Правда о Порт-Артуре. Часть II - Евгений Ножин

Я не былъ ни раненъ, ни контуженъ. Но я нравственно много выстрадалъ, живя въ теченіе 9 мѣсяцевъ въ какомъ-то кошмарѣ.

Я собиралъ матеріалы упорно, настойчиво, чтобы впослѣдствіи подѣлиться своими наблюденіями.

За одно только желаніе написать впослѣдствіи книгу — люди Артура, которые въ Артурѣ создавали кошмаръ, обвинили меня въ томъ, что я японскій шпіонъ, и, если бы не заступничество офицеровъ-рыцарей, я бы давнымъ-давно былъ повѣшенъ въ Артурѣ, какъ предатель.

Тотъ, кто пережилъ осаду Артура, тотъ, кто видѣлъ, что тамъ творилось, не можетъ, разъ это все онъ перестрадалъ, писать и говорить о ней покойно и хладнокровно.

Современникъ не можетъ писать объективно. Я и не претендую на объективность: Я черезъ-чуръ еще близко стою къ пережитому. Исторія разберетъ, кто правъ, кто виноватъ. Врядъ ли она… "станетъ въ защиту стараго режима и въ задиту лицъ, созидавшихъ Портъ-Артуръ": черезъ-чуръ онъ и они дорого стоятъ Россіи и въ нравственномъ и въ матеріальномъ отношеніи.

Я пишу то, что я видѣлъ собственными глазами, слышалъ собственными ушами, пишу то, что документально достовѣрно.

Еще задолго до того времени, когда генералъ Стессель лишилъ меня званія военнаго корреспондента, я обратился къ полковнику Рашевскому съ просьбой воспользоваться его дневникомъ и сдѣлать выписки, которыя меня интересуютъ, какъ частнаго наблюдателя.

Сергѣй Александровичъ согласился. Я сдѣлалъ эти выписки и теперь, въ подтвержденіе многаго, что я пишу въ своей книгѣ, привожу ихъ текстуально (подлинный дневникъ находится, насколько мнѣ извѣстно, въ инженерномъ вѣдомствѣ).

Повторяю, если у меня будутъ неточности, пусть возражаютъ съ фактами и документами въ рукахъ — я только буду благодаренъ.

Читатель долженъ знать, что Рашевскій былъ неутомимый работникъ, онъ завѣдывалъ всѣми инженерными работами на атакованномъ сѣверо-восточномъ фронтѣ, въ оборону котораго влагалъ всю душу, всѣ свои недюжинныя способности, работая день и ночь среди непрерывной смертельной опасности.

Вотъ что записано у него въ дневнпкѣ, отвѣчающемъ 11-му августа.

"Да, наши временныя прикрытія совершенно безсильны противъ бризантныхъ снарядовъ — необходимо въ мирное время въ промежуткахъ между фортами сдѣлать безопасныя помѣщенія для пороховыхъ погребовъ и для людей.

Больше всего достается злополучной батареѣ лит. Б. Положеніе этой батареи, въ смыслѣ оказываемой ею поддержки сосѣднимъ — укрѣпленію второму, Куропаткинскому люнету и редутамъ, превосходное, но зато, въ смыслѣ укрытія и маскировки, батарея отчаянная: и сама она видна отовсюду, и орудія ея, поставленныя для кругового обстрѣла — какъ на блюдечкѣ. Стоитъ только чѣмъ-нибудь выказать этой батареѣ, что она еще жива, т. е. не только выстрѣлить, а даже показаться кому изъ прислуги, и по ней немедленно открывается усиленный огонь бризантными бомбами…

За эти дни на батареѣ успѣли смѣниться 5 командировъ, изъ которыхъ четырехъ: Вахнѣева, Волкова, Коржинскаго, Данилова, ранило, а Сандецкаго убило. Вообще потери въ крѣпостной артиллеріи тяжелы: изъ 79 офицеровъ уже убыло 30…

Когда редуты No№ 1 и 2 заняты японцами, и когда сосѣднія съ ними батареи сбиты, особенно важно дѣйствіе батарей Золотой горы, между тѣмъ генералъ Стессель запретилъ стрѣлять изъ нихъ въ виду того, что часть снарядовъ рвется преждевременно"…

По поводу стрѣльбы съ Золотой горы произошелъ любопытный инцидентъ.

