Упражнения - Иэн Макьюэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гонка завершилась минуты через две. Победителем считался тот, кто достигал оргазма раньше, или тот, кто выпускал струю дальше, поэтому сразу же возникли разногласия. Участники, похоже, пересекли финишную ленту одновременно. Извергнутые ими на линолеум молочные кляксы вроде бы преодолели одинаковые дистанции. Но будут ли они видны только при лунном свете? Соперников как будто уже не интересовало, кто из них победил. Один из них начал рассказывать неприличную шутку, которую Роланд не стал слушать. На их крики и смех в спальню наконец пришел староста, и всех отправили спать.
Удивило ли Роланда, ужаснуло или позабавило увиденное? Он не пришел ни к какому внятному ответу, у него не оказалось под рукой, говоря словами Конрада, внутреннего колорита, с чем можно было бы сравнить случившееся. Его тогдашнее сознание, ежедневные смены настроения его юной души невозможно было понять с высоты сегодняшнего времени. Он никогда не рефлексировал над своими душевными состояниями. Одно событие немедленно сменяло другое. Классные комнаты, игры, уроки игры на фортепьяно, внеклассные задания, знакомства с новыми друзьями, расставания со старыми, толкотня в коридорах, стояние в очередях, выключение света после отбоя. В пансионе жизнь его души была как у пса, сидящего на цепи перед постоянно подкладываемым лакомством.
Но было одно жизненно важное исключение. Даже в тридцатилетнем возрасте Роланд помнил его во всех подробностях. Его собственный внутренний колорит, его замкнутость сохранялась в бездонной, как океан, раковине мальчишеских мыслей. Когда тихие разговоры в спальне сменились тишиной и на него начал накатывать сон, он уполз в свою потайную раковину. Учительница музыки, которая больше с ним не занималась, сама не знала, что вела двойную жизнь. Была женщина, реальная, мисс Корнелл. Он случайно видел ее, когда оказывался рядом с лазаретом, конюшней или музыкальным корпусом. Она всегда была одна и шла либо от своей красной машинки, либо к ней до или после урока. Он никогда к ней не приближался, он старался этого не делать. Ему очень не хотелось заводить с ней разговор, который мог бы возникнуть, останови она его и начни расспрашивать, как он «поживает». Хуже того, если она сама проходила мимо, не желая с ним заговорить. И еще хуже, если она его просто не узнавала.
А еще была женщина его ночных фантазий, которая делала все, что он ей приказывал, а именно – она лишала его собственной воли и заставляла его делать все, что сама хотела. Внешний колорит – это главным образом то, что остается от детства. Теплым сентябрьским днем, пробыв в пансионе две недели, он с компанией мальчишек пересек на великах полуостров, чтобы поплавать в реке Стаур, широкой и в часы прилива полноводной, как Оруэлл, но только куда более чистой. Он ехал за старшими мальчиками по полевой тропинке к пляжу, покрытому засохшей грязной коркой вперемешку с речной галькой. Он заплыл дальше других, демонстрируя навыки мощных гребков, приобретенные во время заплывов с отцом в Триполи. Но уже начался отлив, и течение уносило его прочь от берега к холодному глубоководью. У него свело мышцы ног. Он закричал и замахал руками, и здоровяк по кличке Скала подплыл к нему и отбуксировал обратно к пляжу. Он не выказал ни малейшего страха, унижения, благодарности и радости оттого, что остался в живых. И они вернулись на великах вовремя, чтобы влиться в привычную рутину школьных будней – урок в четыре часа пополудни, потом чай, потом работа над внеклассным заданием.
Периодически возникали чрезвычайные происшествия, моменты печальных проступков, которые бросали на школу мрачную тень коллективной вины. Обычно это было связано с воровством. У кого-то стащили транзисторный приемник или крикетную биту. А однажды с бельевой веревки перед общежитием персонала исчезло сохшее там женское нижнее белье. Всех 350 учеников тогда собрали в актовом зале. Перед ними выступил директор школы, добродушный увалень, с телосложением регбиста, который, как всем было известно, любил называть свою жену Джордж, и объявил ученикам, что, покуда виновный в краже не признается, все будут молча сидеть здесь, даже если им придется пропустить обед. Такие угрозы никогда не срабатывали, особенно в случае с кражей женского белья. Старшеклассники по опыту знали, что на такие линейки стоило приносить книжку или шахматы.
Но не только кражи служили сплачивающим фактором для учеников школы. Каждую весну устраивались походы на американскую военно-воздушную базу в Лейкенхите, где проводился день открытых дверей. Там стояли эскадрильи огромных бомбардировщиков «Б-52» с атомными бомбами, предназначенными для сдерживания или уничтожения Советского Союза. Роланд ездил туда с одноклассниками на школьном автобусе. Они час стояли в очереди, чтобы на тридцать секунд залезть в кабину и посидеть в кресле пилота истребителя. В воздухе слышался отдаленный рев летевших бомбардировщиков. Их карманных денег не хватало на жареные ребрышки, стейки и картошку фри с кока-колой в вощоных стаканах размером с цветочный горшок. И они просто смотрели на счастливчиков.
В тот вечер мальчиков опять собрали в актовом зале. Директор школы начал обвинительную речь. В школу позвонил командир военно-воздушной базы и обратил внимание на тот факт, что некоторые ученики, которые узнали по форменным блейзерам и нашивкам с девизом пансиона Nisi Dominus Vanum – «Без Господа все тщетно» – были замечены выходящими из автобуса с черно-белыми значками КЯР[32] на груди. Подобная демонстрация, заявил директор, свидетельствует о злоупотреблении гостеприимством американских хозяев базы и о непростительном неуважении к ним. Виновные в подобном поведении должны выйти вперед. И пока этого не произойдет, все ученики будут молча сидеть.
Самые младшие ученики, которые сидели в первом ряду перед сценой, так что их головы находились вровень с истоптанными башмаками директора, понятия не имели, что обозначают буквы КЯР. Кампания за ядерное разоружение выступала с самыми постыдными, а может быть, и сатанинскими идеями, если учесть, с каким возмущением об этом говорил директор. Все очень удивились, когда в задних рядах началось какое-то движение и шесть старшеклассников встали со своих мест. Остальные тут же повернули к ним головы. В зале послышались возгласы, когда стали называть имена: школа была достаточно маленькая, и здесь все всех знали. Мальчики гуськом вышли на сцену и встали в шеренгу, глядя на директора. Он стоял неподвижно, сжав челюсти и испепеляя их негодующим взглядом. По рядам прошелестел ропот, когда все присутствующие осознали, что мальчики так и не сняли с лацканов запрещенные значки. Один из группы смельчаков, шестиклассник, член школьной сборной по регби, начал зачитывать заранее написанное заявление. Зал притих. Атомная бомба – это угроза для всего человечества, самой жизни на земле, моральное злодеяние, непростительная трата ресурсов. Директор прервал его речь и решительно покинул сцену. А всех шестерых вызвал к себе в кабинет.
Этот вечер морального мятежа мог бы закончиться вполне мирно, если бы группа смутьянов дошла до кабинета директора и наотрез отказалась от телесного наказания. Все они были здоровенные лбы. Но должно было пройти еще три года, прежде чем строптивый дух шестидесятых докатился до илистых берегов реки Оруэлл. А в апреле 1962 года делом чести учеников было стойко принять порку, не моргнув глазом и не издав ни звука.
Младшеклассникам дозволялось писать домой один раз в неделю. На письма Роланда всегда отвечала мама. Если бы их переписка сохранилась, по ней можно
