Повести и рассказы - Николай Агафонов

Полковнику он велел лишь махнуть в окно рукой. Перепуганные таким громким именем, охранники КПП бросились открывать шлагбаум. Машина неслась по дороге, а Серьговский просто не мог поверить этому везению. У него в руках документы по дислоцированию резервной армии «Восток». Но можно ли назвать это везением? Наверняка уже поднята тревога и за ними начнется охота. Успеют ли они к партизанам? Коля говорил, что главное – добраться до Ганина болота, а там он знает проходы, немцы туда не сунутся, там одни топи. Вскоре они свернули на лесную дорогу. Но проехать по ней далеко не удалось. От весенней распутицы все дороги раскисли, и машина застряла.

– Дальше придется идти пешком, – сказал с сожалением Коля. – Тут не так уж и далеко, километров пять будет.

– С этим жирным боровом мы далеко не уйдем, – кивнул в сторону полковника Серьговский, – придется его оставить.

– Может, в расход его? – предложил Коля.

– Я пленных не расстреливаю, – сказал Серьговский, – давайте только пойдем в противоположную сторону, чтобы, когда они его найдут, он указал им ложный след.

Полковника связали и оставили в автомобиле. Пройдя немного, свернули в противоположную сторону. При этом Коля стал рассыпать махорку, чтобы сбить со следа собак.

– Вряд ли это поможет, – с сомнением покачал головой Серьговский. Они, скорее всего, задействуют огромную массу народа и пойдут по лесу цепью. Так что уйти от них удастся, только если вовремя доберемся до твоего болота.

Шли быстрым шагом. Отцу Пахомию после тюремных истязаний было тяжело, но виду старался не подавать, понимал, что надо спешить. Коля шел легко, несмотря на то что он нес два немецких автомата и несколько рожков с патронами. Сказывалась не только молодость, но и радостное возбуждение. Можно сказать, он был слегка опьянен своим успешным участием в боевой операции. Все время вспоминал, как он нокаутировал немецкого водителя.

– Я в школе боксом занимался, а теперь вот пригодилось.

Как отец Пахомий ни старался поспевать за Серьговским и Колей, но вскоре стал все больше отставать. Так что иногда им приходилось поджидать его.

– Все, привал, – объявил Серьговский и первый присел на поваленное дерево.

Он вынул из портфеля документы и стал их рассматривать. Просмотрев несколько бумаг, он даже присвистнул:

– Ого, братцы! Цены нет этим документам. Надо их срочно в Москву.

– Вы вот что, Глеб Эдуардович, – сказал вдруг отец Пахомий, – давайте вы с Колей вперед идите, а я уж как-нибудь потихоньку, раз нам Бог в руки такие документы дал, значит, их надо побыстрее доставить. А то и сами со мной пропадете, и нашей армии помочь не сможем.

– Да что вы, батюшка, такое говорите, – заволновался Коля. – Ведь как здорово, что вы с нами идете. Будет у нас свой партизанский священник. Там многие мне завидуют, что я на службе Божией бываю и причащаюсь.

– Нет, Коля, батюшка прав, можем не успеть. – И Серьговский развернул карту. – Вот здесь начинаются Ганины топи, но со стороны деревни Вязни нас немцы могут успеть отрезать от болота. Так что давай, Коля, на тебя вся страна смотрит, бери документы и дуй во всю мочь. А я отца Пахомия бросить не могу, не для того спасал. Мы с ним выдвинемся вот к этому перелеску, и если увидим немцев, то постараемся задержать их. Так я говорю, батюшка?

– Так, да не так, – покачал головой отец Пахомий. – Зачем нам вдвоем погибать, когда вы можете спастись?

– Без вас мне уже нет спасения, – улыбнулся Серьговский.

– А может, все-таки вместе? – продолжал настаивать Коля.

– Отставить всякие разговоры и выполнять приказ, – сурово сказал Серьговский и уже мягче добавил. – Я ведь сюда ради этих документов прибыл, столько сил затрачено. Владислав погиб. Правильно батюшка говорит, нам Бог их послал, по-другому это и представить нельзя. Так что иди и выполняй Божие дело. Портфель весь брать не надо, а вот эти бумаги сунь себе за пазуху.

– Ну, раз так, то благословите меня, отец Пахомий, добраться до своих.

– Вручаю тебя в руки Господа и Его Пречистой Матери, сын мой. Иди с миром да вспоминай меня в своих молитвах.

Коля поцеловал у отца Пахомия руку, а тот, прижав его голову к своей груди, поцеловал в макушку. Затем Колю обнял Серьговский. Потом, взяв у него один автомат и рожки с патронами, хлопнул по плечу:

– Ну, беги, герой!

Тот пошел, сначала оглядываясь, а потом побежал и вскоре скрылся между деревьями. Серьговский сложил рожки с патронами в портфель, и они со священником пошли вслед за Колей.

