Добро пожаловать в город ! (сборник рассказов) - Ирвин Шоу

Тарлоф улыбнулся, демонстрируя три пожелтевших зуба в маленьком, как у ребенка, ротике, резко очерченном на красном, морщинистом, задубевшем от перемен погоды сухом лице.

— Благодарю вас. Я очень рад, что вы со мной заодно.

Фитциммонс только вздохнул.

— Нет, ты точно сведешь меня с ума! — заорал на Тарлофа обидчик.

— А с тобой, — объявил с тем же внешним спокойствием Тарлоф, — с этого момента я разговариваю только в зале суда. Это мое последнее слово.

Молодой человек стоял перед ним, тяжело, прерывисто дыша, то сжимая, то разжимая в бессильной злобе кулаки; его серая шляпа поблескивала в свете уличного фонаря. Из-за угла вышел полицейский — не спеша, вальяжно, развинченной походкой, не спуская глаз со стройных ножек девушки, вышагивавших по той стороне улицы.

Фитциммонс приблизился к нему.

— Офицер, тут есть для вас кое-какая работа.

Полицейский с сожалением оторвал взор от красивых ножек и, тяжело вздохнув, медленно направился к двум столкнувшимся автомобилям.

— Кто ты такой? — выпытывал молодой человек у Тарлофа, когда к ним подошел Фитциммонс с полицейским. — Никогда американский гражданин так не поступит! Кто ты такой?

— Я русский, — отвечал Тарлоф. — Но я живу в этой стране вот уже двадцать пять лет и знаю, что такое гражданские права любого человека.

— Да-а… Вот оно что… — упавшим голосом протянул молодой человек, расставаясь с надеждой. — Да-а…

Чета Фитциммонс ехала в такси в полицейский участок без единого слова. Тарлоф вел машину осторожно, ехал совсем медленно, лежавшие на баранке руки его дрожали. Полицейский вез молодого человека в его «форде». Вдруг «форд» остановился у магазина сигар, молодой нарушитель выскочил, вбежал в магазин — и прямиком к телефонной будке.

— Целых три месяца, — канючила в машине Элен, — я добивалась приглашения на обед от Адели Лоури. Наконец нам удалось достичь цели. Может, позвонить ей и пригласить всех ее гостей на ночное судебное разбирательство?

— Это не суд, — терпеливо возразил Фитциммонс, — это полицейский участок. По-моему, тебе стоит проявить большую снисходительность. В конце концов, за этого старика некому заступиться.

— Леопольд Тарлоф… — повторила Элен. — Какое старинное имя… Леопольд Тарлоф… Леопольд Тарлоф…

Дальше, до самого полицейского участка, ехали молча. Остановив машину, Тарлоф вышел и предупредительно открыл перед ними дверцу. Сразу же за ними подкатил «форд» с полицейским и молодым человеком, и все они, группой, вошли в здание.

Перед письменным столом лейтенанта ожидали своей очереди несколько человек: мужчина с длинными усами, хранивший отрешенный вид; шумная блондинка, которая утверждала, что этот мужчина трижды за вечер угрожал ей бейсбольной битой; два негра с окровавленными повязками на головах.

— Придется, по-видимому, подождать, — сказал полицейский. — Перед вами еще две жалобы. Моя фамилия Краус.

— Ах, только этого не хватало! — возмутилась Элен.

— Ну что ты ворчишь? — урезонил ее Фитциммонс. — Лучше позвони Адели и скажи — пусть на нас не рассчитывает на сегодняшнем обеде.

Элен протянула руку за монетами.

— Мне очень жаль, — забормотал Тарлоф, — что я разрушил ваши планы на сегодняшний вечер.

— Ничего, ничего, не волнуйтесь! — успокоил его Фитциммонс, пытаясь загородить собой недовольное лицо жены. Наклонившись, он рылся в карманах, пытаясь выудить пару никелей.

Элен направилась к телефону-автомату, с отвращением придерживая юбку нарядного, длинного, для официальных встреч туалета в этом заплеванном, усеянном «бычками» коридоре полицейского участка. Фитциммонс инстинктивно следил за ее удаляющейся красивой, элегантной спиной.

— Устал я что-то… — признался Тарлоф. — Присяду-ка, если не возражаете. — Уселся прямо на полу и поглядывал оттуда на всех с извиняющейся улыбкой на красном лице, изнуренном непогодой, ветрами, дождями и вечными приставаниями дорожных полицейских.

Фитциммонс наблюдал за стариком: сидит на грязном полу, прислонившись спиной к стене; без фуражки, впечатление от пышной, седой шевелюры музыканта сразу пропадает, стоит взглянуть на усталую, дубленую физиономию.

Двери вдруг широко распахнулись, и в полицейский участок вошли четверо — уверенные в себе, чувствующие свою власть люди. У всех на головах летние, легкие серые шляпы с большими плоскими полями. Молодой человек, ударивший Тарлофа, сдержанно их приветствовал.

