Апостол Смерти (СИ) - Щербинина Юлия Владимировна

— Смешно, — буркнул я, подавленный нарастающим плачем ребёнка, который был ни в чём не виноват. — Пойдём отсюда.

— Как скажешь.

Сквозь стену мы оказались в комнате соседней квартиры. Я ощутил, как сжимается сердце от детского крика, что был слышен и здесь.

— Как ты уже понял, в нашей власти манипулировать людьми, — демонстрировал свои знания Игорь. — Дети — самое простое. Что им ни внуши, всё отчебучат. Если это в их силёнках, разумеется.

Мы вышли из спальни и прогулочным шагом пошли по коридору, заглядывая в другие комнаты.

— Женщины тоже легковнушаемы, ты это уже видел сегодня на улице. С ними просто. Особенно подтолкнуть к опрометчивым поступкам или поселить всякие глупые мыслишки в их головы. Проверено — один раз озвучил ей, скажем, какой-нибудь пусть самый нелепый страх, и бедная барышня полдня из него слона раздувает. Страдает, бедняжка, от собственных тараканов в голове. Их мысли — вот их настоящий ад.

— И много барышень ты так замучил? — без всякого интереса спросил я.

Игорь окунул голову в закрытую дверь, осмотрел комнату и вылез обратно.

— Пойдём на следующий этаж. Здесь никого… Нет, не много. Бывает, если долго забавляешься с ней, она начинает… как будто что-то чувствовать. Решает, что там, где она находится, какая-то «нехорошая энергетика», или вроде того. — Игорь высокомерно фыркнул. — Всегда знал, что бабы ведьмы!

«И откуда ты такой циник?» — хмыкнул я про себя.

Мы поднялись на следующий этаж и вошли в ближайшую квартиру.

Я сразу понял, что здесь живут пенсионеры. На вешалках висят старомодные пальто, зонтики и клетчатая авоська. В квартире безупречный порядок, с единственной комнаты доносится громкое тиканье часов, а с кухни тихое шипение толстого слоя масла. Я мог поклясться, что в воздухе стоит аппетитнейший запах, и от нахлынувшей ностальгии чья-то невидимая рука скрутила мои внутренности.

— Здесь живут ещё два типажа, — поведал мне Игорь.

На кухне сутулая старушка выкладывала из сковородки на тарелку пирожки. Её иссохшие руки двигались очень медленно, вилка слегка подрагивала в пальцах, а наколотый на неё пирожок, казалось, вот-вот сорвётся и упадёт на пол. Однако на кухне бабушка орудовала уверенно, со знанием своего дела, и всё, до чего она касалась, подчинялось ей и не смело выказывать признаки неповиновения.

Пришли мы к самому окончанию готовки. Старушка выключила плиту, убрала сковородку на дальнюю конфорку, накрыла пирожки полотенцем и с тяжёлым вздохом села за стол, отдыхать.

— Попробуй, внуши ей что-нибудь, — посоветовал мне Игорь.

С чувством нарастающего смущения я сел на свободный стул и наклонился к бабушке. Она тоскливо осматривала бесцветными глазами рассыпанную на столе муку, бутылку подсолнечного масла у плиты и гору грязной посуды в раковине.

— Вам нужно отдохнуть, — негромко сказал я ей. Мне очень не хотелось, чтобы Игорь слышал меня. — Уборка подождёт, прилягте на кровать.

Старушка опять издала глубокий вздох, тяжело поднялась со стула и принялась мыть посуду.

Игорь довольно усмехнулся.

— Этот типаж я называю апатичные пустышки. Те, чей огонь уже угас в силу возраста или… ну, просто жизнь стала не мила. Не пытайся управлять ими — абсолютно без толку. Манипулировать просто детьми, женщинами и ещё всякими юнцами, пока у них бурлит горячая кровь и играют гормоны. Это ты тоже сегодня видел. Таким только дай повод себя показать или полезть на рожон.

— Понятно. — Мы вышли из кухни и остановились в коридоре. Если честно, мне не хотелось уходить отсюда, покидать домашний уют… — Дети — проще всего, потом женщины и молодые парни, и самое трудное, так сказать, «пустышки» и сильные личности. С твоими категориями всё ясно, но зачем нам это?

Игорь безоблачно улыбнулся:

— Не знаю. Но раз это в нашей власти, мы должны как-то этим пользоваться.

— Откуда ты всё знаешь? Все эти категории людей, наши способности?

