Все мои ничтожные печали - Мириам Тэйвз

по периметру, точно пес, помечающий свою территорию, – по мостам, под мостами, – как раньше бродила пешком по окраинам нашего крошечного городка. Здесь все мое. Здесь не случится ничего плохого, если я патрулирую улицы, как безумный дружинник. Добро пожаловать в Виннипег, где не меняется численность населения. Я заезжаю к Джули, чтобы сообщить, что уже завтра утром лечу домой и обязательно ей позвоню, как только вернусь в Торонто. Я заезжаю к Радеку, чтобы с ним попрощаться, поблагодарить за домашнюю еду и укрытие от бури. Он чешет в затылке и говорит: Да, но… Я пожимаю плечами и улыбаюсь, чуть отстраняюсь и продолжаю благодарить его за доброту и милосердие, за время, потраченное на меня.

Я веду мамину машину, как боевой танк. Эти улицы – мои враги. Я чувствую себя плохо, глупо и подло. Наверное, по возвращении в Торонто стоило бы записаться на прием к психотерапевту, но я тут же себе говорю, что у меня нет лишних денег. Просто надо больше работать, вот и все. К тому же о чем говорить с психотерапевтом? Когда папа покончил с собой, я сходила к психотерапевту, и он предложил написать папе письмо. Я так и не поняла, что рассказывать в этом письме. Я поблагодарила психотерапевта и ушла, размышляя о том, что мой отец уже мертв. Он не получит это письмо. И в чем тогда смысл? Нельзя ли как-то вернуть мои сто пятьдесят пять долларов и потратить их на бутылочку «Шардоне» и пакетик травы?

Когда я возвращаюсь в мамину квартиру, она сама уже спит и храпит очень громко, телевизор с очередной серией «Прослушки» грохочет на полной громкости, маленький электрический обогреватель шумит, на реке, протекающей прямо за домом, все еще трещит лед. Я смотрю на спящую маму и думаю: Спокоен ли ее сон? Приносит ли он облегчение? Я иду в гостевую спальню и ложусь на кровать поверх покрывала, даже не раздеваясь. Какой смысл раздеваться, если мне уже скоро вставать и ехать в аэропорт? Я засыпаю, а затем просыпаюсь от шума в гостиной. Мама не спит и разговаривает с мужчиной.

История такова: мама проснулась и вышла на балкон полюбоваться на ночное небо, глянула вниз и увидела, как ее сосед Шелби паркует свой грузовичок на дворовой стоянке. У мамы внезапно родился план. Она окликнула Шелби и спросила, не согласится ли он отвезти ее старый электроорга́н к дому Джули. Ее детишкам он наверняка пригодится, а такую махину можно перевезти только на грузовике. Она заплатит Шелби за помощь. Он сказал: Без проблем. Они беседовали в ночи, он – внизу под балконом, она – на балконе в ночной рубашке, как кормилица Джульетты. Шелби уже поднялся в квартиру и принялся обмерять орган рулеткой, пытаясь сообразить, как дотащить его до машины.

Увидев меня, мама сказала: Йо-Йо. Хорошо, что ты встала.

В итоге мы с Шелби вдвоем вытащили электроорган на улицу и загрузили его в машину. Мама держала нам дверь подъезда, ее ночная рубашка развевалась, как парус, и хлопала на ветру. Пошел мелкий дождик. А потом с неба хлынуло как из ведра. Мама побежала наверх за большим пакетом для мусора, чтобы накрыть орган, пока мы будем везти его к Джули под дождем посреди ночи. Я спросила, а Джули нас ждет? Она вообще знает об этой затее? Мама сказала, что нет, но с этим мы разберемся, когда приедем на место.

Шелби уселся за руль, мы с мамой втиснулись вдвоем на пассажирское сиденье. Когда мы подъехали к дому Джули, она сама и детишки уже давно спали. Дверь никто не открыл. Мы затащили орган в сарай во дворе и оставили на двери записку, что мы привезли им в подарок электроорган и убрали его в сарай. Шелби отвез нас домой, и мама дала ему пятьдесят долларов. Мы поднялись к ней в квартиру, оставляя за собой мокрые следы. Вода стекала с нас в три ручья. Весь пол в ванной тоже был залит водой, и река грозила выйти из берегов, и в небе сверкали молнии.

Ну вот, сказала мама. Хоть что-то мы сделали.

Я хорошо понимала ее потребность завершить некое дело, пусть даже и совершенно безумное. Главное, чтобы развитие действия привело к благополучной концовке. Мама сказала, что попытается немного поспать, и велела ее разбудить, когда я соберусь ехать в аэропорт. Мне самой спать не хотелось, я спустилась в общедомовой тренажерный зал и встала на беговую дорожку. Запустила ее и побежала. Я была в грубых ботинках и узких джинсах, брызги летели с моих мокрых волос, падали на беговую дорожку и на пол. Я смотрела на пустой бассейн за стеклянными дверями патио, на листок с написанными от руки «Правилами пользования бассейном», на тонкую красную линию на горизонте. Я бежала, пока не промокла от пота и не начала задыхаться. Потом переключила дорожку в режим спокойного шага и медленно заковыляла, держась за поручни.

8

Дорогая Эльфи.

Пишу письмо от руки, как было велено. Как было обещано. У нас дома нашествие муравьев. Они завелись, пока я была в Виннипеге. Наш арендодатель уверен, что это все из-за грязи, которую мы развели, но мне кажется, что дело в другом: в естественном распаде Вселенной. К тому же у нас дома чисто, просто мы не особенно следим за порядком. Я расставила по всей квартире маленькие пластиковые поддоны с отравой для насекомых. Уилл уже вернулся в Нью-Йорк. Он с нетерпением ждет лета, когда мы все приедем к вам в Виннипег. Говорит, что соскучился по тебе и по Нику. Он сумел сохранить Нору в целости и здравии, но в доме будто ураган прошел. У меня впечатление, что они оба просто не видят всего этого бардака. У Норы, как я поняла, появился бойфренд. Ее одноклассник из Швеции. Тоже учится здесь по стипендии. Когда я вернулась домой, он стоял у плиты и готовил омлет. По всему дому были разбросаны пакеты из супермаркета с натуральными продуктами. Там все очень дорого, я туда никогда не хожу. Я покупаю продукты в простом, незатейливом супермаркете на углу. Этот незнакомец на моей кухне не говорил по-английски, и я поначалу не поняла, что он там делал, и пришлось ждать до позднего вечера, пока домой не вернулась Нора и не объяснила мне, кто он такой. За это время я успела несколько раз сходить прогуляться, а в промежутках улыбалась ему, тыкала пальцем то в одно, то в другое, кивала и т. д.

Рядом с моей спальней есть смежная комната, где