Полежаевские мужички - Леонид Фролов

Митька, пытаясь прежней озабоченностью показать, что ему не страшно, зябко поежился и вздохнул:

— За Полярной звездой, Володя, следи. Вдруг увидим…

— Да чего там «следи», — встрепенулся Володька. — Я сейчас на дерево залезу… Оттуда-то видно.

Володька оставался самим собой. Его, пожалуй, и филин-то держал в напряжении только до тех пор, пока кричал, а утих сатанинский смех, и у Вовки от него ничего не осталось в памяти. Но нет, голос, кажется, и у Володьки перехватывает, а то бы чего ему самого себя повторять.

— Сверху-то все небо видать, — бодрясь, шумел он, — сучьями небо не застит. Оттуда и Полярную звезду разыщу.

Он уже поставил корзину с грибами у ног, подтянулся на руках, взобрался на первый сук.

— Ой, Володь, не сорвись, — предостерег его Митька.

Но Володьку предостережения будто подхлестывают.

— Ну уж, скажешь, — выдохнул он и перебрался на сучок выше.

После того страха, который им довелось пережить, Володьке, наверно, и в огонь лезть не страшно, а тут всего лишь на дерево…

— Володя, не лазь… Лучше муравейник найдем.

А Володька уже карабкался ящерицей, скрипел о ствол резиновыми сапогами.

— Ничего, — отдуваясь, сипел он сверху. — У меня глаза к темноте притерпелись. Я как кошка вижу…

— Да хоть бы не здесь, а то у филина, может, гнездо тут… Кинется еще оборонять от тебя…

С филином, конечно, лучше не связываться. Кто его знает, нападает он на человека иль нет. А уж раз забрели в его царство, лучше пооберечься.

Благоразумие взяло верх и над Володькой. Он спустился вниз. И, словно оправдываясь, вздохнул:

— Не даст до вершины забраться… Я филина знаю. Отчаянная птица. По темени клювом долбанет — и был таков. Мешком свалишься.

Алик опять затянул свою песню:

— Ребята, да бесполезно же все… Давайте утра дождемся.

Ох, Аличек, не знаешь ты, что полезно, а что бесполезно. Ходить, ходить надо, чтоб не замерзли — ночь-то приближается зубостучная.

На этот раз и Вовка не обратил внимания на Аликово нытье, был весь в себе, Митьке даже показалось, что его пробирает дрожь.

Отошли немного в сторону, и снова Володька поставил корзину на землю:

— Эх, была не была. — Он поплевал на ладони. — Ну, ребята, ждите меня. — Будто они могли убежать, оставить его на дереве.

— Володька, не суетись, осторожнее, смотри. Ты человек горячий — может, я полезу?

— Еще чего? Мне мысль пришла, я и полезу.

Алик, видать, тоже загорелся надеждой.

— Полезай, полезай, Володя, — подбодрил он Володьку. — Надо же какое-то принимать решение.

Ох, умник, уже ночевать под деревом пропала охота… Теперь собрался на чужом горбу в рай проехать? Митька все еще не мог простить ему прежнего нытья: нет хуже, когда под руку ноют; тут и без того кошки на сердце скребут, а он еще добавляет.

Володька прошелестел нижними лапами елки и стал совсем неразличим в темноте. Сверху сыпалась омертвевшая хвоя, льнула к Митькиной шее.

— Володя, осторожнее, — уговаривал Митька. — Обеими ногами на один сучок не вставай…

— Не маленький, — долетел сверху выдох.

Уже устал, наверно. Эх, Митьке надо было бы самому лезть, не так бы болело сердце. Сам-то Митька, прежде чем сучку довериться, рукой бы за него ухватился, повисел бы на нем, страхуя себя ногами, а уж только потом как следует обратал.

— Володя! Ну, как там?

— Да еще высоко до неба…

Ой, не поторопил ли Митька его этим окриком? Еще воспримет Володька вопрос как понукание — тогда беда.

— Володька, ты вверху осторожнее, там сучки ненадежные.

И Алик запел в унисон:

— Ты, Володя, не торопись.

Уж не высовывался бы. Зла на этого Алика не хватает.

Володька зацепился, видно, рукой за еловую шишку, она оторвавшись, проскользнула сквозь разлапистые сучки, гулко ударилась о землю.

— Ух, черт, гибкая очень, — выругался в темноте Володька, — видно, подобрался к вершине.

— Так и не лазь выше.

— Ага, Володя, не лазь, — поддержал Алик.

Вверху стало тихо. Митька представил, как Володька, держась одной рукой за ствол дерева, другой отводит упругие лапы от лица, чтобы отыскать глазами Полярную звезду.

— Ну, видишь ли чего?

— Да вижу, а понять не могу, она или нет…

— Она самая яркая, — подсказал Митька, а Алик, конечно же, добавил:

— Ты звездный ковш ищи, Большую Медведицу, тогда не запутаешься.

