Ночи дождей и звезд - Мейв Бинчи

— Интересно, кому она расскажет следующий эпизод своей жизни, — задумалась Эльза.

Следующим был Дэвид. В тот же день после полудня.

Томас с Эльзой пошли прогуляться по берегу, Фиона ушла к Йоргису узнать, нет ли вестей из Афин. Дэвид сидел на валу гавани с греческим разговорником.

Вонни присоединилась к нему, чтобы помочь с произношением.

— Скоро заговоришь как местный, — ободрила его она.

— Едва ли. Но мне здесь нравится. У людей достойные ценности, они не одержимы деланием денег.

— Если хорошенько покопаться, у каждого найдется изъян, — заметила Вонни.

Он рассказал Вонни о приглашении отца на присуждение премии и о том, как смешно все это будет выглядеть. Он вынул приглашение из небольшого кейса для плеера, и она внимательно его прочла. Потом он дал ей письмо матери. К его удивлению, она читала со слезами на глазах.

— Ты, конечно, вернешься, — сказала она.

— Нет. Не могу. Через полгода будет еще что-то. Мне не уйти, засосет. Но, Вонни, вы, как никто, понимаете, как важно убежать. Вы же так и не вернулись в Ирландию, да?

— Да, но очень хотела, тысячу раз хотела вернуться и повидаться с родными. И на свадьбу сестры, и на банкет, когда папа ушел на пенсию, и когда мама была в больнице — всегда. Но меня не ждали, поэтому я не смогла.

— Почему вы уверены, что вас не ждали? — спросил Дэвид. — У вас были друзья, с которыми вы переписывались?

— Нет. Все мои подруги возненавидели меня. Я сделала все то, о чем они мечтали. Жила со взрослым мужчиной. Бросила школу, обналичила безнадежный чек во время банковской забастовки, сбежала на греческий остров. Нет, они со мной не переписывались… но, странно, Джимми Кейн посылал весточки. Думаю, он чувствовал себя виноватым. Если бы он не уволил Ставроса, ничего бы такого не случилось. Поэтому он, и только он отвечал на мои письма. Я сказала ему, что обрадовалась, когда он уволил Ставроса. Думаю, ему стало легче от моих слов. Он рассказывал мне обо всем, что случалось в городе, и я кое-что знала про Ардивин. Не очень много, но хотя бы что-то.

— Он продолжал переписку?

— Да, но, понимаешь, тогда я сошла с ума, и это изменило все. — Она сказала это так просто, словно съездила куда-то на автобусе, а не сошла с ума.

— Это было не совсем сумасшествие, верно? — спросил Дэвид.

— О да, не совсем. Это из-за Магды. У нее был ужасный муж, бешеный по любому поводу, ревновал Магду ко всем. А на самом деле она только и делала, что убиралась в доме, готовила ему еду и не смела поднять головы, сидя за вышиванием. Мы думали, что это именно так. Возможно, она не оторвалась бы от вышивания, если бы Ставрос не обратил на нее внимания. Кто теперь знает?

— И вам она поначалу понравилась?

— О да, очень. Это была прелестная, нежная женщина с прекрасной улыбкой и сложной судьбой, бездетная, замужем за несносным человеком. Иногда у нее появлялись синяки или раны, но всегда она винила свою неловкость. Ставрос играл в тавли с ее мужем в кафе, как все остальные мужчины. Ему вовсе не хотелось слушать о том, что творится у них в доме: «Это их жизнь, Вонни, их семейная жизнь, нам незачем лезть…»

И, возможно, потому, что я была дико занята на работе и воспитанием маленького Ставроса… В общем, я ничего не замечала. Но однажды я вошла, чтобы забрать скатерть, а она там сидела, и кровь капала на белое полотно. Я побежала за старым доктором Леросом, отцом нашего доктора Лероса. Он забинтовал рану и сказал, что так больше продолжаться не может. Нам понадобился крепкий мужчина, кто-нибудь вроде Ставроса, чтобы справиться с ее мужем. Поэтому я передала Ставросу слова доктора. И на этот раз он меня послушал и взял еще двоих друзей. Не знаю, что там было, но, кажется, они прижали обидчика Магды и рассказали, что будет, если история повторится.

— Он все понял правильно?

— Очень правильно, и Магда больше не говорила, что неловкая, и впервые ходила с высоко поднятой головой. Именно тогда все заметили, какая она красавица. До тех пор все думали, что у нее только волосы красивые, — грустно произнесла Вонни.

— Вы догадались, что Ставрос… э… заинтересовался ею? — тихо спросил Дэвид.

— Нисколько. В Агия-Анне я оказалась последней, кто узнал об этом. Я слышала, что такое бывает, но не верила. Или считала, что такие жены просто идиотки. Но в итоге это обрушилось на меня.

— Как?

