Империя мертвецов - Кэйкаку Ито

– Спокойно! – снова зевнул Барнаби. – Все равно всем умирать.

Часть вторая

«Нарушитель запрета задает такие вопросы, на которые сам не хочет отвечать».

Сэр Фрэнсис Уолсингем

I

В воздухе витал запах влажной почвы.

Мы ехали по городу Токио, кишащему иероглифами. Буквы из какого-то безумного числа пересечений кичились своим непостижимым для моего ума смыслом, и я чувствовал себя слегка захмелевшим. Мне казалось, что иероглифов даже больше, чем вещей, которые они могли бы обозначать.

30 июня 1879 года. Мы с Пятницей тряслись в двухместной рикше вдоль канала. Шаткую повозку на двух колесах тащил низенький живой человечек, и, сколько бы рикш мы ни встречали на своем пути, ни в одну из них не впрягали мертвецов. В Японии едва улеглись гражданские войны, и теперь она уверенно двигалась курсом «богатая страна, сильная армия», но мертвецов себе тут мог позволить далеко не каждый. Правда, азиаты со своими почти детскими и совершенно невыразительными лицами и так напоминали мне франкенов.

Возрожденная Японская империя сделала первый шаг на пути к современному государству всего с десяток лет назад. На юге вспыхнула революция, которая свергла прежнюю власть, и на смену эпохе Эдо пришла Мэйдзи. Великие державы вскрыли замкнувшуюся в себе на долгих два с половиной века страну, как устрицу.

Франция поддержала сёгунат Токугава, Великобритания – революционеров, обе стороны ввезли достаточно мертвецов, чтобы раздуть гражданскую войну, но все это осталось в прошлом. Британский дипломат Гарри Паркс сообщил, что даже беспорядки в Сацуме, вспыхнувшие два года назад, успешно подавлены.

– В последнее время даже не страшно гулять по городу безоружным, – улыбнулся он, хвастаясь старым шрамом, который, по его уверению, ему когда-то оставил самурай. И с тревогой добавил: – Только берегитесь мертвых подрывников.

– «Спектры»? – спросил я, и Паркс кивнул.

– Министра внутренних дел Окубо Тосимити взорвали только в прошлом году. Верховные чины правительства встревожены.

– А Шир-Али в Кабуле еще не поймали? – Я вспомнил о ходе войны в Афганистане, но Паркс только покачал головой.

– Неважно, что Шир-Али сам о себе думает. Он пешка. Нам все еще неясно, кто стоит за этими террористами.

На краю сознания мелькнуло словосочетание «Крымские призраки», но перед Парксом я сохранил полное самообладание и ни словом о них не обмолвился.

Мы сели в рикшу у британского посольства в Итибантё, минули ворота Хандзо и отправились кружным путем вдоль канала у южной части императорского дворца. С утоптанной грунтовой дороги взвивалась пыль, но, в сравнении с Лондоном, тут было чисто и спокойно. Порой я замечал совершенно не пугливых на вид птичек – вот уж диво для столицы. С того самого мига, как я ступил на землю Иокогамы[33], у меня сложилось впечатление, что Япония – тихая и мирная страна, и до сих пор оно не изменилось. Тут будто вечно царит безмятежный полдень английского провинциального городка.

В императорском дворце, проплывающем от нас по левую руку, мне отчетливо не хватало очертаний сторожевой башни. Я предположил, что ее разрушили во время беспорядков, но мне сказали, что ее там нет уже лет двести. Когда два века истории вот так помещаются в одно предложение, это только лишний раз демонстрирует чудаковатость страны. Как это возможно, чтобы государство символизировал замок – безголовый гигант!

Жители и быт показались мне куда безыскусней и спокойней, чем в колониальной Индии. Домики как в Средней Азии: маленькие, деревянные, мебели почти нет, обитатели стелют себе постель на матах, только тут они даже сидят на полу и едят с низких столиков. Полуголые детишки кубарем выкатываются на улицу, а когда я украдкой заглянул вглубь одного дома, то увидел женщину, которая мылась в большой бадье. Она даже не попыталась прикрыть свою нагую грудь и посмотрела на меня с таинственной улыбкой. И такое зрелище – возле императорского дворца, а всего в двух-трех кварталах от него начиналась старая Япония.

Глядя, как нежный ветерок колышет ветви ив у дороги, я откинулся на спинку своего тряского сиденья. Тряска – неизменный атрибут быстрого путешествия. Я вспоминал, сколько уже трясусь в дороге, и в голове не укладывалось, что я преодолел добрую треть земного шара. Мы покинули Бомбей, пробрались сквозь архипелаг к югу от Малакки и через Шанхай приплыли в Иокогаму. Пусть я не видел столько, сколько члены экспедиции на «Бигле», но все равно узнал, как светятся недвижные воды Индийского океана, да и чего я только не повидал. Фантастическое море осталось позади, и мы вступили в бурлящие, в противовес имени, воды Тихого океана. Барнаби по дороге сбросил за борт шестерых. Но такие мелочи уже перестали меня тревожить.

До Иокогамы нас донесло крошечное судно, и вот мы наконец высадились на берег. Молодая страна, распахнув двери иностранцам, пока даже не достроила в своей прихожей достаточно мощный порт, чтобы принимать большие суда. Из Иокогамы до станции Симбаси[34] мы добрались по железной дороге. По всей стране, помимо этого огрызка, проложено железнодорожное сообщение между Осакой и Кобэ, Осакой и Киото, да, собственно, и все. И даже на этих мизерных и, в сущности, бесполезных участках поезда постоянно опаздывали, а железнодорожным компаниям приходилось следить, чтобы не разворовали рельсы, – воистину время в Японии течет неспешно.

В кварталах при императорском дворце в глаза не могли не броситься новые постройки из кирпича, и город из-за их рыжего цвета казался тем более игрушечным. Центр Токио – такой же квадратный, как иероглифы. Мне подумалось, что, если взглянуть на него с воздуха, он будет похож на огромный красный знак. Рикша, прокладывая себе дорогу сквозь влажный воздух, миновал ворота Сакурада и завернул влево за воротами Хибия. Затем – вправо от ворот Бабасаки, налево прямо перед мостом Кадзибаси, и мы оказались прямо у здания столичного полицейского управления при министерстве внутренних дел.

Пятница, все это время дотошно записывавший наш маршрут в тетрадь у себя на коленях, наконец ее закрыл.

– Что ты творишь?! – возопил я в одном из кабинетов. В ответ на меня кисло посмотрел не кто иной, как Барнаби в японской одежке. Впрочем, одетым его назвать язык не поворачивался: подол и рукава кимоно были так коротки, что едва прикрывали его массивную тушу, а вокруг бедер буквой Т обвивалась белая тряпка, которую местные называли «фундоси». Вид, прямо скажем, экстравагантный.

– Сливаюсь с населением, – нимало не смущаясь, ответил мой напарник, и меня так и