Отто Шмидт - Владислав Корякин

1 августа 1878 года на новеньком промысловом паруснопаровом судне «Вега» (капитан Паландер) с мощностью машины всего 60 л. с. Норденшельд в сопровождении двух судов с грузом угля и небольшого парохода «Лена» миновал Югорский Шар. Десять суток спустя он отпустил «угольщиков» за грузом на Енисей. Уже 19 августа «Вега» бросила якорь у мыса Челюскина, а к сентябрю на траверсе дельты Лены суда разделились: «Лена» отправилась в Якутск, чтобы трудиться на одноименной реке вплоть до Второй мировой войны, а «Вега» продолжила путь на восток, тем более что ледовая обстановка внушала обнадеживающие перспективы. Однако льды Чукотского моря остановили отважное судно всего в 200 километров от Берингова пролива, заставив его зимовать у Колючинской губы. С окончанием зимовки во второй половине июля 1879 года «Вега» всего за двое суток добралась до Берингова пролива. Несмотря на успех первого плавания по будущей трассе Северного морского пути, сам Норденшельд весьма осторожно оценил свои достижения: «Могут ли ежегодно повторяться плавания, которые совершила «Вега»? В настоящее время на этот вопрос нельзя ответить ни безусловным да, ни безусловным нет. Результат нашего опыта можно резюмировать следующим образом. Морской путь из Атлантического океана в Тихий вдоль северных берегов Сибири часто может быть пройден на приспособленном для этого пароходе, с экипажем из опытных моряков. Но в целом этот путь, насколько нам сейчас известен режим льдов у берегов Сибири, едва ли будет иметь действительное значение для торговли» (Визе, 1948). Такой вывод наши полярники восприняли как вызов. В последней четверти XIX века из 80 рейсов к устьям сибирских рек лишь 49 оказались удачными. При всем прогрессе мореплавания в арктических российских водах с точки зрения эксплуатации этой морской магистрали подобную ситуацию трудно было назвать благополучной.

Адмирал С. О. Макаров попробовал разрешить ее с помощью нового технического средства — ледокола, создав для своего времени настоящего арктического монстра — «Ермака» с мощностью машин 10 тыс. л. с. Под лозунгом «К Северному полюсу — напролом!» — он отправился в плавание. Однако его первое испытание у берегов Новой Земли в 1901 году оказалось неудачным, когда корабль попал в ледовый дрейф, продолжавшийся около месяца. Противники адмирала воспользовались этим, отправив «Ермака» на Балтику, а сам Макаров, вскоре погиб на Русско-японской войне и не смог продолжить свое дело. Как показало будущее, неудача 1901 года объяснялась предельно просто — новым техническим средством не научились пользоваться.

Предреволюционное время на Северном морском пути ознаменовалось рядом встречных плаваний. С запада их выполнял геолог A.B. Русанов из Архангельска, а с востока они развивались усилиями Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, базировавшейся на Владивосток. Русанов по результатам экспедиции 1909 года, имея пока довольно ограниченный собственный морской опыт, заявил в одной из статей: «Я пришел к заключению о возможности и необходимости установить правильное и лишенное риска срочное торговое судоходство с Сибирью… Я предлагаю огибать Новую Землю как можно севернее, а Карское море совсем оставлять в стороне» (1945, с. 64). Этот вывод вызвал шок у многих моряков с опытом плавания на Обь и Енисей. Русанов считал, что тепло Гольфстрима обеспечит достаточно благоприятную ледовую обстановку на этом пути, тогда как большинство практиков-мореплавателей было уверено, что чем севернее, тем льдов больше.

На основе минимального опыта Русанов вполне отчетливо сформулировал три своих варианта плаваний к устьям сибирских рек: Югорско-Шарский («я предложил бы совершенно от него отказаться»), Маточко-Шарский и Ледовитоокеанский в обход Карского моря («мешок, наполненный льдами большую часть года»), из которых в качестве наиболее приемлемого он рекомендовал именно последний. Существенное уточнение — во времена Русанова к Карскому морю относилась акватория между Новой Землей и полуостровом Ямал. Однако на этих предложениях он не остановился, упорно продолжая развивать свои идеи как в теории, так и на практике, в частности обходом Северного острова Новой Земли в навигацию 1910 года. Русской экспедиции это удалось впервые. В последующих работах, отказавшись от дальнейшего теоретизирования, он сосредоточился на практических предложениях.