Такъ какъ преждевременные разрывы съ Золотой горы угрожали безопасности Стесселя (нѣсколько многопудовыхъ осколковъ упали въ садъ и дворъ Смирнова — рядомъ домъ Стесселя) то послѣдній, не мудрствуя лукаво, просто приказалъ прекратить стрѣльбу.

Является къ Смирнову начальникъ крѣпостной артиллеріи генералъ-маіоръ Бѣлый съжалобой на Стесселя: 11-ти дюймовая батарея, благодаря трусости Стесселя, должна бездѣйствовать, хотя приноситъ огромный вредъ осаждающему.

— Вотъ что, идемте къ Стесселю — рѣшаетъ Смирновъ.

Вы скажите ему, что будете стрѣлять стальными бомбами.

Приходятъ къ Стесселю.

Генералъ страшно кипятится по поводу преждевременныхъ разрывовъ чугунныхъ бомбъ.

— Вапіе превосходительство, разрѣшите стрѣлять стальными — проситъ Бѣлый.

— А онѣ не рвутся?

— Никакъ нѣтъ, ваше превосходительство.

— Хорошо. Но такъ ли?

Смирновъ энергично поддерживаетъ Бѣлаго. Вышли.

— Ну, вотъ и отлично! потирая руки, говоритъ Смирновъ. — Дуйте чугунными, ихъ пропасть.

Запасъ стальныхъ бомбъ для Золотой горы ограниченный. Онѣ не рвутся — только ихъ мало.

Всѣ преждевременные разрывы чугунныхъ бомбъ относите за счетъ непріятельскихъ снарядовъ.

Бѣлый такъ и исполнилъ.

Золотая гора начала неистовствовать, нанося огромный вредъ противнику. Случайные же, подчасъ очень частые разрывы относили за счетъ непріятеля.

Стессель успокоился, но скоро узналъ, что его перехитрили. Страшно онъ ругалъ вмѣстѣ со своими Смирнова, но протестовать не рѣшался, т. к. гора была грозой для японцевъ.

Однимъ изъ осколковъ преждевременно разорвавшагося снаряда были изувѣчены два подростка, портовые мастеровые.

Въ 12 ч. дня они отдыхали на склонѣ Золотой горы. Упавшій осколокъ оторвалъ у обоихъ по ногѣ.

Врядъ ли эти мальчики (я ихъ видѣлъ впослѣдствіи въ госпиталѣ), оставшіеся на всю жизнь калѣками по милости "отечественной" небрежности, станутъ "вь защиту стараго режима".

"… Къ вечеру изъ Ляояна отъ Куропаткина прибылъ гонецъ-китаецъ съ письмомъ нижеслѣдующаго содержанія: "Я отступаю къ Ляояну подъ сильнымъ натискомъ превосходныхъ силъ трехъ японскихъ корпусовъ. У Ляояна думаю дать генеральное сраженіе. Черезъ мѣсяцъ съ небольшимъ надѣюсь перейти въ наступленіе…"

Это извѣстіе главнокомандующаго буквально насъ всѣхъ возмутило: онъ себѣ даже не потрудился выяснить тяжесть нашего положенія; видимо, ему совершенно не ясна обстановка крѣпостной войны и положеніе Артура, совершенно почти неподготовленнаго къ противодѣйствію нынѣшнимъ бризантнымъ снарядамъ. И безъ того онъ слишкомъ былъ непопуляренъ неудачей своихъ дѣйствій, скорѣе даже полной бездѣятельностью въ теченіе болѣе 5 мѣсяцевъ, своей наглой разсчетливостью — допустить высадку японцевъ, чтобы затѣмъ ни одного уже не выпустить обратно; теперь же этотъ новый, точный разсчетъ — начать наступленіе черезъ мѣсяцъ съ небольшимъ — и холодное отношеніе его къ участи Артура окончательно дискредитировали его въ глазахъ нашего гарнизона…

