Вперед в прошлое! - Денис Ратманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, сука, как вдвоем на одного, так герои? Что теперь, ну? — Он пытался защититься руками, но снова и снова пропускал удары. — А я скажу, — пинок, — что. Ты сдохнешь, — пинок, — падла, — пинок, — отмороженная. Но перед тем, — пинок, — я хочу, — удар, — чтобы тебе было больно.
Когда он перестал сопротивляться, я вскинул обрез, прицелился в оцепеневшего Русю, приподнял уголок рта.
— Вот охотник выбегает, — я взвел курок, — прямо в зайчика стреляет.
Руся вскинул руку, словно она могла остановить пулю, но все равно смотрел через растопыренные пальцы. Если бы нужно было, я бы его убил, и он это чувствовал, и верил.
— Пиф-паф! — сказал я и щелкнул спусковым крючком.
Но мне не нужна его смерть, потому обрез был разряжен.
Руся зажмурился и дернулся одновременно. Остро запахло аммиаком. Я скосил глаза и увидел, как на замызганных сиреневых спортивках расползается темное пятно.
— Принесли его домой, оказалось — он живой, — усмехнулся я, не побрезговал, одной рукой схватил Русю, дернул на себя и прошипел:
— В глаза смотри, сука. — Он послушно разлепил веки. — Чтобы я тебя больше не видел. Если подойдешь ко мне ближе чем на пятьдесят метров, тебе хана. Понял меня?
Он мелко закивал, я продолжил, сделав максимально зверское лицо:
— Если только подойдешь… Твой труп, обглоданный крабами, всплывет в море. Усек? Не слышу?
— Понял, — просипел он, обдав меня настоявшейся химической вонью.
— И шавок своих отзови. Будут шавки кидаться — с тебя спрошу.
Я его отпустил, он упал на камни, бледный и напуганный. Прохрипел:
— Кто ты такое?
Я оставил вопрос без ответа, зашагал прочь к Наташке, которая металась по дороге туда-сюда и грызла ногти. Замерла, вытянулась, как сурикат, поправила волосы, которые ветер сдул в сторону и открыл ее распухшее лицо. Уходил я, ощущая себя плохим солдатом, обидевшим ребенка. Все никак не свыкнусь с мыслью, что я сам ребенок, причем еще более слабый. Ментеныш среди гопников — это всегда лис на псарне.
— Козлик жив, но слегка… помят, — перефразировал я известный анекдот. — Думаю, желание меня проучить я у него в прямом смысле слова отбил. Теперь идем в магазин за водой.
Ее желудок заурчал.
— Ну и поесть что-нибудь возьмем, — добавил я.
Мы немного сбились с маршрута, свернули к магазину. Наташка остановилась возле стеклянной витрины, убрала челку с лица, посмотрела на себя, как в зеркало, и передернула плечами.
В магазине в это время было относительно пустынно: всего-то десять человек в очереди, и он казался огромным и гулким. Меня, привыкшего к широкому ассортименту товаров, очереди дико бесили. А тут выбора-то и нет: пирамидки кефира и молока, один кусок сыра, на другом прилавке царила вареная колбаса цвета свежего утопленника, а чуть дальше — свиные копытца, на которые налегали местные старушки.
Воду захотел в пластиковых бутылках? Ну-ну. Народ пил кипяченую воду из крана, а некоторые и с кипячением не заморачивались.
На полках стояли запыленные трехлитровые банки с маринованными кабачками и зелеными помидорами. Не видел, чтобы кто-то когда-то их покупал. Березовый и яблочный сок и томат. Килька в томате, бычки в масле.
В квадратной емкости на прилавке, прямо возле счет — соленая хамса на развес и ставрида второй свежести по триста рублей.
Печенье трех видов. Мама частенько покупала обломки печенья, заливала сиропом и делала из них сладкую колбасу.
Алкоголь был в основном представлен водкой в одинаковых бутылках и ассортиментом местного винзавода, кстати, очень неплохого. Но вино никто не покупал, потому что им выдавали зарплату рабочим того самого винзавода, и народ стремительными темпами спивался.
Прямо как в средневековой Франции: когда случался голод, крестьяне, у которых был запас вина, выживали только за счет него.
Отстояв в очереди, мы взяли пакет кефира на двоих, четыре больших печенья и я, подыхая от жадности, раскошелился на бутылку «Боржоми». А умываться Наташка пошла в море.
Это через много лет пляж отсыплют мелкой галькой и его заполонят отдыхающие, сейчас тут поросшие водорослями скользкие валуны — сложно заходить в воду. Расчистил дорожку по колено, а дальше лег на пузо и погреб.
— Ну что, готова знакомиться с бабушкой? — спросил я у отфыркивающейся Наташки, подумал-подумал да тоже умылся, я-то не спал толком, и, как потеплело, меня потянуло в сон.