Излагая Шмидту взгляды Русанова на проблемы мореплавания по Северному морскому пути, Визе не мог отделаться от определенной двойственности в оценках своего предшественника. С одной стороны, сами взгляды Русанова в области режима арктических морей Визе считал достаточно дилетантскими, а с другой — именно на их основе Русанов и предложил вполне оправдавший себя в будущем план оборудования трассы и необходимых исследований, подтвержденный всей позднейшей практикой. Кроме того, Визе также не мог отрицать вывод Русанова о необходимости участия государства в арктических исследованиях: даже у богачей Сидорова и Сибирякова на это не хватило собственных финансовых средств, и дело освоения Севморпути на десятилетия остановилось. А за Шмидтом, несомненно, стояло государство…

Определенно сама исходная руководящая идея Русанова о продолжении Гольфстрима вдоль побережья Сибири абсолютно нереальна. Русанов не знал о существовании Северной Земли, которая встала бы плотиной на пути такого потока. Недаром эта идея вызвала возмущение Нансена. Действительно, наблюдения самого Визе в рейсе «Таймыра» 1921 года, подтвердив присутствие атлантических вод в Карском море, одновременно опровергли реальную роль Гольфстрима в формировании сурового ледового режима этого моря. Кроме того, нельзя было не считаться и с мнением оппонентов. Так, Л. Л. Брейтфус, к которому Визе относился с величайшим почтением, также считал, что Северная Земля станет преградой в плаваниях на Северном морском пути. В любом случае эта проблема требовала дальнейшего исследования, для которого планы Ушакова и Урванцева оказались всего лишь началом.

Кроме того, Русанов, при всех своих достижениях, в глазах осторожного, чересчур рационального Визе выглядел авантюристом чистой воды. Он решился со своим маломощным «Геркулесом» (мощность машин 24 л. с.) войти во льды, где в 1901 году застрял «Ермак» (суммарная мощность машин 10 тысяч л. с.). Недоумение Визе вызывал то, что при расставании с Рудольфом Лазаревичем на Шпицбергене в 1912 году Русанов не сообщил ему о планах на ближайшее будущее. Сам текст последней телеграммы с Новой Земли («Если погибнет судно, направляюсь к ближайшим островам Уединения, Новосибирским, Врангеля») Визе расценивал как намерение плыть в Тихий океан без учета представлений самого Русанова о течениях в Карском море, способствовавших вынужденному дрейфу выживших («Если погибнет судно…») от одного из перечисленных островов к другим. Все, что связано у Русанова с гидрологией, по мнению Визе, было на уровне чистого любительства. Конечно, в науке бывает всякое. Теория открытого моря у полюса — тоже не оправдавшаяся фантазия, но она принесла несомненную пользу… Также и взгляды Русанова. А вывод Визе в целом сводился к тому, что каждый должен заниматься своим делом: геолог — геологией, гидролог — гидрологией и т. д., но в проблемах Севморпути, первенство могло принадлежать лишь специалисту по ледовому режиму.

Шмидт, на основе рассказанного ему Визе, видимо, получал весьма непростую и во многом противоречивую информацию. Если бы сам Русанов не пропал без вести в своем последнем походе навигации 1912 года, ему, несомненно, нашлась бы работа в советское время. Хотя кто знает, на какой стороне он оказался бы после 1917 года. Мало ли бывших революционеров приняли сторону белых, включая бывшего народовольца Чайковского, возглавившего власть в Архангельске…

Для Шмидта комментарий Самойловича, несмотря на его более близкое знакомство с Русановым в экспедиции на Шпицберген 1912 года, мог быть полезным в части геологии, но не более… Со всех точек зрения для Шмидта Визе оказался на будущее более привлекательной фигурой, чем Самойлович. Отношения со Шмидтом работали на Визе, тогда как Самойлович отходил на второй план.

Возвращаясь в оценке влияния на Шмидта исторической информации его ближайших советников, надо отметить следующее противоречие. Во всех работах Шмидта, где имеются ссылки на исторические прецеденты, отчетливо проявляется влияние Визе, тогда как организационные решения после рейса «Сибирякова» в навигацию 1932 года (подробнее в следующей главе) явились осуществлением многих предложений Русанова, что подтверждается целым рядом примеров.

Так, именно Русанов утверждал, что «огромное значение будут иметь точные, подробные и быстро публикуемые метеорологические бюллетени для будущего рационально поставленного мореплавания в полярных водах» (1945, с. 85)… «Представляеться… полная возможность заранее и очень задолго предсказывать приближение и затем наступление годов, неблагоприятных для полярного мореплавания» (Там же, с. 95).