Стихи и эссе - Уистан Оден

27

В предгорьях выбора скитаемся, останкиВоспоминаний — наш заплечный груз:Нагие, теплые века естественной осанкиИ на устах невинных счастья вкус,

И древний Юг тот, легкий, словно выдох,Туда, к нему идти нам предстоит.В конце концов, подсказывает выходИ самый безнадежный лабиринт.

И мы завидуем земле — она-то навсегда,Мы ж, подмастерья зла, обречены — на годы,Коль не были наги, как в этот мир врата,

Чье совершенство мы и обратили в прах.Необходимость — вот иное имя для Свободы.Но только люди гор достойны жить в горах.

ИЗ КНИГИ "ИЗБРАННАЯ ПОЭЗИЯ У.Х.ОДЕНА"[186]

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

Листья все быстрей кружат…Няньки все в гробах лежат,Их цветочкам вышел век, —А колясок долог бег.

Шепот вдруг со всех сторонСдернет с нас восторга сон.Непоседливым рукамВ забытьи застыть я дам.

Сотни мертвых позадиТопчут все наши пути,Деревянно машут вслед.Их любовь — обман и лед.

Злобных троллей с вечных местГолод гонит в голый лес.Соловей уж не поет.Ангел больше не придет.

Невозможна, холодна,Впереди — горы глава.Водопадов белый видПутников благословит.

КАК-ТО ВЕЧЕРОМ

Как-то вечером вышел из дому я, —Толпа меня в центр повлекла,А улица очень похожаНа море пшеницы была.

У реки полноводной сидели, —И я слышал: пели ониПод мостом железнодорожным:"Любовь! нет конца у любви.

Любить буду, пока не сойдутсяВместе Африка и Китай,Пока рыбы не запоют хором,Реки в горы не станут летать.

Любить буду, пока океаныНе повесят сушиться, отжав,И семь звезд не застонут, как утки,Улетая: мол, лета им жаль.

Годы умчатся, как кролики,Ведь среди своих вечных основЯ держу Цветок СтолетийИ первую в мире любовь."

Но все часы в городе этомВдруг стали жужжать и звонить:"Не давай обмануть себя Времени —Время нельзя покорить.

Где в Кошмара норах СправедливостьСтыдится своей наготы,Затаившись в тени, Время кашляетВсякий раз, лишь целуешься ты.

В мигренях и тревогахТак жизнь и утечет.Сегодня или завтраВремя свое возьмет.

В зеленые долиныСползет ужасный лед.Сорвет Время нити танца,Ныряльщика прервет.

Погрузи свои руки в воду,Опусти их на самое дно —Смотри же в таз, жалей жеО том, что не пришло.

Стучится ледник в дверцы шкапа.Пустыни вздох — из-под стола.И трещина в чайной чашкеПутем в землю мертвых легла.

Оборванцы банкноты мусолят там,Великан надуть Джека сумел.Там Пай-Мальчик бьется в истерике,Джилл сама ложится в постель.

Вглядись же в смятеньи в поверхность,Не перестав повторять:Жизнь — это благословенье,Когда нет сил благословлять.

Встань, обожги лик слезами.Встань, лоб к стеклу прислони.Соседа нечестно возлюбишьТы сердцем нечестным своим."

Был поздний, поздний вечер…Влюбленные ушли…Часы звонить прекратили…А воды реки все текли.

"Под поникшей жалкой ивой,"

Под поникшей жалкой ивой,Милый, не грустиИ не медли — действуй, право,Думать прекрати.Горб хандры сбрось и плечамиПоведи.Сотри путиС карты стран печали.

Звон колоколов победноШпиль разносит мерклый.Этот звон — по душам бедным,Что любовь отвергла.Все живое любит. ХватитУступатьТоске утрат.Бей — победы ради.

Стаи птиц, летя над миром,Путь свой изучили,И ручьи в стремленьи к морюТонкий лед пробили.Твое пусто отрешенье.Хмарь стряхни,Иди ж, идиК желаний исполненью.

