Отто Шмидт - Владислав Корякин

Исход обеих экспедиций в значительной мере зависел от прогноза ледовой обстановки по маршруту плавания. Ответственный за прогноз профессор Визе исходил из следующих соображений: «Ледовые условия в арктических морях летом определяются следующими факторами: 1) запасом тепла, имеющимся в воде к началу таяния льдов (вследствие большой инертности прогностическое значение имеет также запас тепла и состояние льдов в предшествующем году); 2) направлением и силой господствующих зимой и особенно весной ветров;

3) температурой воздуха зимой и, главным образом, весной и

4) метеорологическими условиями летом. Последний фактор, по времени совпадающий с моментом, для которого дается предсказание, не может быть использован. В сравнительно глубоких морях (например, в Баренцевом) первый фактор имеет очень большое значение, тогда как в мелководных (например, в Восточно-Сибирском) он не играет почти никакой роли; в последнего рода морях большое значение приобретает зато третий фактор — температура воздуха» (1934, с. 35–36). В значительной мере составление прогноза облегчалось наблюдениями полярных станций, которых было достаточно в Карском море, зато дальше единственная метеостанция одиноким информационным островком (и, как показали дальнейшие события, весьма ненадежным) маячила на юге Новосибирского архипелага. Еще одна «полярка»(значение которой для предполагавшегося плавания также оставалось неясным) была на острове Врангеля — и это все! Точно так же трудно было ожидать реальной помощи от еще двух станций на берегах загадочного по режиму льдов Чукотского моря: их предполагалось построить по программе 2-го МПГ на мысе Северном и в чукотском селении Уэлен вблизи Берингова пролива одновременно со стройкой на мысе Челюскина. К этому времени уже вырисовывалась в общих чертах так называемая «ледовая оппозиция». Суть ее заключалась в противоположных тенденциях в развитии ледовой обстановки на западе и востоке Северного морского пути. Так, в навигацию 1932 года можно было ожидать сравнительно благоприятных условий в Баренцевом и Карских морях и, наоборот, сложных в Чукотском море. Однако, чтобы объяснить эту особенность ледового режима морей на трассе Севморпути было недостаточно имеющихся наблюдений полярных станций. Прежде всего из-за слишком короткого ряда наблюдений.

Одновременно с «Сибиряковым» готовился к рейсу в Карское море ледокольный пароход «Русанов» (капитан Д. Т. Чертков, начальник экспедиции Р. Л. Самойлович), направлявшийся на строительство полярной станции на мысе Челюскина. Плавание к Новой Земле по опыту предшествующих лет не представляло трудностей. Что касается Карского моря, то ледовая обстановка там определялась развитием процессов в атмосфере над материком. А там область низкого давления с центром над средним течением Енисея с ветрами северных и северо-восточных направлений над Карским морем грозила закупорить прочными весной и в начале лета 1932 года ледовыми пробками южные новоземельские проливы. Такой вывод подтверждался по радио с полярных станций Вайгача и Маре-Сале на Западном Ямале. Поэтому для входа в Карское море было решено воспользоваться проливом Маточкин Шар, как это предлагал Русанов еще двадцать лет назад.

Визе, рассказывая в своей книге о подготовке плавания 1932 года, уделил особое внимание работе над прогнозом: «Уже с осени 1931 года я тщательно собирал все сведения о погоде… За каждый истекший месяц вычерчивались карты давления, ветров и температуры. Эти карты сулили нам очень радужные перспективы, и к началу лета уже можно было с уверенностью утверждать, что мы попадем в «малоледовитый» год. К сожалению, прогноз состояния льда можно было дать только для района к западу от Новосибирских островов, так как восточнее этих островов метеорологических станций в то время было очень мало» (1946, с. 65). Тревожило и то, что полвека назад парусно-паровая «Вега» А. Э. Норденшельда с машиной в 60 л. с. зазимовала в Чукотском море всего в 200 километрах от цели похода — Берингова пролива, и, видимо не случайно. Но причины столь неблагоприятного развития событий оставались непонятными, и это внушало опасения. Можно понять тревогу Шмидта, положившегося на своих судоводителя, прогнозиста и современное по тем временам судно (превосходившее по мощи машин свою славную предшественницу по крайней мере в тридцать раз)! Как и не признать того, что его риск был достаточно взвешенным и оставался в пределах разумного. Как известно, тот, кто не рискует, не пьет шампанского!..

В любом случае главное событие навигации 1932 года в Советской Арктике — поход «Сибирякова» (вместо «Седова», оказавшегося на ремонте) по всей трассе Северного морского пути от Архангельска до Петропавловска-Камчатского за одну навигацию — впервые в истории арктических исследований! Советские партийные и государственные верха приветствовали любые подобные успехи на фоне провалов пятилетки и голода, сопровождавшего коллективизацию. Такой поход был практически подготовлен всем развитием событий еще досоветского периода и отвечал реальным нуждам государства, но в то время объяснялся как достижение нового строя. Несомненно одно — возглавив этот поход, Шмидт удачно вписался в ситуацию, сложившуюся в стране, и объективно стимулировал своей деятельностью дальнейшее освоение Арктики.

