Правда о Порт-Артуре. Часть II - Евгений Ножин

Обманывать враговъ — некрасиво.

Но обманывать своихъ, обманывать всю страну, которая жила исключительно тѣмъ, что творилось въ далекой ея окраинѣ, обманывать ради своихъ мелкихъ, своекорыстныхъ разсчетовъ, — это преступленіе, которому нѣтъ имени!

Генералъ Стессель во что бы то ни стало хотѣлъ остаться въ Артурѣ и, чтобы доказать, что онъ успѣшно дѣйствуетъ во ввѣренномъ ему раіонѣ, не стѣснялся доносить ложь.

Отозваніе генерала Стесселя изъ Артура, какъ выяснило уже слѣдствіе, сопровождалось слѣдующими перипетіями.

Съ началомъ высадки японцевъ, а въ особенности послѣ киньчжоускаго боя, генералъ Стессель началъ засыпать Куропаткина телеграммами о немедленной помощи, представляя положеніе вещей въ самомъ тревожномъ свѣтѣ.

Затѣмъ генералъ Стессель отправляетъ съ донесеніями состоявшаго при штабѣ крѣпости, генеральнаго штаба подполковника Гурко.

Передъ этимъ уже успѣлъ прорваться съ донесеніями къ Куропаткину и вернуться назадъ князь Гантимуровъ.

Когда Гурко уѣзжалъ изъ Артура, то по долгу службы явился, конечно, къ коменданту (Гурко успѣлъ уже оцѣнить Стесселя), съ вопросомъ, что послѣдній прикажетъ доложить главнокомандующему.

Смирновъ отвѣтилъ приблизительно слѣдующее:

— Доложите главнокомандующему все, чему вы были не посредственнымъ свидѣтелемъ (а этого уже было вполнѣ достаточно). Кромѣ того, желательно было бы, если ужъ хотятъ здѣсь имѣть укрѣпленный раіонъ съ отдѣльнымъ начальникомъ, то генералъ Субботинъ, какъ знающій прекрасно Квантунъ, будетъ здѣсь какъ разъ на мѣстѣ.

Гурко уѣхалъ.

Разыгрался киньчжоускій бой со всѣми его послѣдствіями.

Командируется въ концѣ 1 мая или началѣ іюня на сѣверъ генеральнаго штаба капитанъ Одинцовъ съ самыми тревожными свѣдѣніями.

Передъ отъѣздомъ Одинцовъ является къ коменданту.

Смирновъ напутствуетъ:

— Передайте главнокомандующему все. чему вы были непосредственнымъ свидѣтелемъ.

Одинцовъ уѣхалъ.

Куропаткинъ, прочитавъ донесеніе Стесселя и выслушавъ подробный докладъ Одинцова, въ общихъ чертахъ подтверждавшій докладъ Гурко, рѣшилъ, что генералъ Стессель боленъ.

Но прежде, чѣмъ рѣшиться отозвать заболѣвшаго генерала, не преминулъ запросить адмирала Витгефта о состояніи умственной и духовно-нравственной природы генерала Стесселя.

Отвѣтъ былъ крайне тревожный.

Тогда только генералъ Куропаткинъ съ болью въ сердцѣ рѣшилъ прервать свои дружескія отношенія, основанныя на быломъ прошломъ, когда онъ, воспитываясь вмѣстѣ съ Стесселемъ въ 1-мъ кадетскомъ корпусѣ, ходилъ къ отцу послѣдняго въ отпускъ. Подчиняясь требованіямъ необходимости, рѣшилъ наконецъ отозвать къ себѣ своего стараго товарища, для котораго, минуя основной законъ объ управленіи крѣпостями, создалъ должность начальника укрѣпленнаго раіона и этимъ заварилъ квантунскую кашу.

Были отправлены въ Артуръ 5 іюня двѣ шифрованныхъ депеши: одна на имя Стесселя — сдать все Смирнову и выѣхать изъ Артура, а другая Смирнову.

Генералъ Стессель, получивши обѣ телеграммы, скрылъ ихъ и молчитъ, словно онъ ихъ не получалъ.

Получаются второй разъ телеграммы на имя Стесселя и Смирнова.

Привезъ ихъ, по всѣмъ даннымъ, прапорщикъ запаса, нѣкто Тагѣевъ, прибывшій на нашемъ миноносцѣ "Лейтенантъ Бураковъ", которымъ командовалъ герой артурской эскадры лейтенантъ Долгобородовъ (Тагѣевъ былъ награжденъ Стесселемъ орденомъ Св. Станислава 3-ей степени съ мечами и бантомъ).

Стессель и Рейсъ рѣшили, что дальше молчать нельзя, нужно дѣйствовать.

Телеграмма на имя генерала Смирнова опять уничтожается.

И вотъ Стессель и Рейсъ, эти артурскіе "Робертъ" и "Бертрамъ", начинаютъ, не мудрствуя лукаво, дѣйствовать.

Стессель пишетъ письмо Куропаткику слѣдующаго содержанія:

Высокочтимый

Алексѣй Николаевичъ!

