Колымские тетради - Варлам Шаламов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни шагу обратно! Ни шагу!
Ни шагу обратно! Ни шагу!Приглушены сердца толчки.И снег шелестит, как бумага,Разорванная в клочки.
Сухой, вездесущий, летучий,Он бьет меня по щекам,И слишком пощечины жгучи,Чтоб их отнести к пустякам…
Плавка
Пускай всем жаром изложеньяТечет в изложницы металл —Стихов бесшумного движеньяТысячеградусный накал.
Пускай с самим собою в спореТак много тратится труда —Руда, в которой примесь горя,Не очень плавкая руда.
Но я ее засыплю в строки,Чтоб раскалилась добела,Чтоб из огня густым потокомЖизнь в формы слова потекла.
И пусть в той дерзостной отливкеСмиренье стали огневойХранит твоих речей отрывкиИ затаенный голос твой.
Ты — как закваска детской сказкиВ земной квартирной суетне,Где страсть совсем не для острасткиДается жизнью нынче мне.
Бумага
Под жестким сапогомТы захрустишь, как снег,Ты пискнешь, как птенец.Но думать о другомНе может человек,Когда он не мертвец.
Напрасно со столаУпала, шелестя,Как будто слабый стонСдержать ты не могла,И падаешь, грустя,На каменный балкон…
Пень[51]
Эти россказни среза,Биографию пняПрочитало железо,Что в руках у меня.
Будто свиток лишенийЗаполярной судьбы,Будто карта мишениДля учебной стрельбы.
Слишком перечень кратокНаслоений годов,Где тепла отпечатокИ следы холодов,
Искривленье узоров,Где больные годаНе укрылись от взоровВездесущего льда.
Перемят и закрученТвой дневник путевой,Скрытый ворохом сучьевПорыжелой травой.
Это скатана в трубкуПовесть лет временныхВ том лесу после рубкиСреди сказок лесных.
Хрусталь[52]
Хрупка хрустальная посуда —Узорный рыцарский бокал,Что, извлеченный из-под спуда,Резьбой старинной заблистал.
Стекло звенит от колыханья,Его волнуют пустяки:То учащенное дыханье,То неуверенность руки.
Весь мир от шепота до громаХотел бы высказаться в нем,Хотел бы в нем рыдать, как дома,И о чужом, и о своем.
Оно звенит, стекло живое,И может вырваться из рук,И отвечает громче вдвоеНа приглушенный сердца стук.
Одно неверное движенье —Мир разобьется на куски,И долгим стоном пораженьяЕму откликнутся стихи.
Мы там на цыпочках проходим,Где счастье дышит и звенит.Мы дружбу с ангелом заводим,Который прошлое хранит.
Как будто дело все в раскопках,Как будто небо и земляЕще не слыхивали робких,Звенящих жалоб хрусталя.
И будто эхо подземелийЗвучит в очищенном стекле,И будто гул лесной метелиНа нашем праздничном столе.
А может быть, ему обещанПокой, и только тишинаИз-за его глубоких трещинСтеклу тревожному нужна.
Вхожу в торфяные болота
Вхожу в торфяные болотаС судьбою своею вдвоем,И капли холодного потаНа лбу выступают моем.
Твой замысел мною разгадан,Коварная парка-судьба,Пугавшая смолоду адом,Клейменой одеждой раба.
Ты бродишь здесь с тайною целью,Покой обещав бытию,Глушить соловьиною трельюКричащую память мою.
Скажу тебе по совести
Скажу тебе по совести,Очнувшейся от сна, —Не слушай нашейНе для тебя она.
И не тебе завещаныВ предсмертной бормотнеИ сказки эти вещие,И россказни зловещиеУ времени на дне.
Не комнатной бегонииДрожанье лепестка,А дрожь людской агонииЗапомнила рука.
И дружество, и вражество,Пока стихи со мной,И нищенство, и княжествоЦеню ценой одной.