Эх, тебя бы самого этот ковш-то искать заставить… Думаешь, перед Володькой ровное поле открылось? Черта с два! В лесу на какое дерево ни взбирайся, другие всегда будут заслонять белый свет. Покрутишься еще вокруг ствола, пока просвет найдешь.

— Ковша-то никак не могу полностью разглядеть, а черпачок вижу, — наконец подал голос Володька.

— А звезда яркая? — уточнил Алик. Похоже, научную обработку данных он собирался брать на себя. Ну как же, Алик с первых дней приезда в Полежаево объявил, что он в своем Улумбеке, где раньше учился, занял первое место на математической олимпиаде. Восьмиклассников даже обошел, потому что соображать не умеют, а задачки — на сообразительность: если склонность к соображению есть — и пятиклассник решит. Кто его знает, Алика, может, и правду рассказывает. В табеле-то, показывал, за шестой класс по всем предметам пятерки. А здесь, в Полежаеве, надумал вот беспроволочный телефон изобретать, — ребята видели, говорят, лампочки какие-то понатыканы в ящике, проводки, батарейки — наушники наденешь, так писк слыхать. Получится этот телефон, не получится — другое дело. Но факт — смыслит чего-то, раз делает.

— Володя! — крикнул Алик. — Я буду вокруг твоего дерева ходить и тебе голос подавать, а ты сразу командуй «стоп», когда я остановлюсь на той стороне, где Полярная звезда.

Смотри ты, удивился Митька, действительно соображает. Митька как-то не подумал о том, что Володька, спускаясь с дерева, не один раз винтом ствол обовьет — разве вспомнишь тогда, где звезда горела. Соображает и вправду.

— Здесь? — кричал Алик.

— Иди, иди…

— Здесь?

— Не в ту сторону идешь… Назад повороти…

— Да ведь все равно по кругу, — возразил Алик, но повернул назад. — Здесь?

— Не могу понять, где ты. Еще раз крикни.

— Здесь?

И Митька подскочил к Алику:

— Здесь?

— Ага, там!

Ну, теперь живем, сориентировались… На юг двинем, на какую-нибудь, но выйдем проселочную дорогу. Это уж точно.

И вдруг Митька похолодел, у него сжало сердце: надолго ли хватит им этой сориентированности — пятнадцать, двадцать деревьев обогнут — и опять закружились… Если бы Полярная звезда всегда над тобой светила… А она неизвестно где. Не будешь же за ней через каждые сто шагов на деревья лазить…

Володька спустился на землю герой героем.

— Ну, братва-а! — И Алика с Митькой по спинам похлопал. — Неизвестность кончилась… Теперь живем!

«Сказать или не сказать?» — колебался Митька. Скажи, так Алик опять расхнычется, изведет нытьем. А не скажи… Через пять минут сами поймут, когда один будет тянуть в одну сторону («Там звезда!»), другой — в противоположную («А мне кажется, там!»). Нет уж, лучше по правде, чтобы ко всему быть готовым.

Володька уже обнимал Алика, забыл, что каких-то десять минут назад тычка давал. И Алик забыл обиду, будто уже пришел в Полежаево, обнимал Володьку-спасителя.

— Ребята, вы рано ликуете, — остановил их Митька.

— Да чего там рано? — Володька не унывал. Он, да он же, ребята, на дерево лазил! Он Полярную звезду отыскал! — Мигает мне, понимаешь, как фонарик.

— А в ковше? — переспрашивал Алик.

— Ну! В ковше.

Митька сухо кашлянул:

— Ребята, мы сейчас на сто шагов отойдем — и она уже из ковша выпадет. Ведь не по ровному полю идти — среди деревьев. Кругаля как дадим…

И куда делось веселье. Ой, с тайгой шутки плохи. Раньше времени не пляшите.

Глубже-то всех осознал ситуацию Алик:

— Так и на дерево лазили зря? И рисковали зря? Да?

Рисковали… Рисковал Володька, не ты. Вот теперь только общий-то риск и начнется.

— Ребята, давайте лучше сидеть на месте. — Алик, похоже, сник сразу же, как от пощечины. — А то мы забредем туда, где нас и не найдут никогда. В болото еще залезем…

Да-а, сообразительный мальчик, ничего не скажешь. В болото вляпаться не мудрено, но и на месте нельзя сидеть.

Промозглость уже оседала на землю, вытесняла прогретый воздух, и мох под ногами начал, спружинивая, пылить росой. Алик сам же и ежился от сгущающегося холода, руки совал в рукава рубашки, как в муфту. Вот ведь, укатили в лес, в чем по деревне бегали, хоть бы пиджачишко — один на троих — надернуть кому-то. По очереди бы, глядишь, грелись.

— Нет, ребята, пойдем. — Митька заскрипел тяжелой корзиной. Конечно бы, грибы можно вывалить, до грибов ли сейчас. Но ведь ребята сразу поймут, что он разуверился — и тогда никто никого слушать не будет. А надо, чтобы в лесу слушались сильного.