— Я ее помню. Ну как помню, мне пять лет тогда было. Так-то не узнаю, если встречу. Поехали, — кивнула она, и мы направились на остановку, зевая в два рта.
Чтобы добраться в Васильевку, нужно было приехать в центр и пересесть на автобус, что отходит от автовокзала. Сперва мы полчаса тряслись в вонючем «икарусе», потом полчаса ждали на автовокзале, обрез Наташка держала под ветровкой, прижимая его локтем к боку.
Но наш рейс отменили, и пришлось еще столько же ждать. Следующий автобус опоздал на десять минут. Наконец приехал белый пучеглазый ЛАЗ с красной полосой, его все встретили, как дети — повозку Санта-Клауса. Начался штурм Зимнего. Странно, что обошлось без травм и трупов.
Главной нашей задачей было сохранить обрез в тайне.
Сесть не получилось, и мы стояли, стиснутые со всех сторон, прижимаясь друг к другу, причем Наташке приходилось сложнее, огнестрел-то у нее. Я уперся в деда, который казался каменным и постоянно на меня заваливался, и народа набивалось все больше и больше. В голове крутилась песня про газенваген.
Как же хорошо было в моем времени! Не просто хорошо — кайфово! Но назад не вернуться, потому что будущего нет. Как же не хочется, чтобы все заканчивалось! Как же предотвратить катастрофу?
Чтобы такое стало по силам, нужно пробиться наверх, во властные структуры. А как по мне — так лучше в шахту, чем во власть, где бассейн с аллигаторами. Не по характеру это мне, я знаю, какое там бурлит дерьмо. Чтобы бурлить вместе с ними, нужно самому стать хищником и дерьмом.
…но не волк я по крови своей.
Пат!
Мысли оборвались, потому что автобус остановился, и мы начали протискиваться к выходу. Бесплатный, блин, массаж всех частей тела! Я растопырил руки, оберегая сестру, чтобы она не выронила обрез.
Наконец мы вывалились из автобуса, Наташка переложила обрез к другому боку и прижала рукой, проворчала:
— Так целку сорвут, и не заметишь.
Я жадно вдохнул горный воздух.
Поселок располагался по обе стороны дороги. Слева горы, справа горы, придорожная сирень благоухает, а вот вишни уже отцвели. Если есть на свете рай, это наш любимый край!
Вместе с нами никто из автобуса не вышел, и спрашивать, где бабушкин дом, было некого, а я никогда не был у нее в гостях и не знал даже, в какую сторону идти. Мы по сути к чужому человеку собираюсь напрашиваться.
— Пойдем вперед, — предложил я. — По ходу движения домов вроде больше, выше вероятность, что это там.
Спорить Наташка не стала, побрела следом, тяжело дыша и сутулясь.
И тут произошло странное: донесся истошный старческий вопль:
— Си Си, а ну слезай с Джины, растуды тебя в качель! Машина едет! Келли! Келли, не жри газеты! А ну пошли, пошли, рогатые! Иден! Вернись, сучка рыжая!
Мы с Наташкой переглянулись, не понимая, что происходит. Старики напились «виагры», наелись грибов и играют в Санта-Барбару? Но почему — «рогатые»?
Вскоре все стало ясно: сперва из проулка выехал зеленый «москвич», а следом за ним выбежало козье стадо. Машина стоит — козы стоят. Машина трогается — козы следом. Прихрамывая, приковылял лохматый дед в плоской кепке и кирзовых сапогах, и начал стегать винторогого сизого козла хворостиной, приговаривая:
— Си Си, а ну пошел отсюда, пошел давай!
Возмущенно блея, козел свернул в проулок. «Москвич» тронулся, и часть стада побежала за ним, а я ринулся им навстречу, раскинув руки. Наташка тоже с радостью присоединилась. Вдвоем удалось вернуть коз пастуху. Вытирая пот, он проковылял к нам. Наташка встала вполоборота, чтобы он не видел ее разбитое лицо.
— Спасибо вам, — сказал он и погрозил козам: — У-у-у, рогатые! Какие же вредные твари!
— А у них у всех такие имена, из Санта-Барбары? — Ну что бы еще интересовало Наташу?
— Язык сломаешь, — пожаловался дед. — Козел Кондрат один нормальный был, да помер. Теперь эти вот.
Расположив к себе собеседника, я спросил:
— Скажите, а не знаете случайно, где живет Эльза Марковна Епифанова?
— Эльза-то? А вот в этот проулок сверни, и по нему до конца, предпоследний дом слева, значится, с зеленой калиткой и зеленым деревянным забором, значится, тридцать третий. А зачем вам Эльза?
— А мы про нее доклад в школе пишем, — соврал
