Быстроногий олень. Книга 2 - Николай Шундик

— Почта! — весело крикнул он старику. — Побегу в правление колхоза!..

— Ну, беги, потом расскажешь, добрые ли вести принес самолет, — ответил Анкоче, увлеченный работой.

Гивэй взглянул на свои часы и удивился: уже десять утра.

— Ай-яй! Так долго спал! Мне же к отъезду собираться! — пробормотал он и побежал к правлению колхоза…

Оля с трудом успокоила учеников, взволнованных пролетевшим самолетом. Когда она принялась за объяснение новой задачи, в класс, словно ветер, ворвался Гивэй. Лицо его было необыкновенно возбужденным.

— Оля! Ребята! Победа! Берлин взят! — закричал он, потрясая белым листком бумаги. — Фашисты сдались! Мир! Мир! Мир!..

Какое-то мгновение в классе стояла глубокая тишина.

— Победа! — тихо промолвила Оля, не в силах оторвать взгляда от бумаги, высока поднятой в руках Гивэя, и тут же закричала так, словно всю душу хотела вложить в этот крик:

— Победа! Ур-ра!..

Тишина взорвалась. С ликующими криками школьники соскочили со своих мест, гремя крышками парт. Некоторые из них взбирались на парты и кричали, топая ногами, хлопая в ладоши:

— Победа! Мир! Ур-ра!..

Гивэй бросился на улицу, все также потрясая над головой белым листком бумаги со сводкой Информбюро. Школьники, а за ними и Оля также устремились на улицу.

В поселке творилось что-то невероятное. Люди бежали от дома к дому, кричали, обнимались. Двое юношей схватились бороться, воинственно выкрикивая: «Гы-а! Гы-а!» Иляй зачем-то выпустил из питомника всех собак, и собаки, возбужденные радостью людей, бегали по поселку, звонко лаяли. Пытто залез на чердак своего дома и, победно помахав красным флагом, укрепил его над крыльцом. Его примеру последовали другие. Барабанщик пионерского отряда, Тотык, шагал через поселок и гулко выбивал марш. Рультын выстроил свою комсомольскую бригаду с карабинами в руках, взмахнул малахаем и выкрикнул, срывая голос:

— Огонь!

Грянул залп, за ним второй, третий, четвертый…

У правления колхоза собирались люди.

Растерянная, со слезами на глазах, Оля смотрела на все, что происходило вокруг, и тихо шептала:

— Победа! Витя, ты слышишь, родной мой. Твоя победа!

Откуда-то сзади появился Айгинто, крепко обнял и поцеловал Олю в щеку. Не успела она опомниться, как председатель уже бежал от нее и громко кричал:

— Рультын! Пытто! Нотат! Запрягайте самых быстрых собак, ветром мчитесь в тундру, зовите в поселок оленеводов из ближних стойбищ!

Вскоре из поселка вырвалось несколько упряжек. Над каждой из них на шесте пламенел красный флаг!

Через несколько часов из тундры в поселок уже мчались на оленях в бешеной гонке оленеводы. Подскакивали нарты. Заливались тонкие колокольчики.

— Ги! Ги! Ги! — выкрикивали наездники, взмахивая погонычами, как саблями.

С приездом оленеводов был проведен второй митинг. После митинга Иляй откуда-то вытащил чучело Гитлера, изготовленное для тренировок в штыковом бою, проводившихся в отделении всевобуча. Охотники и оленеводы со смехом и шутками устремились за Иляем.

— На костер! На костер волка Гитлера! — кричал Иляй, окруженный шумной толпой.

— На костер! — подхватили люди.

Вскоре в середине поселка пылал большой костер. Когда пламя было уже достаточно жарким, несколько мужчин подхватили чучело Гитлера и швырнули в огонь. Громкие, воинственные возгласы, смех разносились по поселку.

— Люди, разжигайте костры! Кипятите чай, варите мясо! Тащите на улицу медвежьи шкуры! — громко выкрикивал Айгинто. И вот уже не один, а десятки костров запылали в поселке. Женщины и дети тащат к кострам медвежьи, оленьи шкуры, чайники, котлы. Парни выставляют на ровной поляне призы для участников в спортивных состязаниях.

Горят костры! Гости и хозяева пьют чай, едят мясо. Голые по пояс юноши борются, показывают свою силу и ловкость.

— Гы-а! Гы-а! — раздаются их воинственные возгласы. В другом месте идет состязание по прыжкам. А еще дальше гибкий и стройный юноша, в котором все узнают Тымнэро, прыгает через аркан.

Старики, пожилые мужчины и женщины наблюдают за состязаниями, обсуждают, кому должен быть вручен тот или иной приз.

Анкоче сидит у одного из самых больших костров, где собрались старые охотники и оленеводы.

