Компас и клинок. Книга 1 - Рейчел Гринлоу

Будут и те, кто назовет тебя чудовищем. Выбирай осмотрительно, кому показывать свою настоящую сущность. Оберегай свое сердце. Стань бурей, что изменит мир к лучшему.

Надеюсь, ты найдешь баланс между морем и сушей, чего не удалось сделать мне. Надеюсь, ты найдешь себе родное место, где не придется жертвовать собой. Надеюсь, ты найдешь свою любовь. Истинную любовь. Непоколебимую, надежную, которая не будет тебя сдерживать, а станет твоим якорем. Твоей засечкой на компасе, куда всегда можно вернуться.

Не вини отца за то, что он все это скрывал. Он лишь хотел нас с тобой защитить. Но твое место не на Розвире, Мира, как бы ему этого ни хотелось. И теперь тебе предстоит найти в этом мире свой собственный путь.

К письму я прилагаю карту. В ней все как на ладони. Ты увидишь мир таким, каким его видим мы, сирены, – каждый тайный проток, каждый остров и скопление подводных скал. Это знание запечатлено в нашей памяти и передается от матери к дочери, но тебе как человеку оно не дано от рождения. А я иначе не могла тебе его передать. Береги его. В чужих руках это знание может стать оружием.

Я тебя очень люблю».

Одинокая слезинка капает на письмо. Потом вторая. Я сжимаю письмо в трясущихся руках и даю волю слезам. Мама оставила карту именно здесь, чтобы мне пришлось искать ее самой. Наверное, чтобы помочь мне принять, кто я такая и кем всегда была. И, наверное, чтобы я доказала, что достойна заключенного в карте знания.

В каком-то смысле я всегда это понимала. Что мама отличалась от остальных, что ей не суждено было так долго жить на суше. И, может, это ее и сгубило.

Может, охотник разыскал, куда она все время возвращалась. К нам на остров. На Розвир.

К человеку и ребенку, которых любила.

Глава 19

– ТЕПЕРЬ ТЫ ПОНИМАЕШЬ, – говорит сирена, выбираясь из воды, – откуда мы знаем, где искать живые сердца. Как мы столь быстро ориентируемся в океане.

– Вам это дано с рождения, – всхлипнув, отвечаю я и разворачиваю карту.

Она великолепна. Таких подробных карт Везучих островов мне видеть не приходилось, но здесь изображены места и за пределами наших вод, до самых Дальних островов, на север вдоль изогнутого побережья материка и в сторону Лицины на юг.

Здесь острова, которых я до этого на картах ни разу не видела, целые архипелаги, запрятанные в складках океана. И глубоководные создания – предательские щупальца кракена, скользящие под волнами, рыскающие в северных водах… Я удивленно моргаю, глядя, как меняются течения, как движутся еле заметные контуры приливов. Это карта буквально живая. Сколько же в ней скрытых тайн. Сколько мест, о которых не знает дозор.

Я очерчиваю пальцем Розвир, с предельной точностью отмеченные изгибы зазубренных скал. Это ценный дар. Такое необъятное знание – это сила. Залог не просто выживания Розвира, а его процветания. Но я понимаю, что мама имела в виду. В руках дозора, и не только, она может сгубить нас всех.

– Но как ей удалось принять человеческий облик? – спрашиваю я. – На вас она была совсем не похожа.

– Она заключила сделку с ведьмой. За два пузырька своей крови: один ушел на карту для тебя – долгожданной дочери, – а второй на человеческий облик. И потом еще по пузырьку отсылала каждый год в Арнхемский ковен. Разумеется, у каждого заклятия своя цена. Твоя мать приобрела человеческий облик, но от жажды так и не избавилась.

Я дрожащими руками складываю карту с письмом и убираю их в мамину книжку. А потом прячу на законное место, к самому сердцу.

– Это просто…

– Омерзительно? – посмеивается сирена и, присев на корточки у воды, смотрит на свое отражение. – Такова природа вещей. В этом наша сущность. Ей следовало знать, что ведьминские чары не обходятся без проклятия. Она каждый день жаждала вырвать сердце твоего отца. И когда уже была не в силах противиться голоду, ей ничего не оставалось, кроме как уплывать в океан на охоту. Лишь это утоляло жажду.

Меня передергивает, и я обхватываю себя руками.

