Вперед в прошлое! - Денис Ратманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя Влад в кафе, что ли, не водит? — спросил я.
— Водил пару раз пирожные есть. И в кино, — с гордостью произнесла она. — И… в пивную. В основном туда.
«Вот говнюк», — подумал я и вспомнил про валютчиков.
Интересно, на месте ли они? Сейчас часов девять, должны прийти. Заодно и курс доллара к рублю узнаю. Мошенники вряд ли попытаются меня кинуть аж на пять долларов!
— Я на рынок сейчас сгоняю, разведаю, что там и как. Ты пока будь на посту — вдруг рыба пойдет.
— Рынок же далеко! Это час! — возмутилась Наташка.
— Так надо, — припечатал я и рванул к цели по знакомым-незнакомым улицам.
Иногда я останавливался, предаваясь воспоминаниям, потом ускорялся. Смысл ностальгировать, когда это теперь моя реальность, ее никто у меня не заберет. Петляя дворами, я поражался разрухе и аляповатости, тому, что все торговали всем, дороги изобиловали «москвичами» и «копейками», «волга-24», а в редкие иномарки тыкали пальцами, как в приземлившийся НЛО.
На подходе к рынку я обогнул стаю цыган, загонявшую двух хорошо одетых студенток, постоял подумал и решил, что эти — зубастые, отобьются.
Рынок только-только оживал. Торговцы сползались на рабочие места, все пространство вокруг обнесенной забором территории, включая обочины, было залеплено машинами — в основном «москвичами». Гул стоял, как в улье с гигантскими пчелами.
Рынок грохотал и лязгал, словно клацали гигантские челюсти. Подтверждая мою кровожадную фантазию, заорала женщина. В другом конце кто-то выматерился с кавказским акцентом. Рядом со мной остановилась тетка, похожая на фрекен Бок. От нее так тянуло жареным, что было нетрудно догадаться, что она несет в клетчатых сумках.
Изредка встречались и первые покупатели. Еще немного — и забурлит, оживет рынок, и станет не протолкнуться. Выйдут на прогулку щипачи. Наперсточники засядут недалеко от автовокзала.
Вспомнилась телепередача, как дельфины, мелкие акулы и прочие хищники поедают скумбрию. Рыба мельтешит, сбившись в кучу, и сперва стая огромна, потом становится меньше, меньше… В конце концов тех рыб, что прятались в середине стаи и на уровне инстинктов рассчитывали, что пронесет, в итоге все равно съедали, но — последними.
Так и тут: покупатель — низшее звено пищевой цепи, которого все норовят щипнуть. А щипнуть-то и нечего: народ нищ и голоден, только сотрудники порта и жируют, но поди туда устройся! А когда появится что у народа забрать, отъем монополизирует и узаконит государство.
А я — что? Я даже не полноценная скумбрия, так, малек, на которого крупные хищники долго не будут обращать внимания. Как не воспользоваться таким подарком судьбы?
Сколотить состояние в девяностых — это пройти по канату над пропастью, кишащей крокодилами. Но я примерно знаю, где кого будут прессовать и какие есть области, куда никто не суется, потому что просто их не видит. Зато вижу я.
Я остановился, вспоминая, где что на рынке расположено. По идее, валютчики должны быть у центрального входа. Я направился туда и вскоре увидел молодого франта в черных брюках и черной рубашке с огромной золотой цепью поверх нее. В руке он держал пачку рублей, в другой — табличку с надписью: «S, золото». Этого, конечно, щипачи не тронут, у него все схвачено.
На гастролера тоже не похож. Вон, подошел к нему мужик, попытался продать кольцо, передумал и ретировался, ссутулившись. Потом, оставив баулы в стороне, молодая женщина подошла за валютой. Ясно, раз торговцы к нему обращаются, значит свой, можно с ним дело иметь.
— Здравствуйте, — обратился к меняле я.
Он удивленно на меня посмотрел и сразу сказал, думая, что я стащил дома драгоценности:
— Малой, вали домой и положи золотишко на место, пока мамка или бабушка не спохватилась.
Надо же, какой честный меняла! Или он просто не хочет разборок? Я поспешил его успокоить:
— Почем сегодня доллар?
— Девятьсот сорок рублей, — ответил он. — Тебе зачем?
— Решил инвестировать в валюту, — проговорил я, и видя, как круглеют глаза валютчика, пожал плечами: — Инфляция бешеная.
