Стихи и эссе - Уистан Оден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1940
"Грядущее крадется к нам, как тать."[193]
Грядущее крадется к нам, как тать. Мы собираем слухи по крупице — О чем мечтает королева-мать Или к кормилу рвущийся тупица.
На прошлое великие мужи Косятся, чем темней, тем беззаботней, — Там те же казни, те же миражи И та же потасовка в подворотне.
Мы в страхе опираемся на то, Что кончилось; кончаясь, бьемся в стену, Дырявую подчас, как решето, —
Что пропускает жирную Алису В страну чудес, за ветхую кулису, — До слез мало то место во вселенной.
1940
ГИБЕЛЬ РИМА[194]
О волнорезы бьется с воем И тяжким грохотом вода. В разгаре брошена страда. В пещерах гор — приют изгоям.
Покрой парадных тог — с ума Сойти; агенты тайной службы Приходят под покровом дружбы В патриархальные дома.
Не зарясь на соборных шлюшек, Берут любую, кто дает, И славит евнух-стихоплет Воображаемых подружек.
Головорожденный Катон Пытает древние вопросы, Но быкомордые матросы Удавятся за выпивон.
Огромно Цезарево ложе. КОГДА ЖЕ АВГУСТУ КОНЕЦ? — Выводит молодой писец Стилом казенным с личной дрожью.
Авгуры обожают птиц, А те на яйцах восседают И, не гадая, наблюдают Распад империй, крах столиц.
И, босоноги, безобразны, По золотым заветным мхам Прут отовсюду орды к нам — Быстры, безгласны, безотказны.
1947
ЛЕСА[195]
Вначале чащи были черт-те чем (Пьеро ди Козимо писал их часто) — Медведи, львы, нагие толпы тел И вепри с человеческою пастью Друг дружку пожирали в глубине, Бежав неопалимой купины.
Местами став охотничьих забав Эсквайров из соседних деревенек, Все шепчутся, тех игрищ не забыв, И рады бы спалить весь деревянник, Но Трон и Церковь, дав им статус рощ, Мешают взбунтоваться дебрям чащ.
Пусть потаскух уводят в номера, Где спросят подороже, но немного, — А здешний дух вовек не умирал, — И, пав во мху, былая недотрога Клянет не опрометчивость свою, А сводника — лесного соловья.
Вам эти птички разве что видны, А пенье заглушает перебранка На пикничке. Но как заземлено, Как второсортно протяженье Ганга В сравнении с протяжной жизнью в чащах — Вне духов, вне божеств, вне тещ и мачех.
Здесь древности могильный ареал. Здесь человек принижен, но не жалок, Здесь алчность первородную сдержал, И здесь душою отдохнет филолог — Среди теней древесности густой, Не знавших дней словесности пустой.
Здесь перевоспитание ушей: Морзянка Пана выше расшифровки, Кукушка по-крестьянски колгошит, А дикие голубки-полукровки Туземные акценты привнесли В уклад цивилизованной семьи.
Здесь гибель не безгласна никогда. Осенний плод над палою листвою Умеет объявить свою беду, А человек, противясь естеству — и Потерями и старостью объят, — Звук счастья ловит в вечном шуме вод.
Хороший лес не хуже алтаря: Ты позабыл, что презираешь ближних. С самим собой ты бьешься на пари, Что человек — превыше слов облыжных. Хороший лес, особенно в глуши, Двойник народа и его души.
Но рощица, сожженная в золу, Но гордый дуб с насквозь прогнившей грудью Гласят, что нашим миром правит зло, Уродство верх берет над плодородьем. Хитра культура наша, как лиса, А все ж не краше, чем ее леса.
1952
РАВНИНЫ[196]
Я запросто себя воображу На старость лет унылым попрошайкой В питейном заведении в порту. Я запросто представлю, как опять, Подростком став, в углу кропаю вирши, Чем непроизносимей, тем длинней. Лишь одного не в силах допустить: Не дай мне бог стать жителем равнины.
Чудовищно представить эту гладь — Как будто дождь сровнял с землею горы, — Лишь каменные фаллосы церквей Ждут разрушенья, словно пробужденья. Субстанция пологой пустоты, Слепая полость в глиняном кувшине, И гравий — как гранит или асфальт — Бесполостью калечащий пространство.
А как расти, где все кругом равно? В предгорьях веришь в горы; в самом нищем Ущелье — по течению реки Спуститься можно в поисках сокровищ. Здесь ничего подобного: орел И решка — вот для гения весь выбор. Сдуй фермы с мест — как тучи поплывут. Того и жди сюда чужого флота!
Любовь? Не в здешнем климате. Амур, Овидием описанный проказник, В раю аркадском будь хоть трижды слеп, Здесь от жары и холода прозреет. Равнинным несгибаемых матрон Не распатронить, если не решила Умножить население страны Соитьем в темноте, но не вслепую.
Но и чем климат круче здешний Кесарь. Он аки коршун кружит наверху. Где горы, там порой сорвется мытарь, Где лес, порой подстрелят лесника, — И не ударит молния в смутьяна. А на равнине стражи тут как тут: Придут, распнут — и прочь… Но можно выпить. Поколотить жену. И помолиться.
Из захолустья родом (с островков, Где жульничество пришлых канонерок Толковый парень мигом в толк возьмет), На рандеву с историей выходят Герои на равнину. Полумесяц Побит крестом. У мельниц ветряных Крыла недосчитался император, А самозванец рухнул в поле ржи.
Будь жителем равнины я — питал бы Глухую злобу ко всему вокруг, — От хижин до дворцов, — и к живописцам, Апостола малюющим с меня, И к пастырям, пред засухой бессильным. Будь пахарем я, что б меня влекло, Как не картина истребленья градов И мраморов, потопленных рекой?
Лишь в страшном сне — точней, в двух страшных снах, Я вечно обитаю на равнине: В одном, гоним гигантским пауком, Бегу и знаю — он меня догонит; В другом, с дороги сбившись, под луной Стою и не отбрасываю тени — Тарквинием (и столь же одинок И полн посткоитальною печалью).
Что означает, правда, что страшусь Себя, а не равнин. Ведь я не против (Как все) повиноваться и стрелять — И обитать в пещере с черным ходом. Оно бы славно… Хоть и не могу Поэзией наполнить эти долы, Да дело-то, понятно мне, не в них, Да и не в ней… Поэзия — другое.
1953
СЛОВА[197]
Сужденья образуют мирозданье, В котором все послушно их азам. Лгать может вестник, но не сообщенье. У слов нет слов, не верящих словам.
Но правила есть в словосочетанье: Держитесь за сказуемое там, Где вкривь и вкось пошло соподчиненье, Внимательными будьте к временам, —
Правдоподобья требуют и сказки. Но если правду хочешь прошептать И срифмовать живое без описки,
Тогда не ты — слова пойдут решать Твою судьбу: так на потешной пляске Вольно мужланам в рыцарей играть.
1956