#черные_дельфины - Мария Долонь

– Ничего не трогать! – рявкнул следователь и поправил фуражку. – Зачем вы приехали к пострадавшему? Кем вы ему приходитесь?

– Я с ним работала. Я привезла ему… Я пригнала ему машину.

– В каком смысле?

– Он вчера был у меня. Мы выпили, он вызвал такси. Хотел вернуться за машиной утром. Но не вернулся, – проговорила на автомате Инга и опять сорвалась на крик. – Он не мог сам! Его убили!

Оперативники поставили стремянку, срезали веревку. Трофимыч подошёл, встал рядом подстраховать. Инга где-то слышала, что воздух, накопившийся в легких висельников, выходит с шумом, чуть ли не стоном, когда стягивают петлю. Но стона не было. Только стук об пол, словно упало массивное деревянное кресло.

– Лейтенант, тут на столе записка! «В моей смерти прошу никого не винить». Подпись, без даты.

– Какая записка? Чья? – сонно спросила Инга и подошла к столу. Буквы были заострёнными, узкими – в манере Олега.

– Почерк узнаёте? – спросил лейтенант.

Инга кивнула и выдавила слова с усилием, как подсохшую краску из тюбика:

– Это его… Но он не мог…

Ощущение абсурда, навалившееся на неё, ослабло. Его больше нет. Будто одна эта записка удостоверяла смерть Олега – окончательно.

– Приобщите к делу, – приказал лейтенант. – Вот. А вы говорите – убили! Так, значит, работали вместе. А родственники у погибшего есть?

– Да, мама и сестра. Господи, им же надо сообщить!

– Жена? Дети?

– С женой в разводе. Детей нет.

– Значит, так, мы опечатываем помещение, изымаем технику. А вам на время проведения следственных действий нельзя покидать пределы Москвы. Если понадобитесь – вызовут повесткой. Паспорт ваш давайте! Адрес регистрации совпадает с фактическим местом жительства?

– Да.

– Вот и хорошо.

– Да что ж хорошего! Как же можно? Почему? – закричала Инга.

Трофимыч подошёл к ней, крепко взял за плечи и встряхнул:

– Не здесь! Не здесь!

Инга взяла сумки Олега, брошенные у порога.

– Это ваше? – покосился на неё оперативник.

– Да, моё, – сказала Инга с неожиданной твердостью.

– Значит, помните, да? Никуда не уезжаем.

Они ещё долго ждали машину, которую санитары обозвали труповозкой: эти никогда не торопятся. Через час – Инге показалось, что прошла целая вечность – к подъезду Олега подъехал минивэн, и тело её друга, всё это время лежавшее на полу у входной двери и накрытое простыней (Трофимыч снял прямо с расстеленной кровати, ещё вчера Олег спал на ней, и жизнь шла как ни в чём не бывало), увезли в морг.

Когда ритуальная машина скрылась за торцом дома, Балясина попрощалась и, всхлипывая, вытирая платком взмокший лоб, пошла к метро. Инга стояла у домофона, растирая ладонями лицо.

В такой ситуации я бы поехала только к нему. К нему! Он был ближе всех. А теперь? Теперь мне куда?

Глава 2

На улице моросило с самого утра. Окно было пыльное, и дождь оставлял на нём дорожки. Инга вела по одной – палец, острый и хищный, с красным лаком на ногте, преследовал маленькую прозрачную каплю. Мчал за ней на полной скорости, чтобы догнать и раздавить. Но каплю защищала толща стекла. Она была в безопасности.

В другой руке она сжимала трубку. Инга в который раз за двое суток набирала спасительный номер Жени Холодивкер – и рассказывала, рассказывала, про тень на полу, про нечеловечески вытянутую фигуру, про язык. Как только оттаяла от шока и каждая новая деталь стала вспыхивать в её памяти уколом в висок, Инга звонила Жене.

Без судмедзаключения Холодивкер они бы не раскрыли своё первое дело, тогда Олег назвал её «нашим экспертом по жмурикам». Инге казалось, что они с Женей знакомы с детства, хотя никогда не было у неё таких подруг, которые бы не тяготились одиночеством, не особо следили за собой и тратили бы время на сложные философские рассуждения.

Она одна была способна слушать Ингины описания трупа спокойно и терпеливо. Не раз ей в анатомичку привозили жертв самоубийств, она прекрасно знала все подробности в теории и на практике, но то, что от Штейна, такого сильного, живого, юморного, осталось лишь изуродованное тело висельника – потрясло даже её.

Подошла Катя, осторожно вытащила трубку из окоченевшей Ингиной руки:

– Мам, хватит звонить Жене. Ты же можешь поговорить со мной.

Она уже надела чёрную водолазку и джинсы, волосы заплела в косичку и выглядела ребёнком, хоть и старалась вести себя по-взрослому.

– Недавно ты была такой маленькой, – сказала Инга. – С горшка мне кричала: «По-пу!!» Горшок был в виде кошечки. Слово «мамапапа» везде писала, думала, что так правильно – слитно.

