Избранное - Александр Гитович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1942
Пехотинец
Был жаркий полдень. Были травыНагреты солнцем. На рекеШла полным ходом переправа,И на шоссе невдалекеКлубилась пыль.
И вот тогда-то,Уже на правом берегу,Я увидал того солдатаИ почему-то не могуЕго забыть.
Хранит мне память,Как по-хозяйски, не спеша,Он воду крупными глоткамиИз каски пил, как из ковша.Напился, поглядел на запад,На дым горящих деревень —И снова в бой...
И я внезапноУвидел тот грядущий день,Который будет всех светлее,Когда под грохот батарейМы зачерпнем воды из ШпрееСолдатской каскою своей.
1944
«В какие бури жизнь ни уносила б…»
Bс. А. Рождественскому
В какие бури жизнь ни уносила б —Закрыть глаза, не замечать тревог.Быть может, в этом мудрость, в этом сила,И с детства ими наградил Вас бог.
Речь не идет о мудрости традиций,Но о стене из старых рифм и книг,Которой Вы смогли отгородитьсяОт многих зол, — забыв их в тот же миг.
Война?—А сосны те же, что когда-то.Огонь? — Он в печке весело трещит.Пусть тут блиндаж и бревна в три наката.Закрыть глаза. Вот Ваши меч и щит.
И снова не дорогой, а приваломРастянут мир на много долгих лет,Где — странник — Вы довольствуетесь малым,Где добрый ветер заметает след,
Где в диком этом караван-сараеХрап лошадей, цыганский скрип телег,—А странник спит, о странствиях не зная,И только песней платит за ночлег.
Мне в путь пора. Я Вас дождусь едва ли.И все-таки мне кажется сейчас,Что, если Вы меня не осуждали,Чего бы ради осуждать мне Вас?
Мне в путь пора. Уже дымится утро.Бледнеют неба смутные края.Да, кто-то прав, что все на свете мудро,Но даже мудрость каждому — своя.
1943
«Скажешь, все мы, мужчины…»
Скажешь, все мы, мужчины,Хороши, когда спим.Вот и я, без причины,Нехорош, нетерпим.
Молод был — бесталанноПропадал ни за грош.А состарился рано,Так и тем нехорош.
Что ж, допустим такое,Что характер тяжел,Но уж если покояВ жизни я не нашел,—
Холст на саван отмерьте,Жгите богу свечу,А спокойною смертьюПомирать не хочу.
Вижу лес и болото,Мутный сумрак ночной,И крыло самолета,И огни подо мной.
Вот совсем закачало,Крутит по сторонам,Но мы сбросим сначала,Что положено нам.
А потом только скажем,Что и смерть нипочем.Жили в городе нашем,За него и умрем.
Мне не надо, родная.Чтобы, рюмкой звеня,Обо мне вспоминая,Ты пила за меня.
И не надо ни тоста,Ни на гроб кумачу,Помни только, что простоПомирал, как хочу.
1943
Военные корреспонденты
Мы знали всё: дороги отступлений,Забитые машинами шоссе,Всю боль и горечь первых поражений,Все наши беды и печали все.
И нам с овчинку показалось небоСквозь «мессершмиттов» яростную тьму.И тот, кто с нами в это время не был,—Не стоит и рассказывать тому.
За днями дни. Забыть бы, бога ради,Солдатских трупов мерзлые холмы,Забыть, как голодали в ЛенинградеИ скольких там недосчитались мы.
Нет, не забыть — и забывать не надоНи злобы, ни печали, ничего...Одно мы знали там, у Ленинграда,Что никогда не отдадим его.
И если уж газетчиками былиИ звали в бой на недругов лихих, —То с летчиками вместе их бомбилиИ с пехотинцами стреляли в них.
И, возвратясь в редакцию с рассветом,Мы спрашивали: живы ли друзья?!!Пусть говорить не принято об этом,Но и в стихах не написать нельзя.
Стихи не для печати. Нам едва лиДрузьями станут те редактора,Что даже свиста пули не слыхали,А за два года б услыхать пора.
Да будет так. На них мы не в обиде.Они и ныне, веря в тишину,За мирными приемниками сидя,По радио прослушают войну.
Но в час, когда советские знаменаПобеда светлым осенит крылом,Мы, как солдаты, знаем поименно,Кому за нашим пировать столом.
1943
Поэту
Мы знаем: будет странный час,И по домам пойдут солдаты,Но мы не знаем, кто из насДойдет живым до этой даты.
А если все же доживем,Друзьями станут нам едва лиТе, кто о мужестве своемВ бомбоубежищах писали.
Им нелегко пришлось в домах,Но был мужчиною, поверьте,Не тот, кто смерти ждал впотьмах,А тот, кто шел навстречу смерти.
1943
Солдатские сонеты
1. На отдыхе
Под вечер полк на отдых отвели.Все вымылись, побрились... Три солдатаГлядят себе на рощицу вдали,На желтые палатки медсанбата.
Дорога в жестких колеях, в пыли,Над ней дрожит и гаснет луч заката.Он говорит друзьям: «Ну что ж, ребята,Айда до девок». И они пошли.
«Знакомьтесь — Валя». Русых две косички,Как у девчонки. Разве не мила?Ушли в лесок. Дымясь, темнеет мгла,
И девушку он обнял по привычке.А все — тоска. И нету даже спички,Чтоб закурить. Да, молодость прошла.
2. Разведчик
Наверно, так и надо. Ветер, грязь.Проклятое унылое болото.Ползи на брюхе к черным бревнам дзота,От холода и злобы матерясь,
Да про себя. Теперь твоя забота –Ждать и не кашлять. Слава богу, связьВ порядке. Вот и фриц у пулемета.Здоровый, дьявол. Ну, благословясь...
На третий день ему несут газету.Глядишь, уже написано про этуИсторию — и очерк, и стишки.
Берет, читает. Ох, душа не рада!Ох, ну и врут! А впрочем, пустяки.А впрочем — что ж, наверно, так и надо.
3. Отпуск
Для нас на время отгремели пушки,Мы едем в отпуск. Доставай кисет.Тут все бойцы, тут свой народ в теплушке,И есть о чем поговорить, сосед.
Нет, не сойдется клином белый свет,Везде друзья найдутся и подружки,С кем выпьешь водки из солдатской кружки,А то и чаю, если водки нет.
Вот, говорят, бывает у другого,Что встретит дома друга дорогого,Ну, думал, тут-то прошибет слеза.
А тот молчит, не смотрит. Уж поверьте,Кто не глядел в глаза войне и смерти,Стыдится другу поглядеть в глаза.
1943
Равенство
...Так в годы те одушевленье
Вдруг создалось в одно мгновенье
Великим равенством в бою.
Mих. Троицкий, «Стерегущий»Сколько раз на воинской дороге,Под огнем — как заповедь свою,Я твердил святые эти строкиО великом равенстве в бою.
Вот и шли мы, верные отчизне,Равные в пожарище войны,Чтобы наши внуки в мирной жизниБыли всюду и во всем равны.
1962
Фотография
Виктору Темину
Из Нюрнберга, сжатого кольцом,Мой друг привез свои святые снимки:Он там работал в шапке-невидимке,Хотя официальным был лицом.
И у меня на письменном столеВоскресла справедливая Европа,Где ледяное тело РиббентропаВисит в несодрогнувшейся петле.
1964