— Хороший обычай у наших предков был, — тихо говорит он, — вечное слово о жизни своей оставлять потомкам. Помнить надо обычай этот. Послушайте меня, люди… Пусть начало этого слова о нашей жизни от одного к другому пойдет. Середина и конец потом появятся.

Старики согласно закивали седыми головами.

— Был светлый солнечный день, — начал Анкоче, мерно покачиваясь. — Солнце было яркое, теплое. Люди подымали кверху головы, улыбались, протягивали к нему руки. А под солнцем большая звезда горела, красная звезда горела над крышей высокого дома, где жил Великий Человек. И, чем ярче горела звезда, тем выше подымалось солнце. Тепло людям становилось. Тепло и радостно! Смех и песни слышались всюду.

Но не у всех высокое солнце радость вызывало. Не всем была весело смотреть на огонь звезды красной. Те, у которых животы, как у моржей, толстые, не хотели для людей света, солнца и красной звезды. Черная ночь была им нужна, чтобы окутать тьмой звезду красную, заслонить от земли свет солнца. И пошли они тогда к злому дьяволу, у которого пена изо рта текла, как у собаки бешеной, у которого было клеймо на лбу, на паука похожее. «Дай нам ночь, — сказали они ему, — черную, вечную ночь дай, чтобы не видно было, как горит над миром звезда красная, чтобы не шло от солнца на землю тепло». «Хорошо! — ответил дьявол с паучьим клеймом. — Я вам дам черную ночь! Она уже давно в моем сердце родилась, давно в моей голове живет. Скоро ночь эта из сердца моего, из головы моей на мир поползет. И тогда темно станет, совсем темно станет, навсегда темно станет!..»

Долго горели в поселке костры. Вот и вечерняя заря запламенела, вот она встретилась с утренней. Глядя на разгорающуюся зарю, Анкоче продолжал:

— Но как не может черный мрак победить солнца, так не смог и злобный дьявол победить Великого Человека. Так знайте, мудрые, я только начал вечное слово. Пусть идет оно от стойбища к стойбищу, из рода в род, пусть каждый вставит в него свое слово, как подбирает опытная швея яркие бусинки бисера к праздничному шитью.

— Да, так будет, Анкоче, — отвечают старики, затягиваясь из трубок.

Костры горели, как прежде, мужчины готовили собак и оленей для гонок, юноши брали старт, состязаясь в беге на десятки километров.

Праздник великой победы продолжался.

2

Айгинто вышел из дому на улицу, осмотрелся вокруг. Была по времени ночь, а на небе светило солнце. Председатель потянулся, присел на остов байдары. Прислушиваясь к мелодичному звону капель, доносившемуся с берега, покрытого выброшенным льдом, он думал о прошедшем празднике Победы. Ему как-то не верилось, что этот долгожданный день наступил. Закрыв глаза, он представил себе свой путь, путь колхозников в годы войны.

Крутыми были эти пути: на гору шли, по скалам шли, через ущелья, в пургу, в дожди. Трудно было ему, Айгинто, трудно было его сородичам. Трудно было всему советскому народу! А как будет дальше? Дальше итти надо, еще выше итти. Завтра же на заломах начнут пилить, тесать бревна для домов охотников и оленеводов. Тяжело будет. Непривычно это дело для чукчи-охотника — топор в руках держать. А делать надо. И он, Айгинто, должен быстро выучиться руководить строительством. Жаль, что Гэмаля рядом не будет. Но ничего, он и оттуда, из Кэрвука, нам поможет. Это неплохо, что его место Караулина заведующим райзо поставили.

Долго сидел председатель на одном месте, прислушиваясь к звону капель, к гоготу опускавшихся где-то недалеко от поселка гусей, к тоненькому жужжанию мух. Чувствуя, что сон к нему придет не скоро, он тихонько, чтобы не разбудить мать, вошел в дом, снял со стены карабин, прихватил с собой топор, пилу и отправился к залому, находившемуся в нескольких километрах от поселка.

Огромный овраг был завален бревнами, почерневшими от времени, нагроможденными в самом хаотическом беспорядке. На берегу, за прибойной полосой, возвышались десятки штабелей, заготовленных янрайцами за два года. Айгинто обошел штабеля. «Много лесу, хороший лес», — радовался он.

Усевшись на толстый пиленый брус, председатель закурил трубку. Ему вспомнились рассказы стариков об огромном колымском наводнении, унесшим в море из колымской долины много лесу.

«Да, однако, это была действительно большая вода, — столько лесу в море выбросила!» — подумал Айгинто, и, взяв в руки топор, он подошел к одному из штабелей. Отделив толстое бревно, Айгинто ощупал его руками, вздохнул.

«Ого! Это тебе не палочки, из которых яранга строится! Хорошо было, когда готовые дома прямо с парохода на берег сгружались. Вся надежда на то, что Петр Иванович кое-чему научит, — рассуждал Айгинто, осматривая бревно. — Митенко знает, покажет… Но, я председатель, у меня тоже спрашивать будут!»