— Рад, что ты приехал, Пиджер! — сказал он одному, — судя по осанке, одежде, по изогнутым дугой бровям и опущенным уголкам губ лидеру среди них.

Приятели что-то тихо, но живо обсуждали, устроившись в углу, в отдалении.

— Русский! — раздался сердитый голос Пиджера. — В метрополии работают около десятка тысяч водителей такси. И надо же тебе было отыскать среди них русского, чтобы расквасить ему нос!

— Я вообще человек легко возбудимый! — завопил нарушитель. — Ну что я мог с собой поделать, если я такой?! Мой отец тоже легко возбуждался — это у нас семейная черта.

— Вот и объясни это русскому, — посоветовал Пиджер.

Из троицы своих спутников он отозвал в сторонку крупного, небритого мужчину, с расстегнутым воротничком, — видимо, подобрать подходящий по размеру для этой массивной шеи не удавалось. Этот здоровяк, кивнув, направился к Тарлофу, — тот терпеливо ждал, сидя на полу и прижавшись спиной к стене.

— Вы говорите по-русски? — осведомился этот тип с расстегнутым воротничком.

— Да, сэр, — ответил Тарлоф.

Здоровяк опустился на пол рядом с ним, обхватил своей волосатой ручищей его колено и что-то стал возбужденно говорить ему по-русски, — уговаривать.

Пиджер с молодым человеком, ударившим Тарлофа, подошли к Фитциммонсу, оставив в стороне двух других своих приятелей, в одинаковых серых шляпах: они лишь заинтересованно глазели на все происходящее со своего места у двери.

— Моя фамилия Пиджер, — обратился он к Фитциммонсу. Тот искренне восхищался — как замечательно эффективно запустил в ход машину взаимодействия этот молодой водитель «форда»: Пиджер — человек явно с адвокатским складом ума; приятель его говорит по-русски, а двое настороженных внимательно следят за развитием событий, готовые в любую минуту вмешаться, чтобы восторжествовало правосудие. Все обстряпано за каких-то четверть часа!

— Элтон Пиджер, — отрекомендовался он, улыбаясь Фитциммонсу как юрист-профессионал. — Я представляю здесь интересы мистера Раска.

— Моя фамилия Фитциммонс.

— Буду с вами откровенен, мистер Фитциммонс, — начал Пиджер. — Я хотел бы, чтобы вы нам посодействовали и попросили мистера Тарлофа отозвать свою жалобу. Дело чрезвычайно щекотливое для всех вовлеченных в него сторон, и никто в результате не выиграет, если применять прессинг.

Вернулась Элен, и Фитциммонс сразу по ее лицу понял — ужасно зла и расстроена.

— Уже за суп принялись! — громко сообщила она мужу. — Адель сказала, чтобы мы не торопились, делали все, что нужно, они прекрасно обходятся без нас.

— Мистер Раск делает весьма щедрое предложение, — уговаривал Фитциммонса Пиджер. — Пять долларов — за помятый автомобиль и еще пять — за расквашенный нос…

— Только подумать! Едешь на обед с мужем, — цедила сквозь зубы Элен, — и в результате оказываешься в полицейском участке, в телефонной будке. «Ах, прости меня за опоздание, дорогая, но я звоню тебе из восьмого полицейского участка — у нас сегодня вечер уличных драк…»

— Тсс, Элен, прошу тебя! — взмолился Фитциммонс; он и сам ничего не ел с девяти утра, и у него урчало в пустом животе от голода.

— Произошла ошибка, — ровным тоном говорил Пиджер, — вполне естественная ошибка. Почему же этот человек так упирается? Ему ведь готовы компенсировать все его потери. Поговорите с ним, прошу вас, мистер Фитциммонс! Мы так сожалеем, что вам пришлось пренебречь светскими обязанностями. Зачем портить такой важный для вас обед из-за какого-то пустяка? Ведь все это пустяки — так, мелочь! — Он размахивал рукой перед лицом Фитциммонса.

Фитциммонс посмотрел туда, где на полу, рядышком сидели Тарлоф и этот второй русский — верзила. По выражению лица и жестам — хотя они и разговаривают на непонятном ему русском языке — ясно, что Тарлоф упорно стоит на своем и тверд, как и в самом начале. А Раск не спускает злых, прищуренных глаз с Тарлофа…

— Почему вы, собственно, так переживаете? — поинтересовался у него Фитциммонс.

Глаза Раска вдруг заволокло пеленой гнева, запульсировали жилки на горле, стянутом тесным воротничком.

— Да не желаю я появляться в суде! — завопил он. — И чтобы повторилась вся эта идиотская канитель; расследование, адвокаты, отпечатки пальцев…

Пиджер вдруг нанес ему короткий, сильный, злой удар кулаком в ребра.