Русское оружие.Из записок генерального конструктора ракетных комплексов - Сергей Непобедимый

Надо заметить, что всё, что было заложено в постановлении относительно студентов, подписанном И. В. Сталиным ещё летом, в самом начале войны, неукоснительно выполнялось. Для нас, третьекурсников, была установлена укороченная рабочая смена — шесть часов. На станке я работал с восьми вечера до двух ночи. Потом бежал домой и ложился спать. А с девяти утра и до вечера мы слушали лекции наших преподавателей, которые приехали из Москвы вместе с нами. Учебный процесс шёл своим чередом. Его отличало только одно — высочайшая требовательность к студентам. Понятие — иметь «хвост» после сессии — не допускалось в принципе. По прошествии нескольких месяцев меня перевели на соседний завод № 524, работал по тому же распорядку, был занят на сборке и подгонке приёмного устройства для пулемётной ленты известной «машины» с русским именем «Максим».

Незадолго до начала контрнаступления наших войск и разгрома немцев под Москвой первый и второй курсы нашего института призвали в Красную Армию. Повестку получил и мой брат. Он надел военную шинель, но вместе с другими остался в городе. Дело в том, что студенты проходили восьмимесячную подготовку в Ленинградском военно-техническом училище, которое было эвакуировано в Ижевск, после чего им присваивалось звание лейтенанта. Я проводил брата. Мы пошли на рынок, купили молока и выпили за то, чтобы победить и вернуться в институт.

В 1943 году мы возвратились к себе в Лефортово. Каникул, разумеется, никаких не было. В столице работали на разных предприятиях. Окна моей квартиры сегодня смотрят на Большой Устьинский мост через Москву-реку, по нему бегут трамваи в сторону Павелецкого вокзала. Именно там, рядом с этим вокзалом, в военные летние «каникулы» на труболитейном заводе мне довелось работать ремонтником электротельферов (подъёмников) в стержневом цехе, где делались отливки корпусов стокилограммовых авиабомб. Рабочий день в каникулы был без скидок на учёбу и длился 16 часов. После смены едва доедешь до общежития — пластом в койку. Рано утром просыпаешься — и снова на завод без малейшего опоздания!

Ещё до возвращения института из Ижевска, на четвёртом курсе, у нас началась специализация. Моим направлением по рекомендации профессора Юрия Александровича Победоносцева, который в дальнейшем сыграл большую роль в моей судьбе, стала ракетная техника. Он читал лекции по этому предмету и вёл у нас практические занятия. Профессор Победоносцев был одним из создателей знаменитой ракетной установки залпового огня «Катюша». В начале тридцатых годов он работал в легендарной Группе изучения реактивного движения. В ГИРДе были три проектно-конструкторских бригады, которые возглавляли М. К. Тихонравов, Ю. А. Победоносцев и С. П. Королёв. Бригада, возглавляемая Юрием Александровичем, сделала первую в нашей стране сверхзвуковую аэродинамическую трубу, создала и впервые испытала в полёте прямоточные воздушно-реактивные двигатели на твёрдом топливе. Потом в Реактивном научно-исследовательском институте он разрабатывал теорию пороховых ракетных двигателей, которая была использована при создании «Катюши». Уже позже преддипломную практику я проходил в НИИ-1 (сегодня — это Московский институт теплотехники), где, собственно, и зарождалась почти вся отечественная ракетная техника. В институте уже тогда шли разработки ракет на твёрдом и жидком топливе. Там уже в 1944 году начались работы над баллистическими ракетами большой дальности. Одно время Ю. А. Победоносцев был Главным конструктором этого института, позже МИТ возглавил Александр Давидович Надирадзе, будущий академик, дважды Герой Социалистического Труда. Когда настал момент подготовки дипломного проекта, выбор для меня был несложным. К тому времени я очень увлёкся проблемами ракетостроения. Название темы моей дипломной работы — «Ракетный комплекс повышенной дальности для борьбы с танками». Моим научным руководителем стал профессор Ю. А. Победоносцев.

Это было незабываемое время, весна 1945 года. Вот-вот должна была придти Победа. В четыре утра 9 мая мой радиоприёмник, который я сам только что собрал из разнородных деталей, заговорил, и с довольно приличным качеством. Я, конечно, настроил его на волну Московского радио. Оно в эту ночь не делало обычного перерыва. Вскоре наша комната заполнилась ребятами. Потоком шли первые сообщения о подписании Акта о безоговорочной капитуляции в Карлхорсте, берлинском пригороде, в здании военно-инженерного училища. Мы, молодые и полные сил, всё это слушали в стенах нашего общежития и из-за переполнявших нас бурных эмоций, скорее всего, тогда не осознавали, что такая Победа была возможна в том числе и потому, что в нашей стране, Советском Союзе, в России были такие мощные технические школы, как Бауманский институт. В пять часов утра радость по случаю долгожданного объявления об окончании войны, о полной победе над страшным врагом, растеклась по всем этажам. А потом мы все увидели феерическое всенародное ликование на улицах и площадях Москвы…

Передо мной же в том победном и выпускном мае стоял вопрос — куда дадут направление? Откровенно говоря, мнение выпускника не всегда бралось в расчёт комиссией по распределению. Как говорится, куда Родина пошлёт, туда и поедешь. Но утверждать, что всё это делалось только способом диктата, было бы несправедливо. По этому поводу уже после защиты была беседа с руководителем моей дипломной работы Ю. А. Победоносцевым. Юрий Александрович справедливо рассудил: «У тебя в Москве постоянной квартиры всё равно нет. Поэтому я тебе советую — поезжай в подмосковную Коломну, в Специальное конструкторское бюро, к миномётчику Борису Ивановичу Шазырину. Это недалеко от столицы, добраться можно пригородным поездом. А я со своей стороны переговорю в комиссии по распределению». Он тогда прозорливо заметил, что, по его мнению, у Коломенского СКБ есть хорошая перспектива.

В итоге с нашего факультета направление в Коломну, в КБ, с которым будет связана потом вся моя жизнь, дали двоим — моему однокурснику и давнему товарищу Герману Ефремовичу Ступакову и мне. Документы на нас ушли в особый отдел для проверки «до седьмого колена», а мы с Германом стали интересоваться географией Подмосковья — что это и где это — город Коломна?

В один из июньских дней с вещами мы вышли с Германом из общежития и поехали на Казанский вокзал, откуда в октябре 41-го уезжали в эвакуацию. Теперь с этой же узловой точки мы ехали к месту назначения. Дело близилось к вечеру, когда мы сели в пригородный поезд. Ехать надо было часа три…

4. Прерванный взлёт

Подробный рассказ о долгих годах и десятилетиях моей работы в Коломенском конструкторском бюро машиностроения читатель этих воспоминаний найдёт на страницах моей книги «Оружие двух эпох». Объём же журнальной публикации заставляет меня остановиться на одном и самом главном эпизоде в моей жизни конструктора, руководителя крупного оборонного предприятия, эпизоде, роковым образом связанном с деятельностью тогдашнего руководителя нашего государства М. С. Горбачёва, когда его волевым решением во второй половине восьмидесятых годов был снят с вооружения оперативно-тактический ракетный комплекс (ОТРК) малого радиуса действия «Ока». Комплекс, разработанный нашим конструкторским бюро и являвшийся непревзойдённым в мире по своим тактико-техническим характеристикам. Его очень боялись американцы, и не случайно.