— Не самым лучшим образом. Малыш Ставрос был на бензозаправочной станции. Ему тогда было четыре годика. Он спросил, почему Магда всегда такая усталая. Я удивилась, с чего он так решил, а малыш Ставрос и говорит, что она всегда ложится в постель, когда приходит к нам в дом, и папа должен сидеть с ней. Помню, как сейчас: у меня так закружилась голова, что я едва не потеряла сознание. Магда и Ставрос? В нашем доме? В моей постели? Здесь было что-то не так. Какая-то ошибка.

— И что же вы сделали?

— Закрыла бензоколонку и рано утром на следующий день пошла домой. Малыш Ставрос играл во дворе. Наш дом был там, за домом Марии. Я взяла его за руку, отвела к соседям, вернулась в дом, тихонько открыла дверь и вошла. Было очень тихо, и вдруг я услышала их смех. Он называл ее пушистым кроликом, так же он звал и меня, когда мы занимались любовью. Я открыла дверь и смотрела на них с порога. Как она была красива со своими темными длинными кудрями и оливковой кожей. В зеркале я увидела свое отражение. Ничего хорошего. Никакого сравнения!

Они немного помолчали, и Вонни продолжила:

— Я подумала, зачем я пришла и помешала им? Теперь все раскрылось. Если бы я не вернулась, так могло бы продолжаться вечно, и все бы делали вид, что все хорошо. Все мы. Но, глядя на нее, на ее красоту, я поняла, что проиграла. Конечно, он предпочтет ее, а не меня. Поэтому я ничего не сказала, а просто глядела на них, как мне показалось, бесконечно.

Потом Ставрос сказал: «Пожалуйста, не устраивай сцен, Вонни, ты расстроишь ребенка». Вот о чем он подумал прежде всего — боялся расстроить малыша Ставроса! А меня расстраивать было можно! Я бросила семью, родину ради него. Вонни расстроить можно, ту Вонни, которая украла деньги, чтобы купить ему гараж, и которая работала в нем от зари до зари. Каждый день, чтобы дело процветало… Вдруг все показалось напрасным, словно облупившаяся картина на стене. Теперь все было неправильно…

Дэвид слушал как завороженный.

— Я ушла. Из спальни, из дома, мимо малыша Ставроса, игравшего с другими детьми. Направилась в верх города, в маленький бар. Туда, где обычно сидели и пили старики. Заказала ракию, ты знаешь, самый крепкий напиток, который есть у них, похож на пойтин у меня дома. Я пила, пока не забыла то, как ее овальное красивое плечо прижималось к его груди. Напилась так, что свалилась на пол.

Они отнесли меня домой, ничего не помню, как это было. На следующий день я проснулась в нашей кровати. Ставроса нигде не было. Я вспомнила ее в этой самой кровати, и мне стало плохо. Маленького Ставроса тоже нигде не было. Я вышла на работу, но от запаха бензина и выхлопных газов мне снова стало худо. Я пошла в бар, где была накануне, извинилась за свое поведение и спросила, сколько должна. Они все закачали головой, не хотели ничего брать с меня за то, что я опьянела от их ужасного и, возможно, не очень хорошего домашнего вина. Нервничая, я спросила, как меня встретили, когда они отнесли меня домой.

Магда отвела моего ребенка к его деду, парикмахеру. Ставрос лишь указал им на кровать и ушел. Больше они сделать ничего не могли. Тогда у меня был бренди, отличный бренди «Метакса», чтобы забыться. А потом я доплелась до бензозаправочной станции, но ни с кем не могла говорить и вернулась домой. Домой! Ох! В пустой дом. Пила четыре дня и ночи, потом догадалась, что они отобрали у меня ребенка. Словно во сне я слышала, что муж Магды уплыл на рыбацкой лодке на другой остров. А потом помню, что очнулась в больнице у дороги в Калатриаду. Кристина, которая была первой любовью Ставроса, навестила меня. «Притворись спокойной, притворись, и они тебя выпустят», — посоветовала она. И я притворилась.

— Сработало? — поинтересовался Дэвид.

— Лишь ненадолго. Ставрос со мной не разговаривал, не сказал, что сделал с моим сыном, и я знала, что не должна повышать голоса, иначе снова окажусь в той больнице, где все двери на замке.

— А что Ставрос?

— Переселился в дом напротив и жил с ней. Я знала, что все они следят за мной, поэтому не могла пить в баре на горе. Покупала бутылки в разных местах и напивалась до потери сознания. В той кровати я не спала больше никогда, кроме ночи, когда меня пьяную принесли домой. Спала только на диване. Не знаю, как долго это продолжалось.

Потом Кристина помогла мне прийти в себя. Чистая, опрятная и относительно сдержанная, я отправилась на встречу с мужем. Он вежливо попросил меня уйти, оставить его. Я могла жить в доме. Он сменил все замки на бензоколонках, везде, и убрал мое имя с чековых книжек и ведомостей. Сказал, что наш сын живет в Афинах с тетей и что я никогда его не увижу. Он говорил со мной как с недоумком, что скоро собирается продать гараж, его гараж, и что Магда заберет маленького Ставроса, устроится на новом месте и создаст для него новые условия.