месяцев разлуки. Впрочем за отцом у него не было времени скучать, а даже если и находилась скучная минута-другая, он думал о нем в последнюю очередь.

Не сказав более и слова, отец ушел. В дверях Джеймс заметил Дебору, которая смотрела на него со злосчастной улыбкой, превозносящей её правоту над его. Он бросил в девушку подушку, всполошив её, как птицу, с места. Девушка быстро взбежала вниз, оставив его одного.

Преодолевая боль, Джеймс нехотя оделся. Комната медленно наполнялась духотой, когда солнце поднималось всё выше и выше. Воздух становился плотнее, и даже ветер снаружи едва ли разбавлял обстановку. Он успел вспотеть, пока одевался, хоть и выбрал самую легкую рубашку и брюки, в которые небрежно заправил её полы.

Первым делом он прошел в ванную. Плеснул в лицо прохладной воды и пил, пока жажда не угасла. Оказавшись в просторной столовой, Джеймс обнаружил там же отца и мать, которые умолкли в ту же секунду, как заметили его, что означало исключительно одно — они обсуждали парня. Мать тут же опустила глаза в пустую тарелку, стиснув крепко челюсти от злобы, отец смерил строгим взглядом. Он занял своё место, обрадовавшись тому, как предусмотрительно миссис Льюис сделала ему раствор от похмелья, который парень успел принять.

— Неужели Оливеру не сообщили о твоем приезде? — иронично подметил он, указывая на пустующее рядом с собой место брата. Послушный и ласковый по своей натуре тот был любимчиком, чем сильно раздражал Джеймса. В то же время брат оставался его единственной потехой, покуда он мог измываться над ним в свое удовольствие, а тот в силу мягкости своего характера никак тому не сопротивлялся.

— Он собирает вещи, — ответил отец, не смягчая сурового тона.

— Неужели он покидает наше общество так рано? — парень раскинулся на обоих стульях. Забросил руку на спинку одного и почти что полулежа сидел на другом. Поза была не самая удобная, но Джеймс знал, что это выводило отца из себя, а потому не смел чего-либо менять. — Когда могу быть свободным и я?

— Отсюда ты сразу поездом доберешься до Оксфорда. Твой приезд в Лондон не будет такой уж необходимостью.

Дебора начала подавать завтрак, но никто и не думал обращать на неё внимания, покуда девушка уже давно стала неотъемлемой частью любого дома, где они пребывали, как и миссис Льюис. Кромфорди относились к ним скорее, как к данности, во многом находя своё отличие с ними. И хоть отношение к ним было самое терпимо приятное, оно оставалось пренебрежительным, чего никто не пытался отрицать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Миссис Кромфорд шепотом попросила девушку открыть в столовой окна, покуда очередной жаркий день начинал набирать обороты. Джеймсу и без того было млостно, но ему покуда лучшей идеей казалось выпить чаю со льдом, о котором он в свою очередь попросил девушку, вынудив ту разрываться между двумя обязательствами. И всё же материн приказ она выполнила первее.

— Ты вчера опять играл в карты? — отец стал разделывать яичницу, но даже за едой не терял бдительности. Он был не из тех людей, которые могли сосредотачиваться на чем-то одном, в чем, как сам мужчина полагал, и был залог его успеха.

— Да, и между прочим даже выиграл, — набив рот едой, ответил парень. Мать зло зыркнула на него, из-за чего он чуть не подавился, но это был её фирменный взгляд. Другим она его не обдавала, поэтому Джеймс старался ему не внимать. Осушив залпом стакан воды, он продолжал набивать рот и дальше.

— Тем не менее, ты вернулся домой без брюк, — продолжал отец. Конечно, Дебора не могла на него не доложить. Хоть девушка оставалась верной Джеймсу, не выказывая его сразу, но с легкостью ломалась всякий раз, как мистер Кромфорд о чем-либо её спрашивал. Однажды она призналась Джеймсу, что не могла сопротивляться его воздействию, а потому предупредила заранее, что будет не самой надежной в хранении его мелких тайн. Кто же знал, что отец вернется из Лондона так рано.

— Проиграл всего последнюю партию, — парень закатил глаза. — Зато я выиграл несколько сотен фунтов до этого.

— И где же они?

— Чёрт! Они остались в брюках, — Джеймс ударил себя ладонью по лбу, обреченно вздохнув. Приборы звучно упали на тарелку, сотрясая медленно нагревающейся воздух. — Я их верну. Сегодня же…

— Он безнадежен, — холодно произнесла мать, аккуратно сложив приборы. Женщина вытерла уголки губ салфеткой, прежде чем подняться с места, оставляя завтрак недоеденным. Она почти и не притронулась к еде, и Джеймс подозревал, что вина за это лежит на нем. — Прости, у меня жутко разболелась голова. Я ненадолго прилягу, — тихо и кротко ответила она мужу, когда тот положил свою ладонь поверх её, предлагая остаться. И он отпустил жену, не став перечить её желанию.

— Тебе нужно взяться за голову. В конце концов, тебе уже двадцать лет, Джеймс, — отец перестал есть. Джеймс же продолжал трапезу, как ни в чем не бывало, оставаясь упрямым в своем решении не обращать на мужчину внимания. — Ты только посмотри на себя, — усмехнулся мистер Кромфорд. — Приведи себя в порядок. Постригись, побрейся, надень приличный костюм и заканчивай с этими глупостями. Мне предстоит оставить тебе всё нажитое мной годами, но я не доверил бы тебе и запонки мои застегнуть.

— Можешь оставить всё Оливеру. Не велика беда, — хмыкнул парень. Краем глаза он заметил застывшую фигуру Деборы, которая держала поднос с тремя стаканами чая со льдом. Девушка не решалась нарушить их разговора, а у него снова сушило горло.

— Думаешь, сможешь прожить без моих денег?

— Я не это говорил, — он подозвал жестом руки Дебору к себе. Её нерешительность едва ли была уместна теперь.

— Тогда ты ещё глупее, чем я полагал, раз думаешь, что сможешь получать деньги, не прилагая никаких усилий к тому, чтобы их заработать, — мистер Кромфорд прямо-таки расхохотался. — Тебя нужно наконец-то проучить, парень.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И что ты сделаешь? Ещё один год в университете уже оплачен. Апартаменты тоже, — он смотрел на отца с вызовом. Живой огонь плескался в его темных глазах. Джеймс откинулся на спинку стула, отодвинув от себя пустую тарелку.

— Избавлю тебя карманных денег. До конца учебного года. Как тебе мой ход? — отец смотрел на него с едва ли скрываемым презрением. И всё же это никак не действовало на Джеймса, который был достаточно безразличен к отношению родителей к нему, чтобы внимать угрозе, воспринимаемой не более, как блеф. — Ты найдешь себе работу и узнаешь цену своих удовольствий.