– Но у меня ведь этой жажды нет.

– Нет, – вздыхает сирена, – ты слишком похожа на человека.

Я умолкаю, и между нами повисает тишина. Столько воспоминаний предстоит пересмотреть и переосмыслить, столько всего я раньше не понимала…

Я никогда не понимала, почему она уходит от нас и куда. Отец, выходит, тоже ничего не понимал? Или же он знал, зачем она отправляется в море? В ее отсутствие отец укладывал меня спать и рассказывал на ночь сказки. Но ни разу не нашептывал мне легенд о сиренах. Впервые я о них услышала от мореходов, и то не очень-то в них поверила. Возможно, отец ждал, чтобы мама сама передала мне это знание. А потом, после ее гибели, слишком боялся, что я все выясню и тут же уйду, даже не оглянувшись.

– Мне надо возвращаться. Моего отца…

– Мы знаем. Схватили дозорные.

Я киваю и отвожу взгляд.

– Больше у меня никого не осталось.

Не успеваю я и глазом моргнуть, как сирена подбирается вплотную. Она берет мои руки в свои, и я ощущаю на ладонях ее мягкую, склизкую кожу. Взгляд ее переполняет печаль и что-то еще. Как будто даже любовь. Но такая свирепая и своенравная – совсем не то, к чему я привыкла. Я видела такую лишь в глазах матери, вдруг вспоминаю я с содроганием, тогда, когда мы вместе уплывали в море.

– Если будет нужно, мы всегда к тебе придем. Я ни о чем не жалею так, как о том, что мы не успели спасти твою мать, – говорит она, и голос ее напоминает битое стекло или бурю посреди океана. – Ты не одна. И никогда не будешь одна. А эта карта… береги ее. Люди и ведьмы при взгляде на нее увидят лишь пустой пергамент, но кто-то может и знать, что именно она из себя представляет.

По щекам бегут слезинки, и я вздрагиваю от глухих рыданий. Сирена стискивает мне руки, и мое сердце, ранимое людское сердце, рвется на части. Сделав глубокий вдох, я закрываю глаза и даю себе время все это усвоить. Осознать в себе эту новую сущность.

А когда открываю глаза, сердце мое уже излечилось и приспособилось. И почему-то я уже не чувствую себя такой потерянной.

– Спасибо, – говорю я. – Спасибо за все.

Я прощаюсь с сиреной и уплываю тем же путем обратно к шхуне. В боку ноет открывшаяся заново рана, которую я получила еще во время недавнего кораблекрушения. Я ощущаю на себе тоскливый взгляд сирены, наверняка выискивающий сходство. Со своей сестрой. Моей матерью. Я все еще не могу до конца осознать, чем я на них похожа, по крайней мере отчасти. Их чувства не похожи на людские родственные чувства; их любовь иная.

А я не из их числа. И никогда одной из них не стану. Как и мама, покинувшая это тихое, но заставляющее не терять бдительности место, ощутив, что ее место не здесь, а на суше. И все-таки я знаю, что могу на них положиться. Эта простая истина отзывается в глубинах души, и я понемногу ее принимаю. Когда все закончится, когда отец и Брин окажутся на свободе, я смогу постепенно в себе разобраться. Распутать эти две части себя, чтобы они слились уже в целостный образ.

Рука тревожно тянется к груди, где спрятана карта с письмом, и я надеюсь, она даст мне то, что я искала. Что мне удастся с ее помощью найти козырь для переговоров. Способ спасти оставшихся родных и прорубить себе будущее на рубеже между бескрайним океаном и отцом. Мама пыталась отыскать в себе этот хрупкий баланс. Но все-таки на суше ей было не место. Как и рядом с нами. И хотя в ее сердце звучала иная песнь, хоть она и приняла человеческий облик за счет сделки с ведьмой, ее всегда тянуло в океан. И если маме не удалось разорваться между двух миров, то у меня надежда есть. Теперь я понимаю, отчего моя душа рвется в море, и могу найти связующий мостик. Может, даже своими руками обустрою себе место под солнцем.

С каждым рывком я все ближе к поверхности. И сердце заходится, лихорадочно трепещет от прижатого к груди знания. Я найду лазейку. И освобожу отца с Брином.

Вернусь на шхуну и скажу, что, кроме водорослей, скал и мертвой тишины в глубинах, ничего