Битвы по средам - Гэри Шмидт

В четверг, когда попечительский совет собрался окончательно решать, с кем подписывать контракт, «Ковальски и партнёры» отказались участвовать в конкурсе. Контракт достался компании «Вудвуд и партнёры».

— Поганцы какие, — твердил отец. — Решили меня обскакать, да ещё на дармовщину! Теперь у этих недотёп мало шансов выплыть. И поделом. Это бизнес, тут всё всерьёз, не понарошку. Ковальски никогда не умел делать серьёзные ставки. Зато «Вудвуд и партнёры» способны играть по-крупному. — Отец потирал руки, точно актёр в роли Шейлока.

И тут во мне словно что-то перещёлкнуло. Я понял, что есть, есть основания сравнивать отца с Шейлоком. Не потому, что он любит дукаты, а потому, что он стал в точности таким, как все ожидали. Интересно, а мог он стать другим человеком? И зависело ли это от его личного выбора? Были у него варианты? Или жизнь — это такая ловушка? Или он об иной жизни и не мечтал никогда?

Вот теперь он получил этот контракт, и Коммерческая палата наверняка снова выдвинет его в Бизнесмены года. На этот раз — шестьдесят восьмого. Именно этого все от него и ждут.

Я впервые в жизни размышлял о том, нравится ли отцу, как сложилась его судьба.

И нравится ли мне, как складывается моя судьба.

Или мы оба — шуты судьбы? Как Ромео.

В пятницу мы с Мирил на пару составляли схемы предложений. И завтракали вместе. И вызвались вместе делать новый проект мистера Петрелли под названием «Роль калифорнийской золотой лихорадки в моей жизни». Он попросил сделать главный упор на значимость этого исторического периода лично для нас. Потом мы вместе пели партию сопрано на уроке мисс-Вайолет-на-шпилистых-шпильках. А когда пришло время мыть доску в конце учебного дня, мыли её вместе.

Поэтому мы вместе стояли у доски, когда вошёл мистер Гвареччи и передал миссис Бейкер телеграмму в конверте. Она вынула жёлтый бланк, прочла, выронила и бросилась вон из класса. Мистер Гвареччи остался стоять растерянный. Потом он ушёл, а мы подобрали телеграмму, чтобы положить на стол. Ну и не удержались, прочитали. Я не всё запомнил, но вот самое важное:

СБИТ ТРАНСПОРТНЫЙ ВЕРТОЛЕТ ТЧК КХЕСАНЬ ТЧК ЛЕЙТТ БЕЙКЕР ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ ТЧК

Март

Уолтер Кронкайт каждый вечер освещает в своей программе события в Кхесани, и новости становятся всё мрачнее. Гарнизон военной базы — пять тысяч человек — отрезан, обложен со всех сторон, продовольствие и боеприпасы им доставляются только по воздуху, не на самолётах даже, а на вертолётах. И каждый вертолёт, прорываясь сквозь блокаду, подвергается мощнейшему обстрелу, ведь базу осаждает двухсоттысячная вьетнамская армия. Морские пехотинцы, обороняющие Кхесань, буквально зарылись в землю, в землянки с метровым накатом, иначе от шквального огня не спастись. Вьетнамцы не только беспрерывно бомбят базу сверху, они ещё и делают подкопы, чтобы взорвать пехотинцев снизу. По некоторым данным, подкопы обнаружены совсем близко от опоясывающей базу колючей проволоки, и теперь пехотинцы прослушивают землю стетоскопами, как врачи, и ходят с рогатинами, как ведьмы, — в Средние века так искали воду и клады.

Ну, сами понимаете, если военные взялись за стетоскопы и рогатины, значит дело плохо.

Тем не менее Белый дом утверждает, что противник постепенно выдыхается, а потери американской армии незначительны. Главное же: американцы никогда, ни за что не отступят и не отдадут врагу военно-морскую базу Кхесань.

Программу Кронкайта мы смотрим после ужина всей семьёй, даже сестра спускается к телевизору. Смотрим молча. Не только потому, что отец вопит не своим голосом, если кто вздумает прервать его любимого Уолтера Кронкайта. Впрочем, иногда отец сам горестно мотает головой и шепчет: «Пять тысяч мальчиков! Господи Боже! Пять тысяч мальчиков в западне». Нам показывают фотографии этих мальчиков: в лабиринтах траншей, в землянках. Они, хоть и в шлемах, зажимают руками уши — видимо, грохот пальбы и взрывов там оглушительный. Отец берёт маму за руку, и они молча переглядываются.

Сестра сидит с прямой спиной. Наверно, от возмущения. Наверно, её так и подмывает сказать что-нибудь типа: «Я же вас предупреждала», или: «Если бы президент Джонсон послушался разумных людей и вовремя оттуда убрался», или: «В Вашингтоне совсем сбрендили». Но она молчит. Когда на солдат, которые, зажав уши, прячутся в щелях в земле, ежедневно сбрасывают по пятьсот бомб, даже детям цветов, мечтающим о мире во всём мире, остаётся только смотреть и надеяться.

