Русское оружие.Из записок генерального конструктора ракетных комплексов - Сергей Непобедимый

На первых трёх курсах программа была для всех одинаковая и включала общую инженерную подготовку. Следующие два с половиной года изучали специальные предметы, а затем преддипломная практика и защита дипломного проекта. Без преувеличения скажу: учебный процесс был организован превосходно. Продуманно сочетались теория и практика. Мне, молодому парню из провинции, открылась страна. После первого курса с группой студентов мы поехали на Украину. Через Харьков, Дебальцево в Сталино (ныне — Донецк). Там на окраине города работал — это был 1939 год — «номерной» завод по производству боеприпасов. Надо отметить, что предприятие удивило большим количеством новых станков. Это был результат довольно тесных экономических отношений с Германией в то время. Как студенты факультета боеприпасов мы за дни практики освоили весь цикл создания изделий — технологический и производственный. Помню, одна из мелких операций на производственной линии никак у нас не получалась, что вызывало раздражение на самих себя. Мастер участка заметил нашу неловкость и потом пояснил: а вы, ребята, поглядите. Видите, у нас на этой операции работают одни женщины, не считая вас, практикантов. Тут всё просто. Мы давно поняли, что там, где работа требует кропотливости и терпения, только женский характер поможет. Месяц работы на заводе прошёл быстро, мы написали отчёты и с чистой совестью поехали по домам. Другая поездка на практику в Невьянск, на механический завод, кроме учебных познаний дала возможность увидеть легендарные уральские места.

3. Выпускники Победы

Устоявшийся ритм тогдашней жизни всей страны и моей, конечно, разрушила война. В тот трагический воскресный день 22 июня 1941 года наша группа — я был её старостой — должна была сдавать один из последних сессионных экзаменов, по теории резания. Мы уже пошли в институт, вышли на улицу, когда вслед за нами выскочил дежурный по общежитию и закричал, чтобы мы срочно вернулись. Сейчас по радио будет передано важное правительственное заявление!..И вот выступление В. М. Молотова, тяжкие, как камни, слова о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз и призыв к защите своего Отечества. В тот же день столица забурлила. Почему-то запомнились одно наблюдение и одна мысль, которые овладели мною в первый день войны. После официального сообщения о начале агрессии в тот день я больше не видел на лицах людей улыбок, все стали строгими, сосредоточенными. И другое понимал, что нам, волею судеб оказавшимся вдали от горячих боёв, предстоит в короткое время перестраивать всю свою жизнь на другой, военный лад, но все равно нам будет несравненно легче, чем тем, кто в те минуты уже дрался и погибал под натиском вероломного врага. И кому предстояло драться и завтра, и послезавтра, и через неделю и, может быть, погибнуть…

На второй день войны я подал заявление о зачислении меня добровольцем в действующую армию. Мне тогда было неполных двадцать лет. Такие заявления принимали в райкомах партии. У нас это был Бауманский райком. В полной уверенности, что меня зачислят в народное ополчение, я ждал решения в отношении себя. Второго июля началось формирование ополчения в Москве. Я собрал вещи. Брат пошёл провожать меня. В рюкзак положил комсомольский билет, маленький русско-немецкий словарь, который и сегодня лежит у меня на книжной полке. Но меня после беседы попросили вернуться обратно. Объяснили, что в отношении студентов будет специальное решение правительства. Действительно, через несколько дней вышло соответствующее распоряжение Сталина, который уже был наделён всеми высшими полномочиями. В соответствии с ним в нашем институте призывались в действующую армию студенты первого и второго курсов. Третий курс оставался в институте для продолжения учёбы. Старшекурсники направлялись для работы на промышленные предприятия в качестве инженеров по специальности.

До начала учебного года оставалось почти два месяца. Но это по меркам мирного времени, а тогда мы понимали, что вряд ли в первый осенний день вновь войдём в аудитории и начнём слушать лекции. Мы жаждали активности, хотелось что-то делать против немцев. Мощная волна патриотизма подняла всех и требовала действий. К нашей радости, нас не оставили без дела. Из трёхсот студентов Бауманского института был сформирован специальный строительный батальон и направлен в прифронтовую зону на строительство оборонительных сооружений. Это было уже 30 июня.

Высадили нас посреди леса километрах в десяти от станции Снопоть, у деревни Загляжья Слобода. Нашему батальону была поставлена задача — участвовать в строительстве главной линии обороны вдоль реки Десны на глубине десять километров от переднего края. Быстро разместились в деревне, в ригах — так здесь называли сараи. Такие же риги по окраинам деревни разбирали по брёвнышку и, копая ямы, сооружали ДЗОТы — дерево-земляные огневые точки и сдавали военным, которые с этих позиций проводили пристрелку на местности. Но самыми тяжёлыми были земляные работы. Наш батальон скальпировал берег реки, чтобы не было ни веток, ни кустов, сооружал противотанковый ров. Режим дня был жёстким: подъём в четыре утра, отбой в одиннадцать вечера. Поначалу была норма на человека по семь кубометров земли, потом она возросла до десяти. Руки порой не держали лопату. Но наши командиры подгоняли: немцы наступали очень быстро. Снабжение у нас было по тому времени хорошее. Продукты нам привозили из Москвы, подвоз был организован институтом. К нам даже приезжали московские парикмахеры. Охрану батальона несли свои же ребята. Они были без оружия, но рядом располагалось армейское подразделение, и при необходимости его бойцы могли придти на помощь. Потом привоз продуктов из Москвы прекратился. Стали вводить ограничения. Как-то достали несколько мешков муки, она оказалась почему-то с песком. Испекли хлеб, и песок скрипел на зубах, но с голодухи даже такой хлеб казался очень вкусным.

Мы заканчивали свой участок обороны, лето уже близилось к концу, ночи становились темнее и холоднее. Уже явственно слышалась канонада с запада. Приближался фронт. На нашу позицию несколько раз налетали фашистские самолёты. После одного из авиационных налётов мы собрали остатки немецких бомб. В какой-то мере ощущали себя специалистами, ибо с пониманием рассматривали и определяли тип бомбы, по искорёженным осколкам пытались установить степень чувствительности контактного взрывателя, обсуждали схемно-конструктивные особенности боеприпаса. Числа пятого-седьмого сентября в наше расположение приехал офицер и сказал, что поступил приказ вернуть нас в Москву. К концу намеченного дня отъезда мы собрались, построились в колонну, открыли проходы в нами же установленных проволочных заграждениях и пошли по противотанковому рву по направлению к лесу и далее к станции. В это время на наши головы обрушились два несчастья. Пошёл обильный довольно холодный дождь, и одновременно началась артиллерийская дуэль наших и немецких дальнобойных батарей. Нам дали команду остановиться. Так мы и стояли промокшие и продрогшие минут сорок, пока стрельба стихла, и вой снарядов над нами не прекратился. Потом лесом мы шли к станции, иногда останавливались для отдыха. Высоко в небе нередко гудели моторы бомбардировщиков — немецкие самолёты летели на Москву. Кто-то пытался затянуть песню. Но его не поддержали, не было песенного настроя в этот момент у сотен людей, переживающих отступление. Стемнело, и осенний мрак под низкими облаками сгустился, так что не было видно на расстоянии вытянутой руки. Поступила команда положить каждому руку на плечо шедшего впереди. Шли лесом буквально на ощупь. Впрочем, студенческая изобретательность и здесь помогала. На одном из привалов кто-то заметил в траве светлячков. Собрали несколько штук и прикрепили к спинам тех, кто шёл в первых рядах.