Вперед в прошлое! - Денис Ратманов

— Круто!

— Я мясо взял, — сказал Рамиль.

Все с удивлением уставились на него, он аж смутился и отвел взгляд, пожал плечами.

— Неужели баранина? — Чабанов сказал это таким голосом, словно в рюкзаке Рамиля лежал килограмм золота, и мы его скоро распилим на шестерых.

— Отец много не дал. — Он виновато потупился. — Два килограмма только.

— Шашлык! — забегал вокруг нас Борис. — У нас будет настоящий шашлык!

— А шампура? — уточнил я.

— А то! — гордо выпятил грудь Рамиль.

— Кастрик разожжем! — все прыгал Боря. — Мяса нажарим! Вау! Как у взрослых!

Место, которое мы называли «Три тополя» находилось недалеко от нашей дачи. Это была вытоптанная поляна с кострищем, окруженная густым подлеском и затененная кронами трех огромных серебристых тополей, стоящих по периметру, будто стражи.

По выходным тут собирались компании, напивались и все загаживали. Вот мы и, свалив вещи в кучу, принялись убирать, стаскивая в одно место обертки, бутылки, консервные банки. Ушло на это минут пятнадцать, я занялся костром, а парни расстелили покрывало и начали проводить ревизию снеди.

— Так, не понял! — воскликнул я. — Вы ж тренировку хотели. Давайте живо за дровами, разожгу кастрик, и, пока дрова прогорят, поработаем.

На Борькином лице прочиталось недовольство, но спорить он не стал.

Парни рванули за дровами, затрещал ломаемый сухостой, и вскоре возле кострища выросла куча хвороста и дров, только Борис не вернулся, трещал где-то в чаще. Хрясь! Сломалось что-то крупное. Донесся шорох, и брат вылез из леса спиной вперед, волоча поваленное дерево.

— Пробирается Борис сквозь лесной валежник, — продекламировал Илья. — Стали птицы песни петь и расцвел подснежник!

— Это, конечно, хорошо, загудел Чабанов. — Но как его ломать? Топор-то никто не взял.

— Не проблема! — Я осмотрел добычу и резюмировал. — Оно сухое. Даю мастер-класс по выживанию в диком лесу. Тащим дерево к тому валуну, кладем. Берем камень. — Крякнув, я поднял другой валун, бросил его на ствол.

Хрясь — он переломился. Два — отлетел кусок.

— Дай я попробую! — вызвался Илья.

Хрясь! Хрясь! Хрясь! — и у нас есть угли. Пока мы развлекались, Рамиль разжег костер, забрал наши поленья и бросил в огонь.

— Разминка закончена! Тренировка! — объявил я.

Как и в прошлый раз, мы провели круговую, и выяснилось, что из всех нас я самый дохлый, даже дохлее Бориса. А мне никак нельзя упасть лицом в грязь, то есть в пыль, я же типа тренер! Сейчас, понятно, немощь можно списать на сотрясение мозга. Но потом правда вскроется. Так что работать мне придется больше остальных.

А вот Рамиль только потеть начал, когда все полегли.

— Мо-лод-цы! — крикнул я. — Несмотря на то, что мОлодцы…

— Покажи им приемы, как тогда! — попросил Илья

— Маты нужны…

Димоны в один голос нецензурно выругались, и все грянули смехом. Борька так прям на подстилку упал и задергался, как креветка. Самый безбашенный возраст, когда смеешься с пальца. Я ощутил себя воспитателем, выведшим на прогулку детей. Аж позавидовал тому, сколько в них наива, сколько радости! Правду ведь говорят, что циник — разочаровавшийся романтик.

Подождав, пока они отсмеются, я спросил:

— Вам стало мягко?

Только поднявшийся Борька опять упал. Черт побери, как бы мне хотелось вот так истерично ржать вместе с ними! Когда в последний раз я так смеялся? А умел мог когда-то. Разучился. Выбили из меня эти глупости.

— Малой, ты еду задавил!

Я подкинул юмора в топку:

— Задовил — это человек, у которого вместо зада — вилы.

И опять взрыв хохота. Ну все, посмеялись — хватит. Пора удовлетворяться желудочною. Я вытащил бутерброды с сыром. Димон Чабанов — трехлитровую бутыль компота и маринованные грибы. Его родители работали на судоремонтном заводе, а там зарплату задерживали, и они осенью собирали грибы, сушили, мариновали, а потом ели их в течение года. Летом ловили ту же ставриду, солили, вялили — так и выживали.

Минаев достал две пачки печенья, Рамиль принялся нанизывать уже порезанное и замаринованное мясо на короткие шампуры. Справившись, кольцами порезал огурцы и помидоры. Тепличные, очень дорогие в это время года. Даже Каретниковы не могли себе их позволить.

