Нарративная практика. Продолжаем разговор - Майкл Уайт

Чем опасно состояние «жизни в крепости»?

Мы можем неосознанно поддерживать такой опыт борьбы с проблемой, который усиливает ощущение изолированности и уязвимости, а не уменьшает его. В результате у человека появляется ощущение, что он становится слабее проблемы. Например, терапевт может невольно поспособствовать этому, если в его словах и реакции будет присутствовать дискурс виктимности. Человек может рассказывать, что пережил травму и в результате ощущает себя оторванным от друзей, потому что они теперь не понимают его или предъявляют по отношению к нему какие-нибудь ожидания, например, считают, что уже прошло достаточно времени, чтобы справиться с травмой. Ощущение изолированности будет усугубляться, если, реагируя на эту печальную ситуацию, терапевт подчеркнет, что считает подобное поведение друзей неадекватным или охарактеризует его как предательство или обесценивание. Все это может вести к тому, что я называю состоянием «жизни в крепости» – человеку начинает казаться, что внешний мир нападает на него, и чем дальше, тем больше. Постепенно терапевт занимает все более важное место в жизни того, кто обратился к нему за помощью, тот начинает действовать с оглядкой на его мнение, и это уменьшает способность самого человека влиять на свою жизнь.

Мы все можем неосознанно способствовать развитию состояния «жизни в крепости», поэтому мы всегда должны помнить об этой опасности и держать ее в фокусе внимания. Для тех, кто работает с людьми, пытающимися справиться с нервной анорексией, это особенно важно.

Ощущение «жизни в крепости» разовьется у человека с большей вероятностью, если терапевт будет относиться к нему либо как к «жертве», либо как к «герою» (постепенно и сам человек начинает так к себе относиться). Оба этих представления ослабляют человека. Представление о себе как о герое, противостоящем противнику, превосходящему его по силе, ведет к укреплению «совершенного Я» – того, кто опирается только на себя; сам себе обеспечивает ресурсы; контейнирует себя; владеет собой и т. д. Подобный образ себя ограничивает человека, изолирует его от других, и он связан с теми самыми представлениями о жизни, которые изначально и способствовали возникновению анорексии.

Но что если человек действительно ценит какие-то аспекты анорексии или того образа жизни, который анорексия ему предлагает (или навязывает)?

Люди и правда редко занимают однозначную позицию по какой-либо проблеме. Когда мы ведем экстернализующие беседы, и люди насыщенно описывают проблему, они, можно сказать, составляют отчет о проблеме и ее последствиях в их жизни, и дальше мы используем эти утверждения как основу для развития более подробного описания и характеристики проблемы. Мы можем задавать вопросы: «А что это говорит нам о планах проблемы на вашу жизнь? Какие у нее есть планы, какие у нее цели?» И дальше мы расспрашиваем человека, как он переживает проблему и ее последствия, и в подавляющем большинстве случаев позиция человека неоднозначна. Практически всегда есть какие-то последствия, которые чем-то привлекают человека, и одновременно – множество последствий, которые человеку не нравятся. Все неоднозначно.

Крайне важно учитывать этот момент, потому что, когда мы это делаем, мы отдаем приоритет голосам самих людей, чтобы они могли рассказать нам о своем опыте во всей его сложности. Они могут рассказать нам о проблемных аспектах анорексии или своего образа жизни, например, о социальной изоляции или о том, что анорексия ограничивает их, не давая им проявляться в жизни физически, интеллектуально, эмоционально, социально, творчески и т. п. Но также мы можем услышать о связанных с анорексией аспектах жизни, которые для человека, например, эстетически привлекательны и тесно связаны с его намерениями и ценностями. Если мы не хотим, чтобы между нами и человеком, обратившимся за помощью, возникло отчуждение, нам очень важно признавать эти различия, эту специфику опыта.

А что происходит, когда мы признаем эту специфику?

Очень тяжело освободиться от негативного влияния анорексии, занимая категоричную позицию – «я однозначно против анорексии» или «я однозначно за». Подобная радикальная позиция (особенно если она ощущается как навязанная, вынужденная) может вызывать много тревоги и опасений по поводу любых возможных шагов, способных бросить вызов анорексии и ее последствиям.

Если терапевты открыты к тому, что молодые люди и девушки могут позитивно относиться к каким-то сторонам жизни с анорексией, то экстернализующие беседы могут стать гораздо более насыщенными. Дело в том, что когда терапевты разделяют ценность того, о чем люди говорят как о позитивном, то тем становится гораздо проще говорить о тех сторонах, которые им не нравятся, которые их ограничивают, мешают им жить. Эти два процесса – признание ценности и признание негативных сторон – часто идут рука об руку.

Для некоторых людей, страдающих от анорексии, очень значимым оказывается представление о жизни как о произведении искусства, для них в анорексии есть нечто, тесно связанное с красотой, эстетикой, и именно это привлекает их к этому образу жизни. Эту идею сложно принять, но важно ее учитывать.

В ходе бережных терапевтических бесед люди получают возможность описать то, что для них ценно, то, к чему они стремятся. Мы можем признать эти ценности, эти устремления, проявить уважение к ним, насытить их и развить, и одновременно с этим дать людям возможность действовать так, чтобы вырваться из-под ограничивающего и порой угрожающего их жизни влияния нервной анорексии.

Почему настолько важно найти и понять, что люди ценят и к чему они стремятся?

Как в любой другой терапевтической беседе, разговор о том, что для человека важно, становится основой для сотрудничества. Образ жизни конкретного человека никогда не соответствует убивающей его проблеме на сто процентов. Всегда можно найти какие-то проявления, противоречащие этим разрушающим факторам, даже если эти проявления трудно поначалу обнаружить. Крайне важно, чтобы параллельно с описанием проблемы и механизмов ее влияния на жизнь человека мы услышали бы о тех проявлениях жизни, которые противоречат этим механизмам.

Эти альтернативные проявления опираются на ценности и намерения людей в отношении жизни. В терапевтических беседах мы можем проследить социальную, отношенческую историю того, что люди считают важным. Конкретные навыки, умения и знания пришли в их жизнь через взаимодействие с другими людьми. Там они возникли и развивались. Соответственно, терапевтические беседы помогают обнаружить другие голоса, с которыми люди могут чувствовать контакт, общность. Связь предпочитаемых историй своей идентичности с жизнями значимых других обеспечивает иную территорию, на которой люди могут находиться, – территорию, свободную от разрушающего влияния нервной анорексии.

В процессе пересочинения часто становится возможным взять некоторые из смыслов, переживаний, приведших человека к тому специфическому образу жизни, которым он сейчас живет, и вплести их в альтернативные жизненные сюжеты. Например, человек ценит жизнь как произведение искусства, как красоту. Наша