МИСС ДЖИ

Баллада

Я хочу рассказать вам повестьО бедной мисс Эдит Джи.Жила она на Кливдон-террасВ номере 73.

У нее были тонкие губы,Левый глаз немного косил,Покатые узкие плечиИ не было вовсе груди.

Темно-серый костюм из саржи,И шляпка у Мисс Джи была.Жила она на Кливдон-террасВ спальне не больше стола.

Был бордовый плащ для ненастья,Зонт зеленый — если гроза,И с корзинкой велосипед был,Где задние тормоза.

Церковь Святого АлоизаНе так далеко была.Регулярно, к церковным базарамВязала она, как могла.

Мисс Джи смотрела на звезды,Говорила: "Никто не поймет,Что живу я на Кливдон-террасВсего на сто фунтов в год."

Снились сны ей: она — королева,Скажем, Франции… Снился бал,И викарий Святого АлоизаНа танец ее приглашал…

Ураган вдруг дворец смел и музыку…По полям ее велик мчал.Бык огромный с лицом викарияЗа ней гнался и грозно мычал.

На затылке его дыхание —Она в страхе закрыла глаза:Ведь все медленней велосипед шел —Были там задние тормоза.

Лето вновь украшало деревья,А зима разрушала скорей.Она ездила к службе вечерней,Застегнувшись до самых бровей.

Ездила мимо пар влюбленныхИ лицо отвращала свое.Ездила мимо пар влюбленных —Они не приглашали ее.

Мисс Джи в боковом приделеСлушала, как играет орган,И как хор поет сладко-сладко…Ей хороший денек был дан.

Мисс Джи, в боковом приделеНа колени скорей вставай…"Не введи меня в искушение,Быть порядочной девушкой дай."

Словно волны, катились годы,Оставляя свой след на ней.Она поехала к доктору,Застегнувшись до самых бровей.

Она поехала к доктору,Позвонила у белых дверей…"У меня все внутри изболелось.Вылечите меня поскорей."

Доктор Томас ее осмотрел всю,А потом осмотрел еще разИ спросил, вымыв тщательно руки:"Почему пришли только сейчас?"

Доктор Томас сидел за обедом,Перемены блюда он ждалИ, из хлеба шарики скатывая,"Рак — забавная штука," — сказал.

Позвонила жена в колокольчик:"Ну к чему за столом говорить?"Он ответил: "Мисс Джи заходила.Я боюсь, недолго ей жить."

Мисс Джи, пока поздно не стало,Увезли в больницу скорей.Лежала в палате для женщинС одеялом до самых бровей.

Вот ее на стол положили —Студентам вдруг стало смешно, —И главный хирург мистер РоузПополам разрезал ее.

Мистер Роуз повернулся к студентамИ сказал: "Вот вам, господа,Уникальный случай саркомы,Развитой как никогда."

Увезли ее в то отделенье,Предварительно сняв со стола,Где группа с первого курсаАнатомью учить бы могла.

А там, привязав ее к крючьям,Да, подвесили мисс Эдит ДжиИ диссектомию коленаАккуратно произвели.

БЛЮЗ РИМСКОЙ СТЕНЫ

Через пустошь и вереск ветер сырость принес.В моей тунике — вши, и заложен мой нос.

Дождь все капает с неба — я вымок совсем,Охраняю я Стену, сам не знаю, зачем.

Серый камень не сдержит тумана седин.Моя девушка — в Тангрии; я сплю один.

Аулюс к ней все шьется, а мне — каково?Не люблю ни манер я, ни рожи его.

Пизо — христианин, бьет рыбе челом,Не допустит, надеюсь я, крайностей он.

Проиграл я кольцо, что дала мне она.Когда ж, наконец, мне заплатят сполна?

Вот стану героем и буду сидетьИ в небо оставшимся глазом глядеть.

ВИКТОР