Замок из песка - Анна Смолякова

— Слышь чо, деваха, — Синицын стянул с головы засаленную кепку и повесил ее на купленное мной хрустальное бра, — мне тут посоветовали… как это… расторгнуть договор! И, в общем, сказать, чтобы собирала манатки. Сам жить здесь буду! А ты давай сваливай!

Известие было не из приятных, но выказывать огорчение не хотелось. Я пожала плечами и пригласила его в кухню попить чаю. Хозяин долго и недоверчиво разглядывал новые, хотя и дешевенькие обои, свежепобеленный потолок, отмытый холодильник. И после этого значительно подобрел.

— Да-а, — вымолвил он в конце концов, — деваха ты, конечно, аккуратная. И квартиру в ажуре содержала. Но, сама понимаешь…

— Когда мне выезжать? — спросила я, подливая в его чашку заварки и неуверенно подвигая блюдце с отвратительным низкокалорийным печеньем.

— Да, ладно… Не торопись. Недельку я у дружка перекантуюсь. А ты пока себе другую хатку подыщи… А то, может, останешься у меня? Хозяйкой будешь!

Синицын радостно рассмеялся собственной шутке, обнажив желтые, прокуренные зубы, которых к тому же было явно меньше, чем надо. Выглядел он ужасно. И, самое странное, я не могла даже приблизительно определить, сколько ему лет.

— Ну что, складывай чемоданы, — он поднялся со стула. — Будешь уезжать, ключи оставишь соседям. Я сюда переберусь, может, в понедельник, а может, в среду…

И ушел, оставив кепку на моем чистеньком бра.

Когда буквально через пять минут дверь открылась, я подумала, что хозяин вернулся за своим головным убором. Но Синицын был не один, а в сопровождении Валеры Антипова, прижимающего к груди бутылку «Пшеничной» водки.

— Настенька, мы вот решили, что нехорошо так расставаться, — Валера несколько раз подряд подмигнул мне с чрезвычайно заговорщическим видом. — Заходит ко мне Владимир Викторович и говорит, что ты уезжаешь и ключи отдашь через неделю. А я ему предлагаю: «Давайте тогда посидим все вместе, поговорим. А то как-то не по-человечески получается!»

— Да, конечно… — ответила я не очень уверенно. Суть затеянной Антиповым авантюры пока доходила до меня с трудом. Но когда Синицын Владимир Викторович выпил вторую стопку и закусил ее кабачковой икрой, ситуация начала проясняться.

— И где же вы все это время путешествовали? — участливо интересовался Валера, делающий вид, что пьет, и незаметно сливающий водку в цветочный горшок. — К родителям-то своим заезжали?

— Не довелось, — бубнил хозяин. — Далеко они больно…

— А уж как бы, наверное, были рады, если бы узнали, что Настя вашу квартиру от милиции отстояла. Вас ведь выселить хотели за пьянство и антисанитарное состояние жилья. Но вот благодаря Насте все — тьфу-тьфу — обошлось…

— Менты, говоришь, приходили?

— И еще придут! — успокаивал Валера. — Вам бы съездить сейчас родителей навестить. А в милиции бы за это время попривыкли, что с квартирой все в порядке, и отстали от вас.

— Денег нету! — жаловался Синицын.

— Так Настя заплатила бы вам за месяц или за два. Как договоритесь…

Хозяин раздумывал до тех пор, пока не кончилась водка, а потом выдал:

— Ладно, давай прямо сейчас деньги за месяц. Съезжу, в самом деле, к старым…

Потом Валера тревожно предполагал, что он может уйти в запой и через неделю вернуться с теми же требованиями. Но через неделю пришла телеграмма: «Прошу выслать деньги за полгода по такому-то адресу в поселке Сосновка, на имя Синицыной Анны Тимофеевны». А следом за телеграммой и письмо, в котором мать Владимира Викторовича благодарила меня за положительное влияние на сына и сообщала, что квартиру они позже будут продавать, а пока я могу жить и не беспокоиться.

Вот так я и жила полгода. Потом еще полгода. Потом еще… И только осенью 1997-го, когда в моей личной карточке появилась запись «Экспериментальный класс. Четвертый год обучения», Георгий Николаевич заговорил о возможности получения места в интернате.

— Только это еще очень и очень неточно, — сообщил он мне после занятия, отозвав в дальний угол класса. — Особо рассчитывать не стоит. Но, учитывая твои особые успехи и то, что в жилье из наших девочек нуждаешься ты одна…

Я, естественно, не выдержала и поделилась радостью с девчонками.

— А не страшно тебе в интернат идти? — Милка Лебедева, когда-то наша «маленькая», а теперь уже шестнадцатилетняя, достала из коробочки новые колготки с лайкрой и натянула их на длинные, словно у аистенка, ноги. — Все-таки общага — она и есть общага…

— Да я ведь раньше жила в общежитии. Когда еще лет было, сколько тебе сейчас.

— И, кстати, чего там в интернате бояться? — Вероничка Артемова закончила скалывать шпильками на затылке свои волосы цвета спелого баклажана. — Ночного разврата, что ли?.. Так наш Суслик всем местным мальчикам в бабушки годится, у них наглости не хватит к ней пристать. Тем более что половина там — голубенькие…

— А по-моему, все это сказки про голубеньких. — Милка удовлетворенно рассмотрела ногу, обтянутую новыми блестящими колготками. — Я вот в «СПИД-Инфо», кажется, читала, что в балете их такой же процент, как везде, — больше болтают…

— Бог ты мой! — Вероничка всплеснула руками. — Живешь словно в аквариуме, ничего вокруг себя не замечаешь!.. Да ты поговори с девчонками из интерната, они тебе порасскажут. Или, если не веришь, попробуй, например, Мишеньке на «дуэте» глазки состроить…

— Ты что думаешь, он — из этих?

В Милкином голосе слышалось столько неприкрытого ужаса, что Артемова расхохоталась:

— А чего ты так испугалась-то? Замуж за него собралась, что ли?

— Нет, не замуж. Просто…

Мишка Селиванов, высокий, белокурый, в самом деле немного женственный, был моим партнером на «дуэте». Никитина, пару раз заходившая за мной в училище, тоже выдвигала версию, что он «из этих». Я сначала отмахивалась, потом приглядывалась к нему с постыдным любопытством, а потом поняла, что мне все равно. Мишка был не только прекрасным партнером, но еще и хорошим товарищем.

— Это я виноват! Честное слово, я! — объяснял он преподавателю по «дуэту», чуть не уронив меня, распластавшуюся, как корова, с воздушной поддержки. — Настя просто ничего сделать не могла. Она и подобралась вся, и прыгнула хорошо…

Прыгнула я ужасно и повисла на его дрожащих от напряжения руках мертвым грузом. А если бы упала башкой о пол, то, кроме травмы, получила бы еще хороший нагоняй. Но Мишка удержал. Преподаватель, прекрасно видевший все «изящество» моего полета, только качал головой и командовал:

— Еще раз… Только та, которая невиноватая, пусть предварительно вспомнит, чему ее на «классе» учили…