Думаю, весь наш город это и делает. Смотрит и надеется.

И миссис Бейкер надеется. Я точно знаю.

Хотя держится она так, что нипочём не скажешь, что у неё беда. Ходит по школе, будто слово «Кхесань» — просто имя собственное в предложении, схему которого задано составить. За окном весна, и миссис Бейкер смотрит на нас как на свой сад, где осенью она сеяла и сажала, а теперь дождалась бутонов и всходов. Она целый год сгребала сухие жухлые листья, подсыпала плодородной почвы, разравнивала, поливала… Поверьте, мы дали неплохие, крепкие ростки. Особенно Мей-Тай, которая теперь разбирает предложения и строит схемы лучше всех учеников в обоих седьмых классах. Скажете, ничего особенного? Но для миссис Бейкер это — личная победа.

На уроке она ведёт себя как обычно, никто и не заподозрит, что её что-то беспокоит.

Ну разве что восемь асбестовых потолочных плит, которые сильно просели и круглятся теперь над нашими головами, точно паруса, надутые попутным ветром.

Мы, кстати, до сих пор не понимаем, что там за вес такой наверху. Может, Калибан и Сикоракса устроили у нас над головой склад провизии — готовятся к лету, когда нас тут не будет и остатков завтраков, соответственно, тоже? Или сами крысы так растолстели, что стали поперёк себя шире? Так или иначе, никто, даже любознательный Данни Запфер, не жаждет, чтобы потолок вместе с его непонятной начинкой обвалился нам на макушки.

Поэтому в первую среду марта, когда миссис Бейкер села проверять тетради, а я начал читать очередную пьесу Шекспира — на этот раз «Юлия Цезаря», который был поумнее Ромео, но тоже плохо кончил, — в класс вошёл мистер Вендлери с лестницей, восьмью новыми потолочными плитами и огромной колотушкой.

Миссис Бейкер удивилась.

— А зачем этот… молоток? — спросила она.

Мистер Вендлери размахнулся колотушкой, как Юлий Цезарь — мечом.

— Кто их знает, этих крыс? Вдруг разъелись на воле да на казённых харчах?

Миссис Бейкер перевела взгляд на потолок.

— Да-да, очень похоже.

Мистер Вендлери установил лестницу под одной из провисших плит. Поизучал края, взял колотушку в правую руку и поднялся на три ступеньки. Затем протянул левую руку к потолку. Тихонько постучал. Мы прислушались.

Тишина.

Он потрогал плиту левой рукой, попытался вдавить её обратно, вровень с остальным потолком.

Тишина.

Легонько ударил колотушкой.

По-прежнему тихо.

Мистер Вендлери спустился с лестницы и взял в углу мусорную корзину.

— Кто подержит внизу эту штуку, пока я буду снимать плиту? — сказал он. — А то вдруг что-нибудь вывалится.

— Что-нибудь? — уточнила миссис Бейкер.

— Или кто-нибудь, — ответил мистер Вендлери.

Миссис Бейкер посмотрела на меня. Всё-таки она меня ненавидит, не иначе.

Я покорно встал с корзиной под восьмью скособоченными потолочными плитами, а мистер Вендлери взял колотушку и начал подталкивать одну из плит вверх — именно так они вынимаются из потолка.

— Далеко стоишь, — сказал он мне. — Если что упадёт — не поймаешь.

Я на шаг приблизился к лестнице.

— Вот сюда, — велел мистер Вендлери, указав на точку под потревоженной плитой, куда вот-вот должны были свалиться крысы или награбленное ими добро.

Затем он приподнял плиту колотушкой более решительно, и мы снова прислушались, ожидая топота крысиных лап.

Тишина.

Мистер Вендлери слегка наклонил плиту, чтобы она вышла из пазов… И тут на меня посыпалась всякая всячина: обрывки домашних работ и писем от учительско-родительского комитета; размноженные на ротапринте листки с заданиями; красно-сине-белые обёртки от жвачек «базука», которые собирает Данни Запфер; изгрызенные карандаши Т2; разноцветные куски картона с уроков труда; салфетки из столовой; остатки чёрной кроссовки — помню, как Дуг Свитек искал её месяца полтора; обрывки газетного фото, где я лечу над сценой в жёлтых колготках; жалкие остатки «Миссисипи в моей жизни», то есть в жизни Мирил-Ли Ковальски, у которой пропал этот доклад… всё сыпалось как прошлогодний снег.

— Подставляй корзину! — закричал мистер Вендлери.

Собственно, я так и делал, но хлам сыпался мимо — мне на голову, в лицо, за шиворот. Наверно, я заорал, потому что миссис Бейкер вскочила и корзину у меня забрала.