По следам солнечного камня - Ромуальдас Неймантас

— Жена любила копаться в развалинах. Несчастная! Ее укусила змея в храме богини Луны…[74]

Айстис с интересом рассматривал старинные предметы при свете свечи и не мог поверить собственным глазам: среди разных чудес неярко светил… янтарь! Желтовато-розовый янтарь! Такой же, какой он сам привез на этот берег.

— Янтарь?

— Да! Местные называют его сцелом.

Айстис в удивлении стоял между глыбами мрамора и блоками известняка с лицами богов, высокими глиняными и медными кувшинами, золотыми ликторами и заржавелыми мечами.

— Эти камни именуются ципуми, что значит «солнечный алтарь». На них курили фимиам при поклонении солнцу. А этот ципуми носит знак богини Тиннит. Видите треугольник с диском и перевернутым месяцем? Древние жители этого города поклонялись ей больше, чем другим богам. Сейчас, когда не стало моей жены, я заинтересовался всем, что она собрала, и обнаружил немало интересного! Вот, смотрите, мужские и женские маски. Женские — таинственные, мужские — искаженные. Злые улыбки! Что бы это означало? Или вот изделия, похожие на жука, их именуют скарабеями… Как они искусно украшены!

Айстис перебирал скарабеев, вырезанных из горного камня, и снова удивился, увидев одного, изготовленного из янтаря.

— Откуда люди, жившие в этих местах, доставляли сцел?

— Кто их знает! Ведь карфагенцы далеко плавали, много путешествовали. Даже из тех краев, что по ту сторону Песков, на юге, где живут лишь черные люди, они получали золотой песок и олово, а с севера привозили серебро. Возможно, они и сами путешествовали к тем зверям с человеческими руками, которые охраняют янтарь на севере. А может, менялись с латинцами или этрусками, которые жили на севере. Ведь это давние времена! Жена говорила, что этот скарабей изготовлен из сцела более тысячи лет назад… И посвящен он богине Тиннит, а может, ее мужу, богу плодородия Баал-Хаммону.

— А почему у бога такая широкая рука?

— Это и есть бог Баал-Хаммон. На эту руку клали грудного ребенка, а затем разводили огонь…

— И?..

— И ребенок падал с этой руки в огонь…

— Какие злые люди!

— Ведь я сказал — дикари! Этот обряд имел многовековую традицию и назывался тоф — жертвоприношение. Каждый год, в ту ночь, когда луна самая красивая, Баал-Хаммону приносили в жертву самых красивых младенцев, родившихся в данном году. Позднее сжалились над своими детьми и стали приносить в жертву детей, купленных у других народов. Говорят, из-за этого и погиб Карфаген. Боги, мол, разгневались и не простили людям страшный обычай.

Айстис задумался. О скольких различных верованиях он услышал за время своего путешествия! И все стараются напугать людей, убивают их. Какие злые боги! Юноша вспомнил сумрачный взгляд Перкунаса, черепа у ног Патоласа и вздрогнул. Как он посмел наговаривать на своих богов? Это добром не кончится! Мысленно он стал просить у них прощения.

Квестор продолжал рассказывать о местных обычаях, приглашая пожить у него в гостях, предлагал совсем не ехать в Пески. Внезапно он умолк, заметив на пальце Айстиса кольцо.

«Тайный проверяющий! — пронзила его мысль. — Боги милостивые, как я раньше этого не заметил! Сколько всякого наговорил! Что теперь будет? Узнают в Риме, что я собираю памятники варваров! Голову отсекут! Все отнимут или бросят в Карцер! Нет, нет! Нужно избавиться от этого легионера… Видимо, он специально подослан, чтобы меня погубить! Не выйдет!»

А вслух квестор сказал:

— Впрочем, если вы желаете, можете ехать. Завтра мои люди отправляются в Тамугади…

Всадники ехали целый день и лишь под вечер, когда на равнину, поросшую пожелтевшей травой, стали опускаться густые сумерки, остановились на отдых.

Двенадцать человек, с которыми Айстис ехал в построенный римлянами город-крепость Тамугади, изъяснялись между собой на языке, которого он не понимал. На юношу никто не обращал внимания, и он не стремился вступать в разговор с сопровождающими. На ночь Айстис устроился неподалеку от костра. Под голову он положил попону, которой днем покрывал коня, — седлами тут никто не пользовался. Засыпая, Айстис услышал вдали рев зверей. Но он так устал за день, что и рев ему не мешал…

Проснулся Айстис от острого чувства жажды. Он попытался встать — и не мог! Оглянувшись, юноша понял, что лежит на песке в полном одиночестве, а его руки и ноги перетянуты жесткой полоской кожи.

