Стихи и эссе - Уистан Оден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БЛЮЗ РИМСКОЙ СТЕНЫ
Через пустошь и вереск ветер сырость принес.В моей тунике — вши, и заложен мой нос.
Дождь все капает с неба — я вымок совсем,Охраняю я Стену, сам не знаю, зачем.
Серый камень не сдержит тумана седин.Моя девушка — в Тангрии; я сплю один.
Аулюс к ней все шьется, а мне — каково?Не люблю ни манер я, ни рожи его.
Пизо — христианин, бьет рыбе челом,Не допустит, надеюсь я, крайностей он.
Проиграл я кольцо, что дала мне она.Когда ж, наконец, мне заплатят сполна?
Вот стану героем и буду сидетьИ в небо оставшимся глазом глядеть.
ВИКТОР
Баллада
Виктор был совсем несмышленыш,Когда появился на свет."Не позорь, сынок, имя семьи никогда," —Такой дал ему папа завет.
Виктор на руках шевельнулся,Раскрыл круглые глазки свои.Отец произнес: "Мой единственный сын,Никогда, никогда не лги."
Виктор с отцом едут кататься.Отец: "Эта правда проста —Сердцем чистые благословенны," — сказал,Библию из кармана достав.
Восемнадцать всего ему было.На дворе — декабрьская стынь.Был опрятен Виктор, отутюжен, побрит,И манжеты всегда чисты.
Снимал комнатку в Певерил-Хаузе,Там порядок царил и тишь.Время подстерегало его, словно кот,Караулящий крупную мышь.
Клерки беззлобно смеялись:"У тебя были женщины, бой?Пойдем, порезвимся в субботнюю ночь."Но Виктор качал головой.
Директор сидел в своем креслеИ пыхал сигарой: "Пых-пых…Виктор — честный малый, но он далекоНе пойдет, ведь, как мышь, он тих."
Виктор приходил в свою спальнюИ тихо ложился в постель,Заводил будильник, брал Библию онИ читал про Иезавель.
А в первый же день апреляВ дом Анна приехала к ним.Ее глаза, рот, грудь, плечи и бедра ееВозжигали страсть всех мужчин.
На вид чиста Анна, как школьницаВ день первого причастия,Но ее поцелуй крепче вин был, когдаОтдавала она себя.
Назавтра, второго апреляОна в шубе входила в дом.Виктор ее встретил на лестнице, иВсе перевернулось в нем.
В ответ на его предложеньеРассмеялась она: "Никогда!"Второй раз она помолчала чуть-чуть,Покачав головою едва.
Анна взглянула в зеркало,Надув губки, произнесла:"Виктор скучен, точно дождливый день,Но мне где-то осесть пора."
Он снова просил, вместе с неюНа озера берег придя.Ее поцелуй его ошеломил:"Люблю я всем сердцем тебя."
В конце лета они обвенчались…"Ты смешной, поцелуй же меня…"И воскликнул Виктор, ее крепко обняв:"О Елена Прекрасная!"
Виктор пришел утром в контору(Где-то в конце сентября).Он опрятен и чист, и в петлице цветок,Он опаздывал, но он был рад.
А клерки болтали об Анне(Дверь была приотворена), —Один: "Бедный Виктор, вот незнанье когдаЕсть блаженство поистине, а?"
Виктор замер так, будто он камень, —Дверь была приотворена…Другой: "Боже, что за блаженство дарила мнеВ моей старой машине она."
Виктор вышел прямо на Хай-стритИ из города прочь пошел.Он дошел до помоек и до пустырей,И катились слезы со щек.
Виктор обратился к закату:"Не оставь мя, отец, одного.В небесах ли ты?" Небо ответило:"Неизвестен адрес его."
Виктор посмотрел вдаль, на горы,Где снега свой оставили след,И вскричал: "Ты доволен мной, папа?"Но в ответ принесло эхо: "Нет."
"Она будет верна?" — он у лесаНа коленях просил ответ.Но дубы и буки качнули ветвямиИ ответили: "Да, не тебе."
А потом на луга Виктор вышел,Чтобы крикнуть отцу успеть:"Я люблю!.." — но шепнул ему ветер,Что она должна умереть.
К реке, глубокой и тихой,Пошел Виктор, чтобы спросить,Плача: "Но что же мне делать, отец?"И река сказала: "Убить."
Карту за картой тянулаАнна, присев у стола.Карту за картой тянулаАнна и мужа ждала.
Но что первым в руках оказалось,Было не дамой, не королем.Первым был не валет и не джокер,А туз пик, только вниз острием.
Виктор стоял в дверях спальни,Не произнося ничего.Спросила она: "Что с тобой, дорогой?" —Но тот словно не слышал ее.
У него в ушах звучал голос,Проникая до самого дна,Был он справа и слева, и он повторял,Что она умереть должна.
Он взял нож с резной рукояткой —В нем ни тени сомненья нет —И сказал: "Анна, было бы лучше тебеСовсем не рождаться на свет."
Анна вскочила со стулаИ кричать начала она.Но Виктор очень медленно шел за ней,Как слепой из кошмарного сна.
За креслом пыталась укрытьсяИ за пологом расписным…Но Виктор за ней медленно шел, говоря:"Приготовься же встретиться с Ним."
Ей удалось открыть двери…С занавеской карниз упал…Но Виктор и по лестнице шел за нейИ на самом верху догнал.
И вот он стоял над телом —Кровь сбегала по лестнице внизСтруей тонкой и пела (а он нож держал):"Воскресение я, я — Жизнь."
Они его взяли под руки,Посадили в одну из машин,И сидел он, тихий, как мышь, бормоча:"Я — Человеческий Сын."
В углу он сидел, продолжаяЖенщину из глины лепить,Говоря: "Я — Конец и Начало. ПридуВашу землю однажды судить."
"Леди, плача на дорогах,"
Леди, плача на дорогах,Милого ль найдешь?С соколом и сворой гончих —Как же он хорош!
Подкупи птиц на деревьях —Пусть молчат они.Взглядом солнце с небосводаВ ночь, во тьму сгони.
Ни звезды в ночи скитаний,Вьюгам края нет.Ты беги навстречу страху.Прочь раскаянье…
Ты услышишь океанаНеумолчный стон.Пей! — пусть он глубок и горек, —Чтоб виднелось дно.
И терпи, терпи в темницеВо глуби морей,Ключ златой ища в кладбищахСтарых кораблей.
К краю мира поцелуемПуть себе купиИ на сгнивший мост над безднойНе робей, ступи.
Замок опустевший долгоЖдал тебя… Внутри —Белый мрамор. Поднимись иДвери отопри.
Зал пустой… Сомненьям там неЗадержать тебя.Паутину сдунь. Ты видишьВ зеркале — себя.
Нож складной нащупай, ибоВсе совершено,И всади его в свой бок, гдеСердце лжи полно.
ТРИ СНА
2
ОгонькиНа холмов куполах —Там маленькие монахиВстают еще затемно.
Пусть грозно вулканыВорчат во снеНа зеленый мир —Они в своих кельях
Корпят, переводятВиденья своиНа вульгарный языкСтальных городов,
Где входят невестыСквозь створы под сводом,И где кости грабителейВетер качает.3
Сгибаясь натужно,С суровыми лицамиПилигримы ползутПо склону крутомуВ огромных шляпах.
Я кричу и бегуВниз, им навстречу.Я рад, полон жизни,Расстегнут, с гитарой,Звенящей от ветра.
БЛЮЗ У РИМСКОЙ СТЕНЫ[187]