Маглор. Трилогия (СИ) - Вера Чиркова

Пальцы и сейчас ощущают полоски кожи, металл колец…

Что?!

Какой металл?! Я дернул руками, и только теперь сообразив, что не могу не только поднять рук, но даже пошевелить пальцами, зарычал от возмущения.

– Маглор Иридос, послушайте меня, ну пожалуйста! Маглор… Ну, Иридос же! Приди в себя, выслушай все сначала!

– Выпорю! – прорвалось у меня сквозь рык. – Выпорю обоих! Да как вы додумались-то? Немедленно отвяжите, иначе…

– Я сейчас полью тебя сонным зельем, и будешь спать еще три дня, – вдруг отчаянно всхлипнула девчонка, – пока не начнешь соображать, как нормальный человек.

– А может, он больше никогда не будет… ну, это… как человек, – горестно буркнул Ганик, и я по привычке насторожился.

Когда Ганик что-то говорит или делает, лучше быть наготове к любым сюрпризам.

– Я жду объяснений, – собрав всю силу воли и все свое терпение, произнес я как смог спокойнее, – но сначала ответь на простой вопрос: кто тебе разрешал называть меня по имени?

– Мы же не в крепости, а в дороге. И никаких гувернанток и стражников тут нет, – строптиво объявила девчонка. – Если вдруг что-то случается или кто-то нападает, глупо кричать «маглор Иридос».

– Сейчас на нас нападают? – ласковым голоском осведомился я, приходя в самое свое язвительное состояние. – Может, мы куда-то скачем?

– Но нужно ведь привыкнуть! – попыталась отстоять свою точку зрения она, но я был непоколебим.

– Привыкай про себя. А вслух зови меня маглор Иридос. Я твой воспитатель, и мой контракт пока не закрыт.

– Он говорит как раньше, – шепнул Ганик, явно стараясь, чтоб этот шепот моих ушей не достиг.

Но просчитался. Не только достиг, но и отразился в них эхом, свистящие звуки почему-то воспринимались моим слухом значительно четче.

– Сначала все объясним, – так же тихо шепнула Мэлин, и я почувствовал, что снова закипаю.

Долго они еще будут притворяться шпионами короля Георгиуса? Ведь не с хуторянином же общаются! Я напряг мышцы, послышался треск ткани… и в тот же миг на меня обрушился мощный взрыв страха.

Причем я почти сразу понял, что опаска была и до этого, только чем-то приглушена. А теперь ужас просто прорвался через сдерживающие его щиты, или нет, скорее это было действие зелья.

– Святая пентаграмма, – процедил я чужим голосом и бросил на себя заклинание невозмутимости.

Иначе я никогда не сумею договориться с этими шалопаями. Хотя… должен признать… в последние недели они почти не выводили меня из себя. И в бою вели очень достойно, не трусили и не рвались в герои.

Похоже, заклинание уже сработало, осознал я, когда додумался чуть ли не до того, чтобы начать хвалить своих подопечных.

– Мэлин, – произнес как можно тише и вежливее, – я совершенно спокоен и жду твоих объяснений.

– Только пообещай, – подумав, осторожно пробормотала бастарда, – что не станешь сразу пугаться и злиться.

– Мэ-элин! Я же сказал, что спокоен! Приступай к объяснениям!

– Ты помнишь, как мы убегали от волков? – опасливо произнесла она, и я непроизвольно язвительно усмехнулся.

Это они убегали, а я выжидал момент, когда вся стая, втянутая в погоню азартом и предвкушением добычи, окажется на открытом месте, чтобы никому не было потом обидно. Но вслух этого говорить все же не стал, иначе начнутся выяснения, и я лишние полчаса буду лежать связанным.

– Помню, – ответил я так кротко, как получилось, и сам удивился прорвавшемуся в голосе рыку, – правда, помню. Вот потом – как-то смутно.

– Потому что потом он бросил на тебя проклятие, – вдруг горько всхлипнула Мэлин, и я встревожился всерьез.

– Кто он? Там никого не было!

– Он появился, когда они загорелись. – Голос девчонки вдруг стал таким усталым и несчастным, что я начал ей верить. – Оборотень. Он их вел, и огонь его вернул в человечье тело. Старый, косматый… и очень злой. Он бросил в тебя черный шар. Не знаю, как это возможно, было темно, но я его отчетливо видела. Когда шар в тебя ударил, он показался мне таким липким, словно был из масла. Твоя мантия вспыхнула зеленым светом, потом алым, а потом это масло все поглотило. Ты вцепился в упряжь и погнал коня. Я сразу ничего не заподозрила, а потом, когда он устал и перестал бежать, обогнала и поймала. Ты спал. Ну, я так тогда подумала. А потом мы ехали потихоньку, пока не устали, уже начало немного светать. Сначала остановились просто на полянке, потом Ганик пошел искать воду и увидел на другом склоне эту избушку. Мы сходили проверили, все запущенно… Наверное, это охотничья, но здесь давно никто не жил.

– Дальше, – коротко приказал я, догадавшись, что она специально рассказывает так подробно, чтобы дать мне время привыкнуть к мысли о том, что со мной не все в порядке.

Да я и сам уже догадался, едва услышал рассказ про оборотня. Сразу же создал поисковичок и посмотрел на собственную ауру со стороны. И теперь неподдельно радовался собственной предусмотрительности – если бы не заклинание невозмутимости, меня вполне могла бы накрыть волна паники и отчаяния.

– Потом мы тебя сняли с коня и затащили в избушку, – тихо вздохнула она, и я стиснул зубы, осознав, что пришлось им не так уж легко, – а затем привязали. Ты первый день во сне рычал… извини.

– Сколько дней прошло? – дошли мы наконец до моего первоначального вопроса.

– Три… – почти прошептала она и снова всхлипнула.

Скверно. Ох как же все это дрянно. И то, что мои подопечные эти три дня были без присмотра и без охраны, и то, что мы слишком задержались на одном месте. Но хуже всего было то, что я не имел в эти дни никакой возможности распутать проклятие, и оно проросло, спуталось с остатками заклинаний щитов и сторожек, и преобразовалось в нечто абсолютно неопределимое и неузнаваемое.

– А почему темно? – помолчав, с напускной небрежностью осведомился я.

– Мы тебя занавесили. Мантиями… Чтоб ты не испугался, – с запинкой выдала воспитанница и истерично хихикнула.

– Открывайте.

– Сейчас, – пообещала Мэлин и послышались удаляющиеся шаги.

– И куда она?

– Я сам открою, – с непонятной интонацией проворчал Ганик, шурша какими-то щепками, и вдруг стало светло.

Так светло, что я даже прищурился – оказывается, сейчас в разгаре ясный, почти летний день.

Ганик тяжко вздохнул и продолжал копаться возле меня. Что-то перекладывал, ронял, потом, сопя от натуги, распутывал ремешки, очень сообразительно привязанные к лавке за застегнутые на запястьях моих рук ремни от моего же саквояжа.