#черные_дельфины - Мария Долонь

– Я хотела спросить! Дай же мне трубку! – просила Эмма Эдуардовна.

Лиза вздохнула, в трубке что-то зашуршало.

– В списке наследников есть ещё какая-то… – снова заговорила Эмма Эдуардовна, – Постникова Ольга Вячеславовна. Ты не знаешь, кто это? В первый раз слышу это имя.

– Я тоже слышу впервые, – ответила Инга.

Глава 4

Вставать в 6:45 и будить Катю в школу было тяжело. Инга просыпалась только под струёй воды в душе. В ушах стояли обрывки разговоров с Олегом: она старалась дословно вспомнить всё, что Штейн говорил ей про Жербаткина. Тогда, пару недель назад, они тоже сидели у неё на кухне – устраивать мозговой штурм за бокалом вина было их славной традицией. Инга помнила, как Олег наклонился к сумке из-под ноутбука, достал документы:

–  Вот! Акт последней экспертной оценки. «Состояние фундамента ЦГФО неудовлетворительное, цоколей и отмостков, – он сделал ударение на этом слове, – неудовлетворительное, стен – неудовлетворительное. Лепные, скульптурные и прочие декоративные украшения утрачены».

–  Отмостков? Так и написано?

–  Да! Они писать толком не умеют! Что отмостка, что подмостки – им всё равно. А ты говоришь – история!

–  Зато умеют придумывать заумные аббревиатуры.

–  Это не просто аббревиатура, Белова! Это путь к баблу. Их проблема ведь в чём: самая дорогая недвижимость – в центре города. Так называемая золотая миля. Как назло, все исторические памятники – тоже там. Что делать застройщику, чтобы выжать из них деньги? Реставрировать – дорого и долго. Тогда они полезли в закон и вырвали оттуда обтекаемый термин – ценный градоформирующий объект.

–  ЦэГэФэО!..

–  Именно! Относится этот термин – тяжелый, еле выговоришь – исключительно к разделу об исторических поселениях, коими не является ни один из районов Москвы. Но кого это волнует? Вырвали его оттуда, как зуб молочный, и используют для всего, что прилично назвать памятником и на что уже потекла слюна.

–  Подожди, – Инга выставила вперёд ладонь, чтобы прервать его, – то есть получается, что ЦГФО – есть, а порядок действий с ними вне исторических поселений никак в законе не прописан?

–  Ты моя ума палата! – Штейн прищурился. – А коли в законе нет, исходим из практики. А на практике назначают…

–  …реконструкцию, – сказали они хмуро вместе. Олег отпил из бокала:

–  Ну и ты не хуже меня знаешь, что реконструкция – это тебе не реставрация. Реконструкция разрешает «адаптацию здания под современные нужды», что каждый понимает в меру своей испорченности.

–  Вплоть до сохранения одного фасада, – вставила Инга.

–  …и многоуровневых парковок под землёй плюс три-пять этажей сверху, – закончил Штейн. – Теперь по существу: ЦГФО перестраивают как хотят; памятники – ждут аварийного состояния и сносят. Разрешение на снос выдаёт какая-то мутная комиссия, которая не предусмотрена никаким законодательством. Акты о реконструкции подписываются в управлении городского надзора.

–  Вот куда текут денежные реки…

–  Да. Думаю, что начальники этих ведомств – золотые люди. Ходят в золоте, спят на золоте и едят исключительно золото. А клиентов-застройщиков им подгоняют специальные фирмы. Ну, эти, знаешь: «поможем пройти госкомиссию… сбор документов»… всё такое.

–  Подожди. Откуда ты всё это знаешь?

Олег откинулся на спинку стула:

–  Я тут… встречался кое с кем.

–  С Дерзиным? Вспомнила! Он же один из этих «золотых людей»! На последнем банкете «QQ» он дал мне свою новую визитку. Он у нас теперь член совета по развитию градостроения. Я права? С ним?

–  Это не важно, – перебил Олег. – К тому же совет – «консультационный орган». Любят же они прятаться за такими словечками! Его члены ничего не решают, только обсуждают из пустого в порожнее и выдают рекомендации, которые всем до лампочки. Лучше взгляни сюда ещё раз. – Он ткнул в документ, который так и лежал перед ними на столе. – В этом акте всё скучно, кроме подписи.

Олег указал на строку «Начальник управления городского надзора за объектами культурного наследия».

–  Г. Н. Жербаткин, – прочитала Инга. – Мне это имя ни о чём не говорит. Какой-то мелкий чиновник?

–  Чиновник и центральный элемент нашей схемы.

