Журнал «Вокруг Света» №09 за 1976 год - Вокруг Света

Считается издавна, что Север Вьетнама богат ископаемыми. Ханойская низменность (прогиб, как называют ее геологи) окружена горами. На ее сложенное из известняков основание река Красная, наступавшее море наносили ил, песок, самые различные отложения. Морские отложения способствовали образованию пластов угля всех видов — от бурого до каменного. По официальным прогнозам «отложения перспективны на нефть и газ». Сейчас с помощью советских геологов подсчитаны запасы антрацита — уголь стал ведущей статьей экспорта республики, открыто месторождение газа, и буйволы удивленно таращатся на оранжевые факелы.

Все это я услышал в Кимлиене, городке советских специалистов в пригороде Ханоя. Тут-то я и познакомился с Камболатом Магометовичем Мирзоевым, консультантом по геологическим съемкам. Мирзоев — человек, много поездивший, он часами может рассказывать о своих экспедициях на Памир, Тянь-Шань. Интересы у него разнообразнейшие. И беседа наша началась с пагоды Мот Кот.

Дело в том, что по пути в Кимлиен меня завезли посмотреть эту пагоду, похожую на цветок лотоса.

Само слово «мот кот» означает «один столб», это лишь часть длиннющего названия пагоды, «воздвигнутой повелением императора из дома Ли на одном столбе». Пагода стоит с 1049 года, а с единственным ее столбом за этот срок ничего не смогли поделать ни вода, ни древоеды. (Лишь в последнее время столб защитили бетоном, но свою тысячу лет он «отслужил» верой и правдой.)

— Столб сделан из дерева «кэй лим», — объяснили мне вьетнамцы. — Оно тяжелее воды и очень крепкое, даже топор его не берет.

С этой пагоды и железного дерева началась моя беседа с Камболатом Магометовичем. Мирзоев увлекается археологией, до этого ему пришлось работать в Сирии, и он сделал там любопытные находки. Но Вьетнам, считает он, ни с чем не сравнить — столько здесь интересного для геологов и географов, палеонтологов и археологов и для всех них вместе. В долине реки Красной Мирзоев встретился с археологом Борисковским, читавшим лекции в Ханойском университете. Геолог, интересующийся археологией, для Борисковского был находкой. Мирзоев помог ему определить возраст геологических отложений, где обнаружили древние стоянки человека.

Говоря на любимую тему, Камболат Магометович горячится, теребит кавказские свои усы, подбрасывает на ладони тонкий срез какого-то дерева, похожий на диск.

И внезапно протягивает его мне. Я беру срез, и мою руку тянет вниз. Деревяшка тяжелая, как железо.

— Да это железо прямо!

— Вот именно, железное дерево.

То же, что и в пагоде Мот Кот. Знаете, откуда у меня этот срез?

...Вьетнамские геологи дали для консультации Мирзоеву снимки. Его заинтересовали особенности рельефа на тех из них, где просматривались инородные участки. И он поехал в этот предгорный район.

Тяжело в тропиках нашим специалистам, особенно геологам. Без воды, когда к вечеру вдруг она исчезает в водопроводе, трудно даже в благоустроенном Кимлиене; еще трудность: белье не высушить — стопроцентная влажность воздуха, хоть на вентиляторы вешай рубашку и брюки; тяжко от банной духоты, покрывает испарина пол душным марлевым пологом от комаров. Даже вьетнамцы стараются спать не в домах, выбираются во дворы, на тротуары. А в джунглях, где у геолога самое рабочее место? Водоемы, речки, болота при таком климате — рассадник заразы. Неделями не помоешься, на коже грязь разводами. Да еще опасайся, как бы не укусила какая тварь, ползающая или летающая. Безобидная на вид гусеница проползет — ожог, энцефалита от клеща ждешь, а тут его комарик разносит, совсем, подлец, маленький.

Мирзоев старательно глядит под ноги, чтобы не зацепиться за корни или лианы, не оступиться в колдобину. Вверху света не видно: сплетение ветвей, лиан, листвы. Только скачут мартышки, орут, как капризные дети.

— Ноги не мочите, — советуют вьетнамские коллеги, поспешая следом, — здесь вода нехорошая, на коже ног появляются пятна, кто пьет — болеет.

Мирзоев переходил ручьи, топал по болоту и замечал, что частенько попадаются одинокие крупные деревья. Остановился у одного — толстого, ветвистого, уходящего в небо пышной кроной метров на шестьдесят.

— Кэй лим, железное дерево,— пояснили геологи.

Мирзоев сорвал горсть темно-зеленых, удлиненных листьев, протянул вьетнамцам:

— Сожгите, сделайте спектроскопический анализ. Молодые листья более избирательны, чем древесина, по ним легче определить состав элементов в почве.

Не случайно растет в этих местах кэй лим, а от воды выступают на коже темные пятна. Где-то рядом ртуть, месторождение киновари.