– Когда вы Колю благословляли, – сказал Серьговский, – то мне тоже очень захотелось, чтобы вы меня благословили, но мне, наверное, нельзя, я ведь некрещеный.

– Благословить на доброе дело можно любого человека, – ответил отец Пахомий, – но почему вы некрещеный?

– Родился в Германии, в семье профессиональных революционеров, идейных безбожников. О крещении в нашей семье и вопрос не стоял.

– А хотите сейчас креститься?

– Да что вы, батюшка, смеетесь, поздно уже мне об этом думать.

– Нет, дорогой Глеб Эдуардович, креститься никогда не поздно. Господь одинаково приемлет пришедшего и в первый, и в одиннадцатый час.

– А что для этого нужно? – заинтересованно спросил Серьговский.

– Самое главное, что нужно для крещения, это вера.

– Да кто же не верит в существование Бога! Мне кажется, что даже самые ярые безбожники в Бога веруют, потому-то с Ним и борются.

– Правильно мыслите, Глеб Эдуардович, – засмеялся отец Пахомий, – ибо в Писании сказано, что бесы веруют и трепещут, а злые дела все же творят. Для крещения одной веры в существование Бога недостаточно. Нужна вера не в Бога, а вера Богу. Эта вера – есть доверие Ему. Вера в то, что сказанное Им есть Истина. А Он сказал: «Кто верует в Меня и крестится, тот спасен будет, а кто не верует, осужден будет».

Какое-то время они шли молча, думая каждый о своем. Справа раздался лай немецких овчарок.

– Ну вот, кажется, конец нашему путешествию. Побежали, батюшка, вон к той ложбинке, она будет для нас окопом.

Прямо возле березки была круглая яма, по всей видимости, воронка от бомбы. В нее и залегли беглецы. Серьговский разложил около себя рожки от автомата и несколько лимонок. Потом повернулся к отцу Пахомию.

– Знаете, батюшка, о чем я сейчас думаю. Приблизилась та черта, возле которой лгать нельзя ни себе, ни людям. Я долго жил за границей, много читал наших замечательных русских философов: Бердяева, Булгакова, Франка и других. Умом я все уже стал понимать, а вот веры, о которой вы сейчас говорили, у меня не было. А теперь есть. Ведь я вам поверил и доверяю всем сердцем. А вы верите, то есть доверяете Богу. А раз я вам доверяю, значит, через вас и Богу. Вот так у меня получается. Я искренне раскаиваюсь за все зло, которое совершил в своей жизни, и прошу у Бога и вас прощения. Если это возможно, то хотел бы креститься. Но решать это вам, батюшка.

– Дорогой мой человек, Глеб Эдуардович, прости и ты меня, ради Христа. За то, что там, на Лубянке, не разглядел в тебе образа Божия, а считал сыном погибели. Заменил суд Божий своим человеческим, греховным судом. Забыл, что Господь пришел на землю не судить, а спасти человека. Конечно, я тебя крещу, ибо вижу сердцем, что Бог тебя принимает, как любящий Отец. Могу ли я, грешный, отвергать то, что Бог принимает.

– Жалко, крестного отца у меня не будет, – печально сказал Серьговский.

– Принимающим крещение в сознательном возрасте не обязательно иметь крестных, – успокоил его отец Пахомий.

– А я, батюшка, поверите ли, всю жизнь мечтал о крестном отце. В моем детстве родители практически не уделяли мне внимания, так как свою жизнь полностью посвятили идее мировой революции. У меня был друг, мой одноклассник, и к нему каждое воскресенье приходил крестный отец. Он брал его за руку и уводил гулять. Иногда они брали меня с собой. Мне было очень завидно и обидно до слез, что у меня нет крестного отца.

Отец Пахомий улыбнулся.

– Хорошо, если вы согласны, я буду вашим крестным отцом, – подытожил разговор отец Пахомий и стал произносить молитвы.

Затем троекратно вопросил Серьговского, отрекается ли он от сатаны, тот трижды отрекся. Потом он предложил ему дунуть и плюнуть на сатану, отвернувшись на запад. Это Серьговский сделал с большим удовольствием, так как именно там была ненавистная ему фашистская Германия. Когда подошел момент самого крещения, то отец Пахомий стал растерянно оглядываться кругом, так как вспомнил, что у них нет воды. Увидев в небольшой ложбинке немного оставшегося талого снега, обрадовался. Взяв двумя руками пригоршню снега, он встал над стоящим на коленях Серьговским.

– Крещается раб Божий Глеб, во имя Отца, аминь. – При этих словах он сжал ладони – и по лицу Серьговского потекли прохладные струи.

Когда отец Пахомий в третий, последний, раз выжимал на него воду, то вместе со словом «аминь» грянул выстрел, и по лицу Серьговского потекли уже не холодные, а горячие струи, с соленым привкусом. Он подхватил падающего отца Пахомия. Положив его осторожно на землю, он бережно приподнял ему голову и подложил под нее свой китель.