Ястреб[53]
С тоской почти что человечьейПо дальней сказочной землеГлядит тот ястреб узкоплечий,Сутулящийся на скале.
Рассвет расталкивает горы,И в просветленной темнотеТот ястреб кажется узоромНа старом рыцарском щите.
Он кажется такой резьбою,Покамест крылья распахнет.И нас поманит за собою,Пересекая небосвод.
Белка[54]
Ты, белка, все еще не птица,Но твой косматый черный хвостВошел в небесные границыИ долетал почти до звезд.
Когда в рассыпчатой метелиТвой путь домой еще далек
И ты торопишься к постелиКолючим ветрам поперек,
Любая птица удивитсяТвоим пределам высоты.Зимой и птицам-то не снитсяТа высота, где лазишь ты.
И с ветки прыгая на ветку,Раскачиваясь на весу,Ты — акробат без всякой сетки,Предохраняющей в лесу,
Где, рассчитав свои движенья,Сквозь всю сиреневую тьму,Летишь почти без напряженьяК лесному дому своему.
Ты по таинственным приметамНайдешь знакомое дупло,Дупло, где есть немножко света,А также пища и тепло.
Ты доберешься до кладовки,До драгоценного дупла,Где поздней осенью так ловкоЗапасы пищи собрала,
Где не заглядывает в щелиПрохожий холод ветровойИ все бродячие метелиПроходят мимо кладовой.
Там в яму свалена брусника,Полны орехами углы,По нраву той природы дикой,Где зимы пусты и голы.
И до утра луща орехи,Лесная наша егоза,Ты щуришь узкие от смеха,Едва заметные глаза.
Славословие собакам[55]
1Много знаю я собак —Романтических дворняг:Пресловутая МумуС детства спит в моем дому.
Сердобольная КаштанкаМеня будит спозаранку,А возлюбленная ЖучкаУ дверной танцует ручки.И показывает удальЗнаменитый белый пудель…
Много знаю я и прочихСеттеров, борзых и гончих.Их Тургенев и ТолстойПриводили в лес густой…
2Скоро я моих друзейПоведу в большой музей;В зал такой открою двери,Где живут Чукотки звери.
Там приземистый медведьМожет грозно зареветь.Там при взгляде росомахиШевелится шерсть от страха.
Там лиса стального цвета —Будто краски рыжей нету,И хитрющая лисаОкунулась в небеса.
Рысь защелкает когтямиНад собаками-гостями,И зловещ рысиный щелк,И его боится волк.
Что ж к дверям вы сбились в кучкуИ попрятались за Жучку,Мои милые друзья,Не слыхавшие ружья?
Вы привыкли к детской соске,Вы, слюнявые барбоски,Напугает тот музейМоих маленьких друзей.
3Где же те, что в этом миреКак в своей живут квартире,Где же псы сторожевые,Где упряжки ездовые,
Почтальоны, ямщикиИ разведчики тайги,Что по каменным карьерамБез дорог летят карьером?
Задыхаясь от пургиСреди воющей тайги,Полумертвые от бега,Закусили свежим снегом
И опять в далекий путь,Намозоля ремнем грудь,Вы, рожденные в сугробах,Вам сугробы были гробом.
И метель, визжа от злости,Разметала ваши костиВы торосистыми льдамиШли медвежьими следами,
Растирая лапы в кровь,Воскресая вновь и вновь.Никогда вы не видалиНа груди своей медали.
Кто почтил похвальным словомПсов Георгия Седова?Их, свидетелей трагедий,Съели белые медведи.
Сколько их тащило нарты,Курс на норд по рваной картеВ ледяных полях полярных,Запряженные попарно.
И в урочищах бесплодныхСколько их брело голодных,Битых палками в пути?Где могилы их найти?
4Сколько раз я, умирая,Сам пути себе не зная,Потеряв и свет, и след,
Выходил на звуки лая,Чтоб моя тропа земная,Стежка горестей и бед
В том лесу не обрывалась,Чтобы силы оставалосьУ меня на много лет.
Баллада о лосенке[56]