Штейн сделал паузу и посмотрел на Ингу со значением.

–  Вот этот вот, – Штейн постучал по жирной подписи в форме жабы, – Жербаткин связан с неким агентством «Деловой центр будущего». Именно через эту контору инвесторы выходят на управление или комиссию и получают нужные разрешения: памятник превратить в ЦГФО, реконструировать, снести – зависит от желания застройщика и толщины его кошелька. Сама контора вообще нигде не светится. Обратиться в неё можно только по рекомендации…

Инга выключила воду, надела домашнюю одежду, поставила чайник и, прислонив лоб к верхней кухонной полке, надолго задумалась. Похороны Олега выбили её из колеи расследования. Но теперь Штейна убили, и «дело Жербаткина» стало делом о смерти Олега. Она обязана продолжать. Взять себя в руки и поехать к хозяину сгоревшей пирожковой, встретиться с Дерзиным – своим старым знакомым. А ещё – заехать к Глебу. Друг детства Штейна явно что-то знал. Просто не захотел говорить на поминках.

На столешнице завибрировал телефон. За ночь накапывало и в мессенджеры, и в соцсети. Обычно это был микс из рабочих сообщений и ночных переписок друзей. Но сегодня отличился Катин школьный родительский чат. Сорок два сообщения – с утра пораньше.

«Внимание!!! – пересылала какой-то принт-скрин Пелагея (имя у неё было записано как ~pelageyka~). – Будьте внимательны к своим детям! Пусть они выше вас ростом, но по-прежнему нуждаются в вас! Deadы готовят массовое самоубийство подростков по всей стране на этих выходных!!! Планируется смерть 5000 человек!!! Не оставайтесь равнодушными, перешлите это сообщение…»

Инга не дочитала. Листнула вниз: конечно, под этим типичным текстом с бесчисленными восклицательными знаками вывалилось сто панических сообщений взволнованных родителей. «Я слышала, это всё правда». – «Не обращайте внимание на разводы» – и далее по известному списку. Инга видела такое в чате раз в полгода: какая-нибудь лёгкая на истерику мамочка велась то на разбросанные вокруг школ таблетки, то на девочку, предлагающую отравленную жвачку, то на эпидемию гепатита в столовых, то на взрывающиеся пакеты в руках подростков. Подобные истории, как страшилки про чёрный рояль и красное пятно, циркулировали в родительских чатах всё чаще.

Трафик они проверяют, что ли! Смотрят, сколько просмотров, лайков и перепостов может собрать вброс. Тест наверняка какой-нибудь на скорость распространения вирусной информации.

Она хорошо знала эту Пелагею – маму Ани, самой странной девочки у Кати в классе. В начальной школе Аня часто плакала, могла, например, в раздевалке из-за того, что не успевала раздеться до звонка. На экскурсии все дети ходили парами, Аня всегда шла за руку с мамой – огромной и неухоженной. Инга ни разу не видела Пелагею в застёгнутой куртке – даже в самый мороз. Под курткой всегда была одна и та же кофта с застиранным принтом. Аня была начитана, но очень специфично и выборочно: в семь лет могла рассказать, как очистить карму, в одиннадцать объяснить, чем отличается Сансара от Нирваны. Нормальных детских книжек Ане читать, видимо, не давали: она ничего не слышала про муми-троллей или Гарри Поттера. Мама утащила Аню в свой собственный мир, и когда Инга видела, что в родительский чат пришло очередное сообщение от ~pelageyka~, она заранее раздражалась.

– Котька, вставай! – крикнула она.

Инга открыла дверь в дочкину комнату: Катя спала, завёрнутая в одеяло по уши, как в коконе.

Deadы… сокращение от группы Nасвязи «Мифотворчество Dead»… их слава прогремела по стране несколько лет назад после разоблачающей статьи, в которой утверждалось, что они склоняют людей к самоубийству. В какой газете я её читала? Она была написана таким же истерическим тоном, необъективная, демонизирующая организаторов групп. Какие ещё названия там были? «SOS Депрессия» не мелькала? Вряд ли. Это открытая безобидная группа, без всяких демонов, а там речь, кажется, шла о каких-то закрытых.

Инга присела на Катину кровать. Погладила её по щеке.

– Вставай быстрей, позавтракать не успеешь, – прошептала ей на ухо.

– Ты приготовила завтрак? – встрепенулась Катя. – Омлет?

– Нет. Бутерброды будешь? Это традиция, в конце концов. Ну хочешь – хлопья. Молоко есть. Если не поторопишься, и это съесть не успеешь.

Катя упала обратно на подушку.

– Зато мы с Костей тебя подвезём!