Борька предвкушал, ходил, потирая лапки, ворошил костер — он выплевывал снопы искр. Наконец пришла пора разбирать пакет Ильи. На стол легли три пачки импортного печенья, баночка — о, чудо! — красной икры. Рамиль аж замер, и слюна у него чуть ли не до пола повисла.

— В натуре? — не поверил своим глазам Чабанов. — Так ты крутой?

— Тетка с Камчатки привезла, — как-то виновато сказал Илья. — Мы бы такое не купили.

— Спасибо, брат! — совершенно безэмоционально сказал Рамиль.

Илья принялся мазать ножом икру на заранее порезанный батон. Борька потянул руку к лакомству, но я на него цыкнул:

— А ну не шакалить по кухне!

— Ща, подожди, выпьем, тост скажем, — успокоил его Илья. — Чокнемся и поедим.

Управился он быстро, разлил колу по им же принесенным бумажным стаканчикам. Мы расселись по краю покрывала, он встал и произнес:

— Выпьем за начало свободы! Чтобы лето длилось вечно.

В голове крутилась песня: «…в том месте, где лето, кончается летом».

— Мы откинулись, мужики! — крикнул Рамиль. — Ура!

Мы соприкоснулись стаканчиками. Сделав глоток, Рамиль занялся шашлыком, и ноздри защекотал одуряющий запах жареного мяса. Я смотрел на парней и радовался вместе с ними, это ведь их первый взрослый выход на природу. Шашлык настоящий! Мясо! Вкусная еда! Костер! И только начинается лето, впереди столько интересного!

Я для Наташки отложил бутерброд с красной икрой, пару колечек огурца и половинку помидора. Рамиль наконец снял шашлык с огня. Он немного подгорел, но это не беда. Каждому, с учетом Наташки, получилось по три средних куска. Только мы приступили к трапезе, как донесся ее голос:

— Стоять-бояться! Все не сожрите!

Наташка подбежала и уселась рядом со мной, высыпала на скатерть-покрывало конфеты. Девочка есть девочка. Восторгаясь на разные лады, она отведала икры, шашлыка, вот только чувствовалась в ее голосе усталость, что ли.

Отобедав и одновременно отужинав, мы поиграли в дурака, потом парни устроили жабьи бега: выкопали траншеи, выложили камнями дорожки, наловили лягушек и пустили их по дорожкам, тыкая в зад хворостиной. Раз за разом выигрывала зеленая лягушка Ильи, которую он назвал Карлом. Хохот стоял такой, что сойки разорались. Только Наташке было невесело, и вкусное мясо она ела без аппетита.

— Что случилось? — спросил я, пока остальные не слышали.

Ее перекосило, но она ответила:

— Меня Арина с днем рождения поздравила, прикинь?

Я не понял, о чем она, и переспросил:

— Перепутала?

— Не совсем. У нее мать шмотками торгует. Так вот. Папочка наш пришел покупать джинсы дочери на день рождение. Так и сказал — «дочери», б…ть! Аринка и подумала, что это он мне! Что она просто забыла, когда у меня днюха!

Наташка вскочила и принялась с остервенением пинать камни. Когда один чуть не ударил Бориса по голове, объяснила:

— Ты понял, да? Это у Анжелки днюха! А Аринка думала, что у меня. Он ей — джинсы купил! А мне трусы подарил стыдные, как у бабки! И носки. Типа, отвянь.

— Сука, — только и выдавил из себя я.

Черт, с Лялиной-то я и не поговорил, рыбалкой увлекся, дорвался до бесплатного! Хотя что это изменило бы? Или изменило? Вот что гопникам ничего не сломал и по башке от них получил, это я лоханулся.

Устав баловаться, к столу вернулся Илья, потянулся за печеньем. Наташка пробормотала:

— Вы же знаете, да, что Русю отпустили, а Зяму закрыли, потому что он взял вину на себя?

Я закатил глаза и выругался.

— Да знаем мы. Все знают.

Борис прищурился и выпалил:

— Это ты специально сказала, да, чтобы нам праздник испортить?

Наташка надулась и отвернулась.

— Вообще-то я как лучше хотела.

— Ага, ты всегда так!

— Так, ша! — Я вскинул руки. — Все это моя недоработка. Русю надо валить.

— В смысле? — уточнил Илья.

— Сразу надо было что-то ему сломать. Я недооценил противника и огреб.

— Думаешь, он не успокоится? — прогудел Димон Чабанов.

— Теперь, когда кореша его закрыли — точно нет. Вот мы подумали, что это все хаханьки, и я по башке получил.

— И что делать? — спросил Илья.

— Ноги ему сломать, вот что. У дома караулить и бить. Чтобы он нос высунуть боялся и понял, что связываться с нами себе дороже. Но поодиночке ходить будет нельзя… — И тут перед глазами нарисовался отцовский обрез, вот бы взять его на несколько дней!

Стащить, что