...Датныок — земля и вода, смешавшиеся, неотделимые, — богатая страна, только-только дождавшаяся своего часа...

Дорога единства

Мы выезжаем из Ханоя ясным утром, когда улицы забиты тысячами велосипедистов, спешащих на работу. Нескольким трамвайным и автобусным линиям не под силу обеспечить разросшееся население. Наша «Волга» идет рывками, словно норовистый мустанг, в потоке велосипедистов. Не спеша вращая педалями, они артистически лавируют, увертываясь от машины, а иногда отталкиваясь от нее. По узенькому свободному пространству они проносятся словно эквилибристы по канату, ухитряясь не сталкиваться, даже когда мчатся навстречу друг другу. Искусство ханойского велосипедиста выше всяких похвал.

Последний рывок, и машина выбирается из города, огибая призрак прошлого, французский дот. Мы на дороге № 1, гордости вьетнамцев, важнейшей артерии страны. Рядом с шоссе бежит железнодорожная линия.

Под колеса «Волги» убегают асфальтовые заплаты, неровные выемки.

— Следы американских бомб, — поясняет мой сопровождающий, работник ЦК СТМ (1 Союз трудящейся молодежи имени Хо Ши Мина. — Прим. ред.) By Суан Хонг.

— Какие только бомбы не падали на наши головы: фугасные, напалмовые, фосфорные, с телекамерами, направляемые лазерным лучом. Всего враги сбросили около пятнадцати миллионов тонн бомб и взрывчатых веществ. Особенно запомнились мне шариковые бомбы. У нас их прозвали «ананасы». Из контейнеров бомбы-«матери» вываливались сотни гранат, которые при взрыве разбрасывали вокруг тысячи металлических шариков (а позднее — пластмассовых, чтобы хирурги не обнаружили их в теле).

Хонг задирает штанину и показывает шрамы:

— Штуки три засели где-то в ноге...

Рядом с нами пыхтит паровозик, тянет несколько вагончиков, набитых людьми и имуществом. Вдоль насыпи еще валяются обгоревшие, покореженные вагоны, скрученные страшной силой взрывов рельсы. Американцы хотели отрезать Север от Юга: разрушили дорогу № 1 в средней части, разбомбили все мосты, перерезали коммуникации. Но дороги тут же ремонтировали, мосты восстанавливали, наводили понтоны. На себе, привязав к велосипедам, переправляли патриоты оружие — даже ракеты! — тропой Хо Ши Мина.

— Видите, по главной дороге уже везут станки, товары, продукты. Все, в общем-то, восстановлено. Сейчас въезжаем на наш самый большой мост Лонгбьен — «Крепость дракона», — показывает Хонг на ажурное сооружение длиной километра в два, уходящее на другой берег реки Красной.

Мост, построенный еще Эйфелем, притягивал американские самолеты, словно магнит. Его бомбили раз, другой, третий. Рушились вниз фермы. Солдаты, строительные молодежные бригады лезли в мутную воду вздувшейся от ливней реки, борясь с силой течения, устанавливали опоры на самой середине. Появлялись понтоны, шли паромы. И снова рушились бомбы на мост.

Когда началась ханойская «Весна трудовых побед», Лонгбьен восстановили одним из первых, за месяц с небольшим. Пошли поезда, автомобили, люди.

Мы движемся впритирку к пешеходной дорожке, и в окнах машины проплывают улыбающиеся лица строителей. Пожалуй, только не восстановленный пока ажурный верх над серединой моста напоминает о недавнем вое бомб.

— Вьетнамцы боролись за каждый метр дороги номер один, на тысячах переправ наводили понтоны, но только один мост выстоял в открытом бою с вражескими самолетами, — с увлечением рассказывал мне в Ханое работник нашего посольства Рауф Али-заде, большой знаток и любитель истории Вьетнама. — Это мост-легенда Хамжонг, что означает «Пасть дракона», так как мост переброшен через реку Ма между двумя скалами, «зубами дракона». Сам мост — жемчужина в пасти дракона. И достать ее врагам не удалось.

После первых неудачных — в сотни самолетов — налетов американцы построили у почти таких же скал похожий мост и долго отрабатывали бомбежку. Все вроде бы то же, кроме одной неучтенной детали: у этого бутафорского сооружения не было верных защитников, которые, примостившись у скал, отвечали огнем на сыплющиеся с неба бомбы, мины и ракеты. Огневая завеса была непроницаемой. В историю обороны Хамжонга мрачным анекдотом вошло пари опытнейшего американского пилота Дентона. Он должен был по личному приказу бывшего министра обороны США Макнамары уничтожить Хамжонг. Заключив пари с одним, тоже очень опытным, летчиком, который уже вернулся несолоно хлебавши от «Пасти дракона», подполковник Дентон вылетел с полным комплектом бомб, чтобы — по условиям пари — уничтожить Хамжонг с одного захода. И не вернулся.