Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяева и гость остановились у здания, которое Шеф счел церковью на иудейский лад. Там молились мужчины и женщины, припадая к земле, как магометане, но где-то в полутемной глубине король разглядел теплящуюся свечу, и в ее свете человек читал вслух, – по-видимому, для двух раздельных групп мужчин и женщин. Дальше располагалась площадка, на которой спорили двое мужчин. Каждый из них бесстрастно выслушивал, как другой произносит речь слов на пятьсот, затем говорил сам. Судя по звучанию голоса, он сначала приводил какую-то цитату, а затем разъяснял ее смысл и опровергал доводы противника. Их окружала внимательная толпа слушателей, молчаливая, но позволяющая себе возгласы одобрения или несогласия.
– Один говорит: «Не отдавай деньги в рост», – пояснил Соломон. – А другой отвечает: мол, иноземцу можешь отдавать и в рост. Теперь они спорят, кого считать иноземцем.
Шеф кивнул и задумался. Он знал о власти, опирающейся на оружие, подобно его собственной и власти тех норманнов, которых он сверг. Он знал о власти, основанной на страхе и рабстве, как у черных монахов и христианских королей. Здесь, кажется, власть держалась на книгах и на законе, на законе, который был изложен в форме книги и не зависел от произвола короля, ярла или олдермена. Однако книжные законы не выглядели намного мудрее непосредственных решений, которые принимали английские суды. Было в этом что-то, чего он не понимал.
– Изучает ли ваш народ что-нибудь, кроме законов? – спросил Шеф.
Соломон перевел, выслушал ответ князя, по-прежнему ведущего их куда-то.
– Он говорит, изучается лишь кодекс и комментарии. – Соломон попытался найти эквиваленты этих понятий на англо-норвежском жаргоне Шефа и в конце концов остановился на словосочетаниях «книга законов» и «книга судебных решений».
Шеф с невозмутимым лицом снова кивнул. Новое ли это знание? Или просто многократно пережеванные старые сведения, то, от чего он с презрением отворачивался, находясь в своей стране и в своей столице?
– Смотри, – указал наконец Соломон на небольшое здание, расположенное почти у самой набережной порта.
Позади него, между стенами узких проулков, Шефу на мгновение открылась картина гавани и воздушного змея, планирующего в воздухе. Шеф раскрыл рот от негодования. Они запускают змей без своего короля! И Шеф был почти уверен, что в полет все-таки послали Толмана: змей не раскачивался беспорядочно, он управлялся.
– Смотри, – повторил Соломон настойчивее. – По крайней мере здесь ты найдешь новое знание.
Неохотно, поминутно оглядываясь назад, Шеф проследовал за хозяевами внутрь здания. Там вокруг центральной площадки стояли столы. Оттуда доносился неумолчный скрип: за столами сидели люди, их руки двигались одновременно, как у марширующих гвардейцев императора или у воинов самого Шефа. Стоявший в центре человек держал в руках книгу и читал вслух. Читал на каком-то непонятном языке и очень медленно, с паузой после каждых нескольких слов.
Это переписчики, понял Шеф. Он слышал о таком занятии еще от христиан. Один человек медленно читает, другие записывают его слова, и в результате, в зависимости от того, сколько было переписчиков, получается шесть, а то и десять книг вместо одной. Впечатляюще и, кстати, объясняет, откуда людям Закона известны их законы. Однако вряд ли это можно считать новым знанием.
Прозвучало распоряжение князя, и чтение прекратилось, чтец и переписчики, повернувшись к своему правителю, торжественно поклонились.
– Новое знание не в самой идее переписывания, – сказал Соломон, – и не в книге, Господи мне прости, которая переписывается, а в том, на чем они пишут.
При этих словах чтец протянул свой эталонный экземпляр Шефу. Тот неловко взял книгу, гадая, с какой стороны она открывается. Его руки привыкли к молотам и клещам, к канатам и рангоутному дереву, а не к таким тонким листам кожи.
Кожи? Если это кожа, то с какого зверя она снята? Шеф поднес книгу к носу, принюхался. Пощупал страницу, скрутил ее, как лист пергамента. Не пергамент. И даже не тот, другой материал, не папирус, который делают из какого-то особого тростника. Тонкий листок порвался, чтец подскочил со злобным взглядом и воплем. Шеф выждал минуту, бережно держа книгу, потом вернул ее, глянув в сердитые глаза без всякого выражения и без намека на извинения. Только глупец считает, что всем известно то, что известно ему.
– Я не понимаю, – обратился он к Соломону. – Это не телячья кожа, которой пользуемся мы. Здесь нет наружной и внутренней стороны. Может, кора?
– Нет, и не кора. Но сделано из дерева. На латыни это называется papyrium, по названию какого-то египетского растения. Но мы делаем папириум не из этого растения, а из древесины, измельченной и обработанной особым образом. Мы добавляем кое-что, разновидность глины, чтобы чернила не расплывались. Это знание пришло к нам издалека, с другого конца империи арабов. Там, в Самарканде, арабы сражались с воинами империи, лежащей за горами и пустынями. Арабы победили и привели с собой много пленных из страны Хин. Говорят, они-то и открыли арабам секрет папириума, бумаги. Но арабы не оценили бумагу, они лишь заставляют своих детей учить наизусть отрывки из Корана. А мы стали делать много разных книг. Это новое знание.
«Новое знание, как делать книги, – подумал Шеф. – А не новое знание – Соломон просил Господа простить его за такие слова, – не новое знание в самих книгах. Однако это кое-что объясняет. Например, почему здесь так много книг и так много читателей. На книгу из пергамента нужны шкуры двадцати телят, а то и больше, ведь используется не вся шкура. На тысячу человек не найдется и одного, который может запросто разжиться шкурами двадцати телят».
– Сколько стоит такая книга? – спросил он.
Соломон передал вопрос Бенджамину, стоявшему в окружении своих телохранителей и мудрецов.
– Он говорит, что мудрость дороже рубинов.
– Я не спрашиваю о цене мудрости. Я спрашиваю о цене бумаги.
Когда Соломон снова перевел вопрос, насмешливое выражение на лице сердитого чтеца, все еще разглаживающего порванную страницу, сменилось откровенным презрением.
* * *
– Я не слишком-то на них рассчитываю, – заявил Шеф тем же вечером своим советникам, глядя, как солнце садится меж горных пиков. Он знал, что примерно то же самое говорят сейчас про него самого мудрецы
