Флейта Нимма - Марина Кимман

Чапель помахал рукой перед решеткой, как это обычно делают дети, проверяя, заснули родители или нет.

Дверь, щелкнув замками, открылась.

Художник ожидал увидеть просторный архив, битком набитый документами, однако за дверью оказалась небольшая библиотека, даже кабинет: семь-восемь полок с книгами, какие-то ящики, стол и два кресла. На одной из стен висел портрет мужчины в старинных одеждах. Художник при взгляде на него презрительно усмехнулся: чувствовалось, что рисовал дилетант.

— Хм, неудивительно, что Хранилище знаний не захотело нас перемещать, — сказал Чапель, взяв в руки один из томов. — Это же кабинет первого хозяина Хранилища, господина Моно. Оу-вау! — он вцепился в книгу и стал лихорадочно переворачивать листы, время от времени хихикая, как девчонка.

Художник, который как раз искал нужный ему фолиант — что было непросто, учитывая, что он не знал, где именно хранятся атласы и как выглядят их корешки — недовольно поинтересовался:

— Что там?

— Да тут… анекдоты про северных богов. Весьма, сказал бы, неприличные, — Чапель снова хохотнул. — Вот уж не думал, что кто-то записывает такие истории… Кстати, должен предупредить тебя. Эти книги существуют только в единственном экземпляре.

— Буду предельно аккуратен, — пообещал художник.

— Да погоди ты! Я не к тому. Эти книги теперь называют "Моно", по имени хозяина. Знаешь, что это значит?

— И что же? — Аллегри наконец нашел книгу, на верхней полке третьего шкафа. Пришлось встать на стол, чтобы дотянуться.

На вид ей было никак не меньше трех сотен лет. А может, и больше. Сначала в алфавитном порядке перечислялись места, в которых побывал и о которых слышал составитель, затем шли сами карты.

— Их нельзя переписать. В принципе.

Да! Храм упоминался в этой книге. Вот, на севере Осеморя, в горах, между водой и Поющей пустыней стоит этот Храм. Судя по иллюстрации, формой он напоминал яйцо, к которому вели тысячи мраморных ступенек.

Мне не помешает свой экземпляр карты, подумал художник.

— Что ты сказал? — спросил он.

— Эти книги невозможно переписать. Даже частично, — повторил Чапель. — Единственный путь что-то вынести из этого кабинета — выучить наизусть. Ну, или если Хранилище тебе подарит одну из них, но на это даже не рассчитывай.

Раздосадованный, Аллегри прихватил том и уселся в кресло бывшего хозяина кабинета.

— Что, даже схематично набросать нельзя?

— А ты попробуй.

Тон Чапеля не оставлял сомнений в исходе эксперимента, однако художник все же решил попробовать. Разворошив груду листов на столе, он нашел старый свинцовый карандаш и подходящий клочок бумаги.

Он успел обрадоваться — карандаш, как ему и положено, оставлял следы на обрывке, но не тут-то было. Чуть погодя линии стали выгорать, и скоро лист выглядел так, словно к нему и не прикасались.

— Этот ваш господин Моно наверняка был скрягой, — сказал художник. — Даже знания — и те себе прибрал.

— Моно? — Чапель весь ушел в книгу. — Да нет — он просто хотел сохранить их.

Он перевернул страницу и довольно хмыкнул.

Художник нахмурился. "Хотел сохранить", "мы с Хранилищем в некотором роде, друзья"… Чапель что-то скрывал. Другой вопрос, так ли необходимо знать, что именно? Аллегри терпеть не мог, когда к нему лезут в душу, и сам с другими так не поступал.

Художник несколько раз шифровал перерисованную карту, но как не старался, удержать ее на бумаге не удавалось.

Он перепробовал все: ходил по кабинету, громко и с выражением зачитывая названия городов, которые могли бы помочь ему сориентироваться на пути к Храму, придумывал ассоциации с ними, даже попытался сочинить песню, где упоминались бы опорные точки. Чапель немало повеселился, наблюдая за этим представлением.

Оставалось надеяться, что память не подведет Аллегри. Иначе он так и будет, до конца своих дней, блуждать в Осеморских горах.

— Ну, побежали? — спросил Чапель, стоило художнику вернуть атлас на место. — Я голоден.

Он вышел из кабинета, не дожидаясь Аллегри.

Украдкой, хотя прятаться, в общем-то, было не от кого, он посмотрел на флейту. Бездушный, бесполезный инструмент, из которого нельзя извлечь и звука… даже в таком виде он дарил ему куда больше надежды, чем когда-либо кисть и краски.

— Отдай, — услышал он.

Художник едва не выронил флейту, пытаясь спрятать ее обратно в рукав. Он оглянулся. Рядом никого не было, равно как и во всем кабинете.

Голос не принадлежал Чапелю. Аллегри, впрочем, сомневался, что он вообще человеческий — слишком много металлических ноток. Так могла бы разговаривать оббитая железом дверь.

Он выглянул в коридор. Трудно сказать, что он там ожидал увидеть, но уж точно не это. Чапель стоял, скрестив руки, и с вызывающим, даже несколько нахальным видом смотрел на стену. Из стены требовательно высунулась голубая полупрозрачная рука.

— Ну же.

Тот же самый голос. Стена заволновалась, и оттуда появилось не лишенное приятности девичье лицо того же потустороннего оттенка.

— Я тебе триста раз говорила — нельзя отсюда ничего воровать, и все равно ты каждый раз пытаешься унести что-нибудь. Ну зачем тебе собрание баек про северных богов? Астера решил шантажировать? Или еще какую штуку задумал?

Чапель так замотал головой, что с нее слетел платок. Открылось чудное зрелище, от которого Аллегри временно забыл, как дышать.

Вместо волос у Чапеля росли перья. Длинные мягкие перья лазурного цвета. Неудивительно, что он никогда не снимал головного убора.

Бочком, надеясь, что его все-таки не успели заметить, Аллегри пробрался обратно в кабинет и спешно забаррикадировался. Он не совсем понимал, зачем это делает, но ужас перед инородным был сильнее.

Несмотря на то, что художник остался один, он все равно продолжал слышать ее голос.

— Ну вот, ты напугал его.

Последовала пауза, во время которой, видимо, Чапель говорил что-то.

— Так ты ему не сказал, кто ты?

Наступила тишина. Сказать, что она не понравилась Аллегри — значит ничего не сказать. Она была как раз того типа, когда каждое мгновение ждешь подвоха. На всякий случай он отошел от двери.

— Эль Аллегри, — прошептал кто-то над его ухом. Художник подскочил от неожиданности.

Это была она. Та самая, которая вышла из стены в коридоре. Слабо светясь, она стояла всего в полуметре от художника.

— Не бойся.

Аллегри хмыкнул. Спору нет, к этому моменту он побывал в самых разных передрягах — один Храм Детей Хаоса чего стоил, но человек (человек?) с перьями вместо волос и полупрозрачная девушка доконали бы кого угодно.