Добро пожаловать в город ! (сборник рассказов) - Ирвин Шоу

Неожиданно Билли Элк, подскочив, ловко выхватил у него из нагрудного внешнего кармана авторучку. С гордостью, любовно держал ее в своих шишковатых руках, склонившись над ней, и его смуглое лицо дикаря озарилось сумасшедшей радостью.

— Вот за нее я получу доллар!

— Она стоит всего двадцать пять центов, — вновь разочаровал его О'Мэлли. — А теперь — центов пятнадцать…

Билли Элк внимательно разглядывал авторучку.

— О'кей! Так я получу за нее двадцать пять!

— Кто вам их даст за нее?

Билли Элк отошел от него шага на три, чтобы обдумать такую ситуацию. Вздохнув, снова подошел к О'Мэлли и отдал ему ручку. Тот засунул ее на место в карман и мило, по-братски улыбнулся индейцу.

— Дай мне доллар! — опять хрипло пробурчал Билли Элк.

О'Мэлли снова улыбнулся ему, дружески похлопав по плечу.

— Спокойной ночи. — И направился в сторону своего дома.

— Если не дашь мне доллар, — закричал Билли Элк, догоняя его и глядя снизу вверх, — отведу тебя в полицию!

О'Мэлли от неожиданности остановился.

— За что, смею спросить? — Он хитро улыбался, довольный, что после лишнего стаканчика виски город этот и эта прекрасная ночь подарили ему такую взбалмошную, крохотную креатуру.

— За разговор с гомиком! — проорал Билли Элк. — Я все видел!

— Что же вы видели? — спокойно осведомился О'Мэлли.

— Видел тебя с этим гомиком! — продолжал Билли Элк в том же духе. — И сейчас отведу тебя к полицейскому! Не вздумай убегать от меня! Не забывай — я боксер-профессионал. Ну-ка, засунь руки в карманы!

— Веди, — равнодушно ответил О'Мэлли, почувствовав вдруг, что обязан проявлять любезность и гостеприимство по отношению ко всем встречным-поперечным: запоздалым посетителям парка, нищим, сумасшедшим, потерявшимся детишкам и молодым девушкам, убежавшим из дому.

Вдвоем они безмолвно последовали к выходу из парка. Лицо Билли Элка помрачнело, опять на нем появились глубокие морщины, придававшие ему дикарский вид, глаза заблестели, рот плотно сжался. На углу Сентрал-парк Вест толстый полицейский устало разговаривал с водителем такси, ссутулившимся за рулем на своем сиденье. Всей своей тяжестью ночь опустилась им на плечи: смертельные исходы в больницах, чья-то боль, преступления в темноте в этот поздний час, разбитые сердца, страдания мужчин, преданных женщинами; а город тем временем мирно спал в рассеянном, бледном свете уличных фонарей, и этот свет обливал фигуры полицейского, стража закона, и утомленного человека за рулем старенького «кэба» под фонарным столбом.

О'Мэлли остановился в десяти ярдах от них, а Билли Элк большими шагами направился к полицейскому. Тот тем временем жаловался таксисту на жизнь: у жены почечная болезнь, дочь ведет себя хуже некуда, гуляет с парнями, хотя она всего на втором курсе университета.

Увидев возникшего перед ним Билли Элка, полицейский оборвал разговор. С кислой физиономией рассматривал он этого индейца, заранее зная, что ничего хорошего от него ожидать не приходится: ночь для такого, как он, вечный подарок.

— Ну? — с печальным видом задал он вопрос.

Билли Элк, бросив быстрый, ошалелый взгляд через плечо на О'Мэлли, снова повернулся к полицейскому и громко спросил:

— Есть здесь где-нибудь поблизости индейская резервация?

Полицейский, благодарный этому человеку, что он не сообщил ни об убийстве или проникновении в дом с целью совершения убийства, ни об изнасиловании, ни о поджоге, вооруженном нападении, ни о машине, поставленной во второй ряд и препятствующей уличному движению, серьезно, с минуту размышлял над его вопросом и наконец вымолвил:

— Нет, я не знаю, чтобы здесь где-нибудь поблизости помещалась индейская резервация.

— Есть неподалеку такое место — Индейский пойнт, — сообщил таксист. — Там, выше по реке.

Билли Элк неторопливо кивнул и прямо-таки с античным чувством достоинства вернулся к ожидавшему его О'Мэлли. А полицейский вернулся к своему печальному рассказу: девчонке его всего шестнадцать, но у нее такая фигура — ну как у цветущей, пышной женщины лет тридцати.

Билли Элк стоял перед О'Мэлли и улыбался. Вдруг его лицо осветилось вспышкой белых зубов, а в глазах появился по-детски теплый блеск.

— Ну, видел? Не такой уж я плохой парень, а? — И, помахав рукой на прощание, пошел к Сентрал-парк.

Неслышно скользил он между деревьями, как опытный воин, как все храбрые, отважные, бесшумные краснокожие вожди Теумсы, верные защитники окропленной кровью земли Кентукки.

