Чужая вина - Питер Абрахамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Негры услышали их — а может, почувствовали приближение — и одновременно обернулись. Ли Энн положила свой конверт на ближайший столик, где уже лежало несколько подобных. Старик, сидевший за столиком, кивнул и пробормотал: «Благослови вас Господь». Все прочие вернулись к своим занятиям: кто жарил мясо на гриле, кто ел, кто пил. За спинами у них раскинулся мутный пруд, на глади которого «пек блинчики» тощий мальчуган. Получалось у него превосходно, пара камушков пролетела аж на тот берег, едва касаясь воды. А может, и нет: глаз Пирата уже уставал, и предметы вокруг теряли четкость.
К ним подошла женщина в черном, худая, как мальчишка с камнями, и седая, но почему-то без морщин на лице.
— Спасибо, что пришли, ребята, — сказала она. — Я мама Наполеона, Дайна Феррис.
— Примите наши соболезнования, мэм, — сказала Ли Энн. — Я Ли Энн Боннер из газеты «Гардиан». Раньше я…
— Я знаю, кто вы такая.
— Мне очень жаль. Такая утрата…
— Спасибо.
— А это Элвин Дюпри.
Дайна Феррис повернулась к нему. У нее были маленькие черные глаза, вроде бы суровые, но в то же время грустные.
Пират задумался, нужно ли протягивать руку. Решил, что не стоит.
— В неоплатном долгу, — сказал он. — Я в неоплатном долгу перед ним.
Дайна Феррис согласно кивнула.
— У нас тут есть кое-какое угощение.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Ли Энн. — Я бы хотела задать вам один вопрос.
Дайна продолжала смотреть на нее, не проявляя никаких эмоций.
— Ваш сын обсуждал с вами эту пленку?
— Нет.
— А вам не известно, предпринимал ли он какие-либо шаги после того, как отослал пленку в полицию?
Дайна покачала головой.
— Вы не знаете или он не предпринимал никаких шагов?
— Мы об этой пленке с ним не говорили. И сейчас об этом говорить незачем. Наполеон просто оказался в неправильном месте в неправильное время. Вот и все.
— В смысле? Тогда, двадцать лет назад, или…
Дайна нахмурилась, и все ее гладкое лицо сразу же покрылось сетью морщинок.
— Неправильное место, неправильное время. Мне сам шериф так сказал.
— Соломон Ланье?
— Ага. Шериф.
Пират уловил в ее голосе неподдельную гордость. Ему хотелось поскорее перекусить чем-нибудь и смотать отсюда удочки. Но не тут-то было.
— У шерифа прекрасная репутация, — сказала Ли Энн.
Дайна кивнула.
— И поэтому мне интересен один момент… Он не спрашивал у вас, почему Нэппи… то есть Наполеон в последнее время прятался?
— Прятался? — не поняла Дайна.
— Его искали повсюду: в Хьюстоне, в Атланте. Чтобы удостовериться в подлинности пленки.
— Налетел ураган… — еле слышно вымолвила Дайна.
— Да, многие спасались бегством… Но потом, когда пленку нашли…
— Ничего не знаю про эту пленку. И он не прятался. Наполеон жил здесь, на стоянке, все это время после бури. Стоянка принадлежит моему кузену.
— Тогда зачем же он уехал? Зачем перебрался в Стоунволл?
— Неправильное место, неправильное время, — упрямо повторила Дайна.
Ли Энн понимающе кивнула. Глаза ее забегали, как будто она о чем-то догадалась и хотела проверить догадку, но вместо этого сказала лишь:
— Спасибо, мэм. Спасибо, что уделили нам время.
— Не забудьте поесть. — Дайна махнула рукой в сторону гриля.
Пират попятился. Над поляной вился дымок, несущий запахи курятины и креветок. Не мешало бы подкрепиться.
Ли Энн вручила Дайне свою визитку.
— На случай если я вам понадоблюсь.
Дайна с прежним безразличием взяла визитку.
— И еще, — не унималась Ли Энн. Дайна медленно опустила веки и так же медленно подняла. Морщины на лице углубились. Ли Энн и впрямь такая гадина или это работа у нее такая — бороздить людям лица? — Наполеон был близко знаком с Бобби Райсом?
— Не очень. Со вторым ближе.
— Со вторым?
— Вторым детективом.
— Клэем Жарро?
— Ага, с ним.
Глава 17
Что же касается опознания «вживую», проведенного через пару дней после просмотра фотографий, то какова вероятность, что за непроницаемым стеклом стояли другие голубоглазые мужчины, помимо Элвина Дюпри? Нелл проснулась среди ночи. Вскочила с постели. Кровь неистово билась в жилах. Клэй спал на боку, спиной к ней. Лунный свет, сочившийся сквозь окно, освещал его профиль. На мгновение Нелл увидела, каким он будет в старости.