Твою депешу отъ 19 іюня я получилъ на позиціи, отбивая многочисленныя атаки японцевъ. Насколько я прежде стремился изъ Артура, настолько я признаю теперь свое пребываніе здѣсь необходимымъ для пользы отечества и войскъ. Меня всѣ здѣсь знаютъ, не только офицеры и солдаты. но даже и китайцы. Въ меня вѣрятъ, и всѣ знаютъ, что въ Артуръ могутъ японцы войти не иначе, какъ перешагнувъ черезъ мой трупъ. Генералу же Смирнову не довѣряютъ ни Фокъ ни Никитинъ; офицеровъ и солдатъ онъ не знаетъ и называетъ послѣднихъ бѣгунцами и смердами. Можетъ быть, онъ и прекрасный человѣкъ, но онъ профессоръ, а не строевой начальникъ. Если тебѣ такъ необходимо. чтобы я прибылъ въ Ляоянъ, то я исполню твое приказаніе, когда получу отъ тебя твое новое предписаніе.

Глубокоуважающій тебя

твой Стессель.

Непріятель же не выжидалъ окончанія переписки друзей, онъ продолжалъ энергично дѣйствовать.

Генералъ Оку, расколошмативъ насъ на Киньчжоу и овладѣвъ Дальнимъ, оставилъ для наблюденія за нами (занявшими, вмѣсто чудной Нангалинской позиціи, двадцатипятиверстный фронтъ на Зеленыхъ горахъ) свою 9-ю дивизію, а самъ со всѣми войсками ушелъ обратно на сѣверъ.

Пока за нами наблюдала эта дивизія, Ноги преспокойно высаживалъ въ Дальнемъ свой осадный корпусъ.

Мы же, будучи въ полтора раза сильнѣй, и не подумали сдѣлать диверсію на Дальній, хотя Смирновъ, рекогносцируя оборонительную линію на Зеленыхъ горахъ и замѣтивъ, что противникъ, окапываясь, строитъ проволочныя загражденія и закладываетъ фугасы, — настаивалъ на необходимости диверсіи.

Фокъ, вполнѣ соглашаясь, говорилъ:

— О да, да. Я сдѣлаю диверсію въ Заливѣ Джонокъ — и, конечно, поступалъ по своему, не проявляя никакой активной дѣятельности.

Пока письмо Стесселя доѣхало до Ляояна, генералъ Ноги, постепенно собираясь съ силами, началъ оперировать на Зеленыхъ горахъ.

Стессель, отправивъ письмо къ Куропаткину, конечно, не вполнѣ былъ увѣренъ въ благопріятныхъ для себя результатахъ. Находясь же подъ гнетомъ совершаемаго преступленія, онъ идетъ дальше.

Основываясь на приказѣ намѣстника (I часть, стр. 62) и пользуясь военными событіями, разыгрывавшимися на передовыхъ позиціяхъ, начинаетъ непосредственно сноситься съ Государемъ Императоромъ. Онъ начинаетъ составлять телеграммы, въ полной мѣрѣ не отвѣчавшія дѣйствительности. Начинаетъ доносить завѣдомую ложь, возводя пораженія и отступленія въ ввѣренномъ ему раіонѣ въ побѣды, и въ концѣ концовъ добивается вышеприведенныхъ телеграммъ отъ Гоеударя Императора и Государыни-Матери.

Мы, съ комендантомъ во главѣ, понятія не имѣли, что Стессель совершаетъ подлогъ. Мы, читая телеграмму Государя, лишь поражалпсь героическимъ нахальствомъ генерала, рѣшающагося доноснть своему Государю завѣдомую дожь.

Правъ, вполнѣ правъ генеральнаго штаба капитанъ Одинцовъ, говорившій мнѣ: — Всѣ, соприкасавшіеся съ генераломъ (Стесселемъ), знаютъ его положительныя качества, даже рѣдкія, а именно: отсутствіе боязни передъ отвѣтственностью за принятое рѣшеніе и способность провести въ жизнь это рѣшеніе.

Жаль только, что эти "рѣдкія качества" генералъ направлялъ въ преступную сторону.

Эти "качества" очень цѣнны въ полководцѣ, если они направлены на пользу отечества, а не въ преступныхъ цѣляхъ преслѣдованія личныхъ интересовъ.

Въ Японіи, напримѣръ, за "качества", направленныя не въ пользу народа, народъ бы давно потребовалъ смерти такого полководца.

Тамъ онъ удивительно мстителенъ къ лицамъ, его опозорившимъ и раззорившимъ.

У насъ же нравы мягче, гуманнѣе. Вѣдь мы христіане!

Итакъ, въ Артурѣ всѣ возмущались — я говорю, конечно, о сознательной части гарнизона — поступками генерала Стесселя, прекрасно оцѣнивая, какъ растлѣвающе дѣйствуетъ эта ложь на массу нижнихъ чиновъ, но помочь горю никто не могъ. Все ограничивалось лишь платоническимъ негодованіемъ.

Были попытки написать обо всемъ намѣстнику, но Стессель быстро локализировалъ ихъ. Поступалъ онъ очень просто: всѣ письма на имя намѣстника и другихъ высокопоставленныхъ лицъ читались и неудобныя — конфисковывались.

Гражданскій комиссаръ полковникъ Вершининъ попробовалъ вначалѣ обо всемъ доносить намѣстнику и удивлялся, отчего послѣдній ничего не отвѣчаетъ.

Разгадка была очень проста. Покойный начальникъ штаба Стесселя генералъ-маіоръ Разнатовскій однажды прямо сообщилъ Вершинину.

— Напрасно вы пишете. Всѣ ваши письма Стессель приказалъ конфисковывать.

Получивъ Высочайшія телеграммы, Стессель почувствовалъ подъ собой нѣкоторую почву.

Что же онъ началъ творить послѣ пожалованія его генералъ-адъютантомъ?

Тогда онъ окончательно заболѣлъ совѣстью.

Раннее утро. Бомбардировка только что началась.