О'Мэлли по дороге домой глубоко вдыхал прозрачный утренний воздух, — неплохо все же, что живет он в городе, где бродят по улицам индейцы и вовсю стараются доказать всем свое дружелюбие и добросердечие.

«Это случилось в Рочестере»

Четыре девушки сидели на деревянных скамьях в приемной театрального агентства. Все в больших шляпах, в перчатках, все оживленно болтали, стараясь убедить окружающих, что счастливы и пребывают в бодром расположении духа. Всякий раз, как распахивались двери конторы и некто рысцой пробегал через всю приемную из одного кабинета в другой, они дружно вскакивали и весело окликали: «Жюль, Жюль, душка, Жюль!» — или: «Гарри, милый Гарри, дорогой наш Гарри!»; Жюль и Гарри недовольно что-то бурчали в ответ, лишь делали им ручкой и сразу исчезали из поля зрения, а девушки, явно разочарованные таким к себе невниманием, неохотно опускались на свои скамьи, и минут на пять радостное выражение на их лицах улетучивалось и бодрость сменялась апатией.

Что касается меня, то я сидел, не снимая шляпы, между двумя из них, стараясь выглядеть постарше, листал текст пьесы «Это случилось в Рочестере» и делал карандашом кое-какие записи на полях, чтобы эти девушки не подумали, будто я какой-то несчастный актер и слоняюсь здесь в поисках работы.

Девушка у коммутатора произнесла: «Мистер Макклири!» Я встал. «Прошу вас — в задний кабинет».

Четыре мои соседки проводили меня равнодушными взглядами до маленькой вращающейся дверцы из четырех створок. Я пошел дальше, к заднему кабинету, небрежно держа под мышкой текст пьесы «Это случилось в Рочестере».

В заднем кабинете сидел белокурый человек маленького роста. Первые несколько минут мне казалось, что передо мной мальчишка — такой чистенький, розовощекий, с белоснежными зубками и сияющими глазками.

— Меня зовут Сандстрем, — сказал он, пожимая мне руку. — А это миссис Сандстрем.

Эта высокая, полная женщина когда-то служила ему верной ассистенткой при сеансах фокусника: передавала индийские дубинки, тарелочки, хлопала трижды в ладоши, бросала носовой платок после каждого трюка. Она улыбалась — приятная на вид, излишне полноватая пожилая женщина, с хорошими вставными зубами. Миссис Сандстрем постоянно легонько дергала мужа за рукав. Присмотревшись к Сандстрему, я понял, что ошибся с первого взгляда, — он совсем не мальчишка, а муж вот этой дородной дамы, правда по-детски стройный, прямодушного вида, с обычной, особенно не запоминающейся внешностью, но сорок пять-то ему есть.

— Садитесь, мистер Макклири, — предложил Сандстрем.

Я сел и с большим неудовольствием снял шляпу.

— Не слишком ли молод для режиссера? — миссис Сандстрем внимательно оглядела меня всего, без шляпы на голове, — конечно, мило улыбаясь, но не скрывая сомнений в глазах.

— Мне двадцать семь, — отважно соврал я, прибавив себе четыре года. — Просто так молодо выгляжу. Думаю, что и в гробу буду выглядеть очень моложавым.

Оба сдержанно засмеялись.

— В театре, дорогой мой, — молвил Сандстрем — возраст не имеет значения. Главное в театре — талант. Разве вы не согласны со мной, мистер Макклири?

— Конечно, согласен.

— И все же, — присоединилась миссис Сандстрем, — в такой пьесе, как «Это случилось в Рочестере», каскад эмоций, для нее необходимо современное представление о человеческой натуре, очень современное. При всем уважении к вам должна это заметить, мистер Макклири.

Конечно, я не мог похвастать таким уж современным представлением о человеческой натуре и посему решил промолчать.

— Но мистера Макклири нам настоятельно рекомендуют, дорогая, — вступился за меня Сандстрем. — Из всех, кто остался, он лучший. — И, повернувшись ко мне, перешел на более деловой тон: — Мы здесь пробовали многих режиссеров, мистер Макклири. Самых-самых, просто замечательных. Правда, все они удалились от нас. Одни отказались, потому что у них полно дел, другим не понравилась пьеса.

— Просто они в ней ничего не поняли, — выразила свою точку зрения миссис Сандстрем. — Что им нужно, — так это вопли, ор, перестрелки и кинозвезды. Такая простая, честная пьеса, как «Это случилось в Рочестере», выше их понимания.

— Это правдивая история, — сказал мистер Сандстрем. — Все это произошло со мной на самом деле, и я решил об этом написать. Целых двадцать лет ждал, чтобы написать наконец эту пьесу. Девушка, главная героиня, — это молодая женщина, с которой я познакомился в Рочестере. До того, как я встретил миссис Сандстрем. — Он ей нежно улыбнулся и похлопал ее по руке, словно просил извинения за то, что до нее у него была другая женщина.