Въ госпиталяхъ сейчасъ 4700 человѣкъ…"

Названа въ честь командира 20-й батареи 4-ой восточно-сибирской стрѣлковой артиллерійской бригады, подполковника Ивана Николаевича Лаперова. Батарея, расположенная на этой горѣ, подъ командой подполковника Лаперова, съ 10-го августа вплоть до капитуляціи Артура оказала во время осады и при отбитіи всѣхъ штурмовъ блестящія, неоцѣненныя услуги.

8-го августа утромъ подполковникъ Лаперовъ получилъ отъ полковника Мехмандарова записку, съ приказаніемъ коменданта крѣпости — занять гору близъ форта III и перемѣстить туда свою батарею.

Къ часу дня, въ то время, когда артиллерійская канонада начала нѣсколько стихать, прибыли ьъ штабъ Горбатовскаго Мехмандаровъ и Лаперовъ съ своимъ старшимъ батарейнымъ офицеромъ капитаномъ Шихлинскимъ. Генерала Горбатовскаго они нашли у Скалистаго Утеса и доложили ему о приказаніи коменданта.

Положеніе с.-в. фронта было тяжелое послѣ четырехдневной непрерывной бомбардировки.

Генералъ Горбатовскій былъ утомленъ и крайне взволнованъ.

— Какія тутъ батареи! Видите, что творится кругомъ. Часы сосчитаны. Кажется, придется III-ій фортъ очищать. Поѣзжайте и доложите коменданту, въ какомъ мы находимся положеніи. Пусть пріѣдетъ, посмотритъ, укажетъ, что дѣлать.

Всѣ были поражены!

Встрѣтили адъютанта — спросили.

Адъютантъ: — Положеніе — критическое.

Тогда Лаперовъ, Шихлинскій, съ Мехмандаровымъ во главѣ, отправились искать удобныя позиціи.

Мехмандаровъ выбиралъ, выбиралъ — ничего не выбралъ; незамѣтно добрались до штаба раіона. Домъ послѣдняго былъ построенъ у подножія холма, черезъ улицу отъ него дома Смирнова и Стесселя.

На этомъ холмѣ Мехмандаровъ остановился.

Совершенно случайно встрѣчаютъ самого Смирнова.

— Вы что тутъ дѣлаете?

— Артиллерійскую позицію выбираемъ, отвѣтилъ Мехмандаровъ.

— Да вы бы, полковникъ, ужъ лучше у меня на квартирѣ выбрали позицію. Вѣдь кажется, я ясно указалъ ее: гора, отступя и правѣе Курганной. Взгляните на карту.

Дѣло, какъ оказалось, представлялось въ слѣдующемъ видѣ. Когда шли августовскіе штурмы, всѣмъ распоряжался Смирновъ, безъ вмѣшательства Стесселя. Коменданта рвали на части. Уѣзжая на фронтъ и не имѣя времени дождаться начальника полевой артиллеріи с.-в. фронта полковника Мехмандарова, Смирновъ, встрѣтивъ начальника штаба раіона полковника Рейса, приказалъ: — Поставьте полевую артиллерію на хребтѣ горъ, отъ Безыменной къ укрѣпленію III (тогда эти горы еще не имѣли названій), при чемъ указалъ ему предполагаемыя позиціи на картѣ. Полковникъ Рейсъ, абсолютно не знавшій крѣпости, передавая это приказаніе Мехмандарову, перепуталъ; послѣдній же, услышавъ отъ генерала Горбатовскаго тревожное заявленіе, "что часы сосчитаны", понялъ, что комендантъ требуетъ выбора ряда позицій, эшелонированныхъ въ глубь.