Она вышла на балкон. Высоко в небе висела луна — точнее, полумесяц, но очень яркий. В воображении Нелл зародилась некая связь между этим серпом и профилем Клэя. Она хотела развить эту связь, но не смогла.
В бассейне что-то плавало. Накинув халат, Нелл вышла во двор и с помощью сачка выловила из воды некий предмет, оказавшийся вырванной страницей из «Гардиан». Краска размылась. Струи сбегали по ручке сачка и капали на руку. Теплые приятные капли. Нелл сняла халат, залезла в бассейн и поплыла — небыстро, рывками. Луна опускалась все ниже и к тому времени, как Нелл закончила купание, уже скрылась за верхушками деревьев. Безмятежную тишину нарушал лишь звук падающих с ее тела капель. Завернувшись в халат, Нелл легла на шезлонг. Теперь, когда луна опустилась, звезды светили ярче. Великое множество звезд — а ведь мы видим всего одну галактику, Млечный Путь. Ей об этом рассказывал Джонни. А сколько их всего, галактик?…
— Не просто миллиарды, Нелли, миллиарды миллиардов! Понимаешь, что это значит?
— Что мы ничтожны?
— Нет-нет, как раз наоборот. Тот факт, что мы способны определить это, придает нам важность, насыщает нас смыслом.
— А какой смысл, — они лежали в постели, и она потянулась рукой под одеяло, — в этом?
— Во всем виновата сила притяжения, — сказал Джонни.
— Вот сейчас и проверим, — сказала Нелли.
Нелл открыла глаза. Звезды уже исчезли, на востоке занималось бледное свечение. Подул ветерок, достаточно сильный, чтобы поднять рябь на поверхности бассейна. Нелл, вздрогнув, встала и вернулась в дом. Она как раз заваривала кофе и жарила гренки, когда на кухню, на ходу завязывая галстук, вошел Клэй.
— А ты ранняя пташка, — сказал он.
— Много дел, — ответила Нелл, воровато бросив взгляд в его сторону. Он действительно не знает, что она встала среди ночи? Она налила ему чашку кофе, поставила на стол.
— Каких же, например? — Клэй взял чашку и легко качнул ею, как бы благодаря жену за заботу.
— По работе. Мы будем устанавливать в атриуме мемориал героям Гражданской войны. Гренок хочешь?
— С удовольствием.
Она подала гренок с маслом и персиковым джемом, как он любил. Нелл чувствовала запах его шампуня и бальзама после бритья; под ним скрывался естественный аромат тела, свежий, здоровый, очень любимый ею.
— А ты не будешь есть? — спросил Клэй.
— Попозже. Клэй…
— Да?
— У меня возникла одна идея. Довольно странная, конечно.
— Да? — Он, не отвлекаясь, намазывал хлеб маслом.
— Насчет Даррила Пайнса.
— Продолжай.
— Ты обращал внимание на его глаза?
Клэй наконец оторвался от завтрака. В его глазах читалось недоумение.
— А что с его глазами?
— Они голубого цвета. Очень светлые.
— Что?
— У убийцы были такие глаза — светло-голубые, в этом я уверена.
Клэй отложил нож.
— Ты хочешь сказать, что это сделал Даррил?
— Я просто спрашиваю.
— И что же ты спрашиваешь?
— Для начала, где он был в ночь убийства.
Клэй резким движением отодвинул тарелку.
— А Даррил знал Джонни?
— По-моему, нет.
— А тебя?
— Нет.
— Ты когда-нибудь слышала, чтобы Даррил совершил ограбление или какое-то иное преступление?
— Нет.
— Значит, он просто пошел и убил человека, абсолютно ему незнакомого, безо всяких на то причин.
Нелл промолчала.
— Получается, он псих какой-то. Ты считаешь, что Даррил — псих?
— Я знаю, что отношения у вас напряженные, это проявилось даже…
Клэй внезапно громыхнул кулаком по столу. Нелл подпрыгнула и, кажется, тихонько пискнула: он никогда не делал ничего подобного. Нож для масла, крутнувшись в воздухе, звякнул о кафельный пол.
— Никакие не напряженные у нас отношения, — сказал Клэй, повышая голос и тыча в нее пальцем. И это в первый раз. — Ты должна остановиться. Иначе случится беда.
Ошарашенная, Нелл, не в силах шелохнуться, глядела на его палец. Ее потрясла и агрессия жеста, столь несвойственного Клэю, и сходство с тем моментом, когда он постукивал по фотографии Элвина Дюпри. Не вчера, здесь же, в кухне, а давно, двадцать лет назад, в участке. Действительно ли он тогда постукивал пальцем по фотографии или это своего рода фантомное воспоминание, вымысел? Клэй, поймав ее изумленный взгляд, опустил руку. На лице его отразилась боль.