Вокруг не было видно ни одного живого существа. Да и места казались совсем не те, где они остановились на ночлег. Там простиралась равнина, поросшая коричневатой травой. А здесь, сколько хватало глаз, одни лишь пески! Они были в постоянном движении, переливались, словно вода, небольшими волнами, которые набегали друг на друга и останавливались у тела Айстиса, которое преграждало им путь. Но ног уже совсем не было видно: их заносило песком…

Айстис испугался: еще немного, и песок поглотит его с головой! Он набьется в рот, в глаза и похоронит навеки в этой желтой пустыне, где, кроме него, ничего больше не видно! Ни травинки, ни кустика, не говоря уже о дереве…

Чем выше поднималось солнце, тем злее его лучи жгли землю, тем сильнее мучала жажда. Окончательно придя в себя, Айстис понял, что, если он не придумает, как спастись, бог Патолас вскоре примет его в свое подземное царство. А если не удастся найти хоть каплю воды в этих песках? Так и придется блуждать после смерти по чужим землям. Никогда уже не увидит он своих родителей, Угне… Нет, нет! Необходимо действовать!

Юноша увидел свою сумку, уже почти засыпанную песком. Она лежала на расстоянии нескольких шагов от него. В сумке должен быть нож…

Собрав все силы и не обращая внимания на боль — кожаные путы, все более высыхая на солнце, врезались ему в руки и ноги, — Айстис подполз к сумке, уцепился за нее зубами и потащил к себе. О чудо! Сумку впопыхах никто не тронул, и в ней действительно лежал нож.

Вспомнив, как учил Гудрис, Айстис зубами достал нож. Потом он укрепил его на краешке сумки и, повернувшись к ней спиной, кое-как схватил его связанными руками. Но какая от этого польза? Нож был в его руках, но орудовать им было невозможно…

Неужто он так и сгорит от жаркого солнца в этих жгучих песках?

Но что это? Айстис вскрикнул, не веря своим глазам. Совсем недалеко от него по поверхности сине-зеленого моря бежали волны. Как это он раньше не заметил их, словно посеребренных, гребней волн, над которыми парили чайки? Подул ветер… Он спасен!

Вид моря влил в юношу новые силы. Согнувшись в три погибели, он снова схватил нож и вклинил его между ботинками. Кажется, удалось надрезать ремешок!

Однако нож выскользнул из рук и упал в песок, а между тем море, только что излучавшее свежесть, исчезло. На его месте снова переливались песчаные гребни…

Что за чудеса? Выдумки ведьмы!

Неудача заставила сосредоточиться. Айстис предпринял еще одну попытку. Отыскав нож и взяв его в зубы, он стал тереть им ремень, которым были связаны руки. С огромными усилиями удалось разрезать путы на руках.

Айстис долго тер затекшие руки, затем поднял нож и поцеловал его рукоять из лосиного рога. Потом воздел руки к небу:

— Благодарю тебя, всемогущий Патримпас! Ты спас меня от смерти! Нет лучших богов, чем те, которые сопровождают нас от самого родного дома!

Юноша оглянулся, размышляя, что предпринять.

Судьба оказалась благосклонна к нему: через бескрайние пески в его направлении тянулась длинная вереница всадников. Ветер доносил звучание колокольчиков.

Айстис вскочил и бросился навстречу всадникам. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как они исчезли!

В испуге юноша остановился, не соображая, что с ним происходит.

— Заколдованное место! — пробормотал он, вспомнив, что Даумас и другие старики рассказывали, будто таких мест есть немало. Особенно в лесах, где в трясине булькает зеленая пена, а в зарослях птицы кричат звериными голосами.

Надо уходить отсюда как можно скорее…

Айстис перекинул сумку через плечо и уже хотел было отправиться в путь, как вдруг его осенило, что он не знает, в какую сторону идти! Куда ни глянь, всюду лишь песок и песок… Где Тамугади, где Карфаген?

Айстис припомнил, что из Карфагена их группа направилась на юго-восток, все время придерживаясь этого направления. Он сориентировался по солнцу и решил продолжать двигаться в ту же сторону, ибо квестор говорил, что на расстоянии двух дневных переходов расположены первые посты римской охраны. Возможно, он где-нибудь заметит легионеров.

Юноша шел напрямик, боясь сбиться с пути. Однако, взбираясь на холмы, он быстро утомился. Айстис попробовал огибать холмики и песчаные горки. Так идти было легче, но дорога значительно удлинилась. Его продолжала мучить жажда, жара становилась невыносимой. Латы так накалились, что Айстис не вытерпел и бросил их в песок…