Вперед в прошлое! - Денис Ратманов

Прерывая мысли, на губу капнула капля. Я запрокинул голову и увидел, как на по-вечернему яркое небо наползает чернильная туча. Вдалеке громыхнуло.

Илья встал, посмотрел на речку и махнул вперед:

— Пора сворачиваться. Посмотрите, как речка наполнятся, нас сейчас смоет!

Я глянул туда же и присвистнул: прозрачный ручеек, который мы переходили вброд, бурлил, пенился, уровень воды поднимался буквально на глазах. Нехило так льет там, в горах! Подтверждая мою догадку, мимо проплыл дохлый пятнистый поросенок, застрял в нагромождении хвороста. Смыло его, что ли, а потом обо что-то приложило? Толстое бревно протаранило плотину из веток, как ледокол, и поросенок поплыл дальше.

— Уже уходить? Давай еще останемся, — принялся канючить Борька. — Спрячемся под деревьями. Не хочу домой!

— Начало восьмого, — сказал Илья.

— Уже? — Наташка вскочила, забыв о своей обиде. — Там же Санта-Барбара!

— Да успокойся ты, все равно понятно, что там дальше будет.

— Хорошо посидели, — резюмировал Чабанов.

Все принялись быстро доедать недоеденное и распихивать вещи по сумкам. Рамиль отмыл шампуры и залил костер водой. Из еды остались грибы, которые, чтобы не тащить, мы принялись есть прямо из банки, и пара печений с конфетами, нашедшие приют в моей сумке.

Минаев запрокинул голову, посмотрел на небо и сказал:

— Народ, бежим…

Не успел он договорить, как небо расчертила молния, громыхнуло. Гроза была совсем рядом, и мы всей толпой рванули по домам.

Начали падать капли, и вырвавшийся вперед Рамиль заголосил, намеренно изображая кавказский акцент:

— Догоняет! Дождь башка попадет, совсэм мокри будет!

Рамиль, Димоны и Илья добежали до остановки и спрятались там, чтобы доехать на автобусе. До нашего дома оставалось полкилометра, и мы, побивая рекорды, устремились к цели. И всего-то метров двести не добежали, как хлынул дождь. Да какой! Настоящий тропический ливень!

Промокли мы мгновенно. Я не помню такого дождя! Ничего не видно, впереди стена. Тяжелые капли наотмашь хлестали по лицу. Обрушиваясь в лужи с лязгом и грохотом, заглушали грозовые раскаты.

В кедах захлюпало, и я их снял, побежал босиком, хохоча и подставляя лицо дождю.

— Классно! — заорал на ухо Борис. — Помылись после тренировки!

Вдалеке показались горящие фары автомобиля, мы отошли к обочине. Мимо проехала «Нива», обдав нас волной воды.

— Душ! Бесплатный душ! — заорал Борис и ломанулся следом.

Все, спешить было некуда, и мы топали не спеша. Вода все прибывала и прибывала, вот уже несется по дороге река чуть ли не по колено.

Замерзнуть мы не успели — из-за нитей дождя нам навстречу выдвинулся силуэт нашего дома. Мы остановились в подъезде, и с нас натекли три лужи, слились в одну.

— Родители прибьют, — констатировал Борис и потух.

— Нас трое, их двое, — сказал я. — Будем держать оборону вместе.

Отец по обыкновению отсутствовал — и слава богу! Мама, смотрящая «Санта-Барбару», выглянув из комнаты, только и сказала:

— Сюда не ходите, раздевайтесь там!

Мы принялись разоблачаться. Наташка поленилась расшнуровывать кеды, стянула один, наступив на пятку, потом второй, протяжно застонала, села на корточки, закрыла лицо рукой и заревела. В руке она держала кед, разошедшийся по шву.

— А этой сучке — джинсы! — Она с размаху швырнула кед о стену.

Мама сделала вид, что не заметила этого. Я обнял сестру.

— Не переживай, скоро купим тебе такие кроссы — все от зависти лопнут!

Она стиснула меня так, что я чуть праздничного ужина не лишился. Едва мы успели переодеться, вошел отец, протопал в спальню, весело насвистывая себе под нос мелодию «сердце красавицы». Мать слетела с моей кровати и запорхала вокруг него, мы тотчас заняли освободившееся место.

Когда родители уединились на кухне, Наташка сказала:

— Давайте свалим из дома? Пашка, тебе все равно пофиг, тебя тут не кормят.

— Обязательно, — соврал я, просто ей нужно было это услышать, — но сперва надо подготовить место.

На самом же деле я рассчитывал, что отец уйдет к своей Аньке, а мы останемся.

Из кухни папаня вышел раскрасневшийся и довольный, указал на Борьку пальцем.

— Борис, надо поговорить.

— Па, говори здесь, — вступился за брата я. — Все ж свои.