— Видишь ли, Никитка, пока я был совершенно один, я не сопли распускал, а познавал свои возможности, — колко заметил Игорь и предупредил мою реакцию: — Кстати, помимо того, что ты перечислил, есть ещё один типаж людей. Категория. И между прочим, старик, что живёт здесь, прекрасно под неё подходит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Давай обойдёмся без неприятностей у пенсионеров! — резко выдал я. Пытался, но не сумел скрыть всё больше нарастающее раздражение.

Игорь одарил меня просвечивающим как рентген взором и в который раз ухмыльнулся.

— Что ж… Покажу тебе персонажа куда поинтереснее древнего старикашки. Идём.

Мы вернулись на лестничную площадку.

— Где-то живёт тут один… — Игорь задрал голову и начал с такой сосредоточенностью осматривать побеленный потолок, будто хотел отыскать на нём единственную тёмную точку. — Кажется, двумя этажами выше… Если память не изменяет… Пойдём.

И мы пошли.

Позже я не хотел вспоминать этот случай. Если бы можно было вырезать из памяти хотя бы небольшой фрагмент, я бы с удовольствием схватил самые острые ножницы и без сожалений оставил в воспоминаниях сквозную дыру. Настолько всё это было мне противно.

В спальне следующей квартиры мы застали двоих. Бритоголовый парень с татуированными от плеч до кистей руками галантно разливал по стаканам розовое шампанское. На кровати рядом с ним, счастливо улыбаясь, сидела девушка.

— Ай ты мой хороший! — задорно похвалил соседа Игорь. — Исправился, встал-таки на путь истинный, дамочку вон какую завёл. Ну да, ну да… — И с предвкушением взглянул на меня. — Перед тобой представитель ещё одной категории. Управлять им проще, чем женщинами и детьми.

И вдруг я почуял недоброе.

— Игорь! Не надо.

— Надо, Никитка, надо.

— Не вздумай портить людям жизнь! Я уже понял, что ты хотел мне сказать, так что пойдём…

— Никуда мы не пойдём, пока я не покажу тебе, что хочу. Или на нём, или на том старике.

— Я не буду смотреть на то, что ты собрался делать.

— Никита, не зли меня!

— Я сказал нет! Пошли отсюда!

— Вот значит как?

Игорь стремительно подлетел ко мне, такой взбешённый, что я уже приготовился получить по лицу. Но Игорь не собирался меня бить. Пока.

— Может, ты ещё и передумал оставаться со мной? — угрожающе произнёс он.

Несмотря на источающую им угрозу, я не колебался с ответом.

— Если ты несёшь вред людям ради развлечения, нам с тобой и в правду может быть не по пути.

После банального тоста парень с девушкой чокнулись стаканами.

Игорь стоял едва ли не вплотную ко мне, сверлил меня пылающими яростью глазами, и думал, рассчитывал, подыскивал способ посильнее надавить. И вот, преисполнился торжественным озарением.

— Хорошо, — высоко задрал он свой длинный нос. — Не хочешь смотреть — не надо. Но запомни — то, что сейчас произойдёт, будет сугубо на твоей совести. Видит бог, я никому не собирался причинять бед.

Я не хотел ни видеть, ни слышать, ни знать, и намеревался сейчас же уйти из этой квартиры. Почти уже дошёл до входной двери, почти не заметил, как женский смех сменился возмущённым возгласом, перерос в крик, а после и в отчаянный плач. Ему сопутствовала возня, звук разрываемой ткани, злобный мужской голос, перерастающий в звериный рык. Это парализовало меня, наполнило грудь горячим свинцом.

— Куда же ты, Никита?! — плотоядно крикнул Игорь. — Иди и посмотри на то, что ты сделал! Посмотри в её глаза и попробуй объясни, за что ей это!

Я попытался заткнуть ладонями уши, но женский плач и скрип старой кровати раздражали каждую клетку моего мозга.

— Ты слабак, Никита! Слабак! — надрывался Игорь. — Пока ты думаешь о других, о тебе не думает никто! Ты должен быть властителем, а не пешкой в чужой игре! Хищником, а не добычей! В твоей власти делать с ними всё, что ты только захочешь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Прекрати!

— Я буду их мучить! Буду мучить так, как тебе и не снилось, пока ты не научишься… пока ты не поймёшь, что каждый заботится только о самом себе, однако все — все! — используют твою жертву для собственной выгоды! Из тебя будут высасывать соки, выжимать последние капли и выбрасывать в урну, когда эти капли уже будут не нужны!