Ледовые прогнозы Визе интересовали не только руководство экспедиции или судоводителей, но, как оказалось, еще и подруг моряков: «Пройдем ли мы в одно лето в Тихий океан или зазимуем?.. Большинство жен задавали мне этот вопрос по нескольку раз в день. Впрочем, может быть, мой ответ не удовлетворял их и им было бы приятнее услышать предсказание о зимовке?.. Не думаю — все они были такие славные…» (Визе, 1946, с. 58–59). Известно, что во все времена первопроходцы относились к своим надеждам и тревогам с долей юмора, но, очевидно, не все… особенно хозяйственники. «Малашенко (завхоз. — В. К.) не спит четвертую ночь, в Архангельске он уже успел обрасти колючей бородой, глаза его блестят лихорадочно… Он ходит в каком-то трансе, говорит мало и на указания начальника отвечает только коротким «есть» — и делает это «есть». Нервный Копусов бродит тенью, и глядеть на него жутко — доживет ли до выхода в море? Если Малашенко удается иногда вздремнуть минут на пять — десять, хотя бы прислонившись в трюме к ящику, до ближайшего окрика «полундра», то для Копусова никакой отдых уже невозможен. Руки его трясутся, походка стала нетвердой». (Визе, 1946, с. 54–55). Как всегда, перед выходом в море происходит масса недоразумений и накладок, причем не по вине участников плавания. Например, одесские железнодорожники вместо Архангельска направили заказанные овощи в Астрахань, где их и так хватало, — и т. д. и т. п., вплоть до момента, когда Шмидт, потеряв терпение, заявил: «Черт с ним, с этим грузом, обойдемся и без него». К сожалению, среди «груза» оказался самолет ледовой разведки, без которого удалось бы избежать многих неблагоприятных ситуаций…

С выходом в море 28 июля чувство юмора вновь вернулось к участникам плавания. Капитан с удовольствием поведал соплавателям, как однажды Северная контора Совторгфлота в борьбе за отмену так называемой «полярки» (дополнительной оплаты за рейсы в Арктику) поставила вопрос перед соответствующими инстанциями о переносе полярного круга ближе к полюсу! Визе с удовлетворением отметил, что это «новшество» не коснулось навигационных карт в штурманской рубке.

Новая Земля — исходный рубеж любого полярного плавания на восток, которое может проходить несколькими путями. Наиболее освоенными считались к тому времени южные — проливами Югорский Шар или Карские Ворота. Правда, еще Русанов предупреждал о ледовых опасностях восточнее этих проливов, о том же было известно по многим предшествующим экспедициям и плаваниям. Плавание Маточкиным Шаром, одним из самых замечательных мест по красоте в нашей Арктике, означало для многих возвращение к былым дням. Сам Владимир Юльевич принимал активное участие в создании арктической обсерватории на берегах пролива в начале 1920-х годов, а другие участники плавания (радист Кренкель, геофизик И. А. Русинова) там зимовали. Однако никакие уговоры полярников задержаться у обсерватории не повлияли на Шмидта, буквально гнавшего судно на восток. Тем не менее задержка все же состоялась при встрече с ледоколом «Ленин» в Белушьей губе. Он обеспечил проводку судов Карских экспедиций на Обь и Енисей. О результатах встречи известно по крайней мере из двух источников.

По Визе, «…чтобы выяснить положение, Отто Юльевич, Владимир Иванович и я отправились на «Ленин», где мы были радушно встречены капитаном Эгге (он командовал ледоколом «Красин» при спасении итальянцев в 1928 году. — В. К.), начальником морской службы Комсеверпути М. И. Шевелевым и начальником морской проводки Карской операции В. Г. Шибинским. Мы узнали от них, что за несколько дней до нашего прибытия «Ленин» сделал ледовую разведку на восток от Маточкина Шара, причем обнаружил между Новой Землей и островом Белый ледяной массив шириной в 150 миль. По словам командования на «Ленине», лед на протяжении первых ста миль был разреженный и уже сильно изъеденный, но дальше на восток находились сплоченные девятибалльные льды. Ввиду такой ледовой обстановки командование Карской экспедицией считало более благоразумным выждать улучшения в состоянии льдов, которое должно было наступить в близком будущем, так как лед носил уже резкие признаки разрушения. К сообщению о «тяжелом» состоянии льдов в Карском море мы отнеслись спокойно, так как хорошо знали, что у руководителей Карской операции существует профессиональная привычка переоценивать состояние льдов в неблагоприятную сторону. В том, что 1932 год, вопреки утверждению ледоразведчиков с «Ленина», не является тяжелым в Карском море, я был твердо убежден и в данном случае верил больше своим прогнозам» (Там же, с. 45).