Когда добрый, он вряд ли распустит руки, но все равно Борьку было жалко.

— Ты побил девочку, — сказал он с упреком, — мне Маргарита Ильинична звонила.

Боря указал на царапину на своей щеке и синяк на скуле.

— Я оборонялся! Это она на меня напала!

— Ну и что, — повысил голос отец. — Девочка — это девочка. Чтобы в последний раз я такое слышал от учителя!

Я сжал челюсти, чтобы не брякнуть про двойные стандарты.

— Ты видел ту девочку? Это Кинг-конг! — возмутился Борис. — Да она бы меня убила…

Я легонько ущипнул его за руку — молчи, мол, и он понял, смолк, только ноздри раздувал от негодования. Отец, чувствуя себя победителем, протопал к телеку, и мы переместились на кухню. Я распахнул окно, впуская в квартиру майскую свежесть.

Стемнело. Дождь закончился, туча, недовольно ворча, уползла за гору, и на небо высыпали звезды.

— А вы видели ее? — не удержался Борис. — Вальку? Она всех в классе бьет! Баба-кабан!

— Ты оборонялся, все правильно, — ответил я и вспомнил, что, устраняя террористов, спецназовцы обязаны в первую очередь отстреливать женщин-террористок как наиболее отчаянных и непредсказуемых.

— Вот! — проворчал он.

— А я — не девочка, значит, — прошипела Наташка. — Меня — можно, получается?

— Просто наш папа — чудак с большой буквы «м». Другим он не станет…

Я смолк, когда он вошел. Все так же насвистывая, отец налил себе воды в чашку и удалился к телеку.

— Хорошо, хоть дождь кончился, — мечтательно сказала Наташка.

Видимо, из-за дождя родителей сморило, и они улеглись спать раньше обычного. Нам рано вставать в кои то веки было не нужно, и мы просидели до одиннадцати, а потом разошлись, и я сразу вырубился.

Вскочил я от истошного женского крика. Распахнул глаза. В кухне возмущенно причитала Наташка. Доносился отцовский бас. На крик выбежала мать, встала в проеме двери и принялась отчаянно грызть ногти и царапать свою шею. Борька застонал и отвернулся к ковру.

Я знал, что скоро случится, и, поднявшись, мысленно перебирал предметы, которые были в досягаемости и могли послужить оружием. Не кастет. Не цепь. Топор? Табурет…

Обрез! В шкафу на балконе заперт обрез.

Я не позволю ему покалечить Наташку! Надо спешить.

Глава 14

Прочь с дороги!

Хлесткий шлепок пощечины окончательно разогнал сон, словно это меня ударили. Вскипела злость, но я не позволил ей себя захлестнуть. Медленно и неотвратимо по моим венам струилась расплавленная ненависть и застывала, обращаясь твердым желанием идти до конца. Если надо — бить. Если придется — убивать.

Грех поднимать руку на родителей — так в нас вколачивали с пеленок. А я не руку буду поднимать.

Я боялся лишь того, что ключей от шкафа с оружием не окажется под матрасом отцовской кровати, где они обычно лежали.

Натянул джинсы. Надел футболку. Накинул ветровку. Одеться надо сразу — вдруг что-то пойдет не так, и придется бежать? Вошел в родительскую спальню. Сунул руку под матрас, пошарил там. Есть! Пальцы сжали связку ключей.

Скользнув на балкон, я глянул, не идет ли кто за мной, и отпер шкаф. Потянулся к обрезу. Открыл ящик с охотничьими патронами. Все они были разложены по ячейкам и подписаны. Я взял те, что на лису, с дробью покрупнее.

Вздрогнул от Наташкиного крика. Глухой удар — и крик оборвался хрипом.

Я зашагал из спальни, на ходу заряжая обрез. Ну и козлина же ты! Девочек бить нельзя? Кто же для тебя тогда собственная дочь?

— Рома, не надо! — резанул по ушам тонкий, чаячий крик матери, стоящей ко мне спиной.

Как и тогда, она смотрела и не вмешивалась. Борька отвернулся к стене, накрыл голову подушкой. В прошлой жизни и я не вмешался, и человека не стало. Не сразу не стало, но именно этот надлом был фатальным.

Теперь все будет по-другому. Я оттолкнул с дороги мать, замершую в дверном проеме. Она схватила меня за руку, но я вывернулся и посмотрел на нее. Прочтя в моем взгляде готовность убивать, она шарахнулась, закрыв лицо руками.

— Не вмешивайся — пристрелю, — рыкнул я.

В кухне, схватив Наташку за волосы, отец занес кулак для удара. Сестра, хоть кровь и заливала ее лицо, не молчала, выплевывала ему в лицо злые слова, что копились много лет, и вот, плотину прорвало. И про Анжелочку. И что не отец он ей…

— Свали от нее! — наведя на него обрез, я заорал таким голосом, что сам испугался: — Быстро!