– Как Кефира принесли, помнишь?

– Конечно! Сначала хвост поджимал, потом ластился, потом осмелел и стал хватать за пятки, и ты на диван залезла. Он круглый, как шарик, не мог за тобой. А у Олега не было детей. Всё казалось: потом. А теперь всё. Никакого «потом» уже не будет.

– Почему он это сделал? – спросила Катя. Она посмотрела вверх, утирая слёзы.

– Я не знаю. Не понимаю. Он не собирался. Кажется, его что-то беспокоило в последнее время, я сваливала всё на нашу работу. Видимо, было что-то посерьёзнее. Но всё равно – разве это выход? Ни в коем случае! Ты слышишь? Никогда нельзя даже думать об этом!

Инга обняла дочь, и впервые за долгое время Катя не отстранилась. Они постояли молча. Новые капли разлиновывали окно. «Наклон в точности такой, как в прописях», – машинально подумала Инга. В доме напротив кто-то вышел на балкон покурить.

– Пойдём, – сказала Катя, высвобождаясь из Ингиных рук. – Скоро папа заедет. А нам надо поесть: хочется не хочется – надо. Предстоит тяжёлый день.

«Как же ты выросла!» – хотела сказать Инга, но Катя уже ушла на кухню.

Они допивали чай, когда позвонили в дверь.

– Девять двадцать, – глянула Катя на свой телефон.

– Как всегда, пунктуален! – сказала Инга про бывшего мужа. Костя, её водитель, уже ждал их внизу.

Катя открыла отцу и поцеловала его в щёку.

– Едем? – спросил Сергей. – Ты как?

– Нормально. – Инга застёгивала высокие кожаные сапоги. Ей захотелось надеть тёмные очки, чтобы никто не видел её заплаканных глаз, но день был пасмурный, и она удержалась. Оставила их на комоде в прихожей.

– Возьми, – тихо сказал Сергей, угадав её желание.

– Не нужно, – сухо отрезала Инга.

– Я пойду Дэну звякну, – сказала Катя.

Но их сосед уже стоял на лестничной площадке и ждал, прислонившись к стене. Он работал стилистом, часто помогал Инге и Олегу при съёмках для видеоблогов и хорошо знал Штейна.

– Привет, соседка, – сказал он, опустил глаза, попытался улыбнуться – не вышло.

Дэн протянул руку к Кате, потрепал её по голове – искал выход из неловкой ситуации.

Ему странно, неуютно. Он вышел из квартиры только что, а уже мечтает вернуться обратно.

Прощания в церкви не было. Приехали сразу на кладбище. Правая сторона площади перед воротами навязчиво пестрела ядовитыми оттенками оранжевого, зелёного, лилового. Разномастные искусственные цветы торчали из пластиковых ваз. Крикливой бесцеремонной пошлостью они врывались в горестный пейзаж. Сломленные потерей люди и равнодушные дальние родственники, коллеги скупали их, потому что так принято.

У одного из ларьков стояла мешковатая фигура в чёрном мужском пальто, так что сразу и не разглядишь в рассеянном покупателе женщину. Короткие чёрные волосы с проседью намокли от дождя. Полные губы выражали усмешку, а в живых проницательных глазах, обрамленных изящной оправой очков, мерцала любознательность.

– Покупать будете? – с раздражением спросила её расписная пятидесятилетняя матрёшка за прилавком.

– Нет-нет, что вы! Зачем? – изумилась женщина, вопрос показался ей нелепым.

– Женя! – окликнула её Инга.

Женщина подошла к Инге и неловко обняла её.

– Блять, никак в голове не укладывается! Такой мужик, в расцвете лет! – ругнулась она. – Как ты?

– Все говорят: держись! Вот держусь! – ответила Инга, подавляя слёзы. – А что ты тут стоишь? Договорились же у входа.

– Я пораньше приехала – хожу смотрю. Интересно!

– Тебе на работе покойников не хватает? – удивилась Инга.

– Там – другое. Работа с биоматериалом. Всё, что происходит здесь, имеет к этому биоматериалу косвенное отношение. Тут ритуальная терапия для близких. За пределами моей сферы. Но очень познавательно для понимания механизмов нашего сознания. Принятие смерти – вот его главный непреходящий челлендж.

В присутствии подруги Инге стало легче. Она взяла её под руку, и они вместе направились к толпе, собравшейся у входа. Сергей с Катей последовали за ними.

Хоронить глянцевого фотографа Олега Штейна собралось много народу. Инга безошибочно определила, что вся эта разномастная толпа пришла к нему. У многих она считывала притворство в выражении лиц и позах. Этих привёл интерес к зловещей смерти – самоубийству. Им не лень было тащиться сюда в непогоду, чтобы набраться впечатлений и потом в курилках делиться сплетнями, но тут они выученно изображали скорбь. Немногие друзья, художники, близко знавшие Штейна, тихо курили в стороне, равнодушно смахивали капли дождя с отягощенных похмельем лиц.