— Хм, — только и выдавил из себя он. — Люблю умных. Тебе за девятьсот продам. Себе в убыток.
— Ой да когда вы себе в убыток работали! Покупаете, небось, за восемьсот.
Он снова хмыкнул, а я продолжил:
— Короче, продашь мне сегодня за девятьсот? Слово сдержишь?
— Да хоть сейчас.
— У меня пока нету. Но вечером приду. Спасибо!
— Я тут до пяти, — крикнул меняла мне вдогонку.
Или показалось, или на самом деле он мне симпатизировал. Нет, скорее происходящее его развлекало. Проходя через парк, я заметил пожилую цыганку, держащую за руку худенькую растерянную девушку, у которой были золотые серьги, цепочка и кольцо. Картина маслом «Удав и кролик». Интуиция подсказала, что эта девочка не отобьется, я подбежал к ним и воскликнул:
— Лена! Ты что тут устроила, там отец заждался. Идем, а то хана нам!
Цыганка не спешила выпускать руку девушки из своей иссушенной лапки, и я замахнулся на нее:
— А ну кыш от моей сестры, ворона ты старая!
Конечно, я не ударил бы старуху, но прием сработал — цыганка отшатнулась, изрыгая проклятья, а я поволок девушку дальше, бормоча:
— Сдурела? Она ж лапши навешает и обдерет тебя как липку.
Девушка некоторое время молчала, а потом спросила:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Убедившись, что опасность миновала, я разжал пальцы.
— А я не знал. Угадал. Лена, Наташа или Аня, остальных — с гулькин нос.
— Спасибо, — сказала она, продолжая идти рядом. — А ты, значит, Саша. В моем городке в каждом дворе есть Саша, а то и двое. И Наташи, да. А на Лен ты наговариваешь!
Наверное, наевшись однообразием, те самые Лены и Наташи начнут извращаться с именами дочерей, и в начале двухтысячных девочки в садиках и школах разделятся на два лагеря: Дарьи и Аглаи против сонмища эльфиек. Ни тебе Оли, ни тебе Леночки.
— Бывай! — я махнул рукой и пошел дальше, не оборачиваясь.
— Я должна знать имя своего спасителя! — крикнула она вдогонку.
— Павел. — Я все-таки обернулся и помахал ей.
Странная. Как из другого мира. Глазища эти огромные зеленющие и волосы русые, будто невесомые, и сама — тростинка. Точно, она напоминает побег тростника с пышной шапкой пушистых волос. Сколько ей лет? Точно больше шестнадцати. Или нет? Не разбираюсь я в возрасте детей.
Возле морвокзала уже кипела торговля, я поспешил на мол и с радостью обнаружил рыбаков, таскающих полные подвесы. Пошла, родимая! Я прибавил шагу, побежал, радуясь еще и тому, что голова не болит. А вон и Наташка, а рядом с ней кто рыбачит — Илья? Похоже на то. И Леонид Эдуардович, его отец. Заметил меня, мужчина встал, помахал рукой.
Я взобрался на второй ярус мола, ответил на рукопожатье. Леонид Эдуардович протянул мне откупоренную стеклянную бутылку «колы». Я набегался, и захотелось пить, потому сперва приложился к горлышку и только потом сообразил, что он мне только что преподнес шикарный подарок. Спохватившись, уставился на этикетку, заставил себя просиять:
— Ух ты — настоящая! Спасибо! Натка? — Я протянул сестре бутылку.
Сестра как раз сняла с крючков очередную партию рыб, с радостью приняла лакомство заморское и принялась пить не торопясь, маленькими глотками, иногда прерываясь и глядя на этикетку.
— Спасибо! — Она кивнула мне, Леониду Эдуардовичу, оставила немного колы и продолжила рыбачить.
— Круговорот «спасибо» в природе, — задумчиво проговорил отец моего лучшего друга. — Если кто и должен повторять это непрестанно, так это я. Они собирались вынести даже одежду, даже подушки, не говоря о прочих ценностях. И деньги, которые я Илье на учебу откладываю, ведь просто так сейчас не поступить.
— И в ваш институт? — уточнил я.
Он махнул рукой.
— Я хочу, чтобы он поступал в Москву.
А в итоге Илья пойдет со мной на военного. Пошел бы. Теперь — конечно нет.
— Но это неважно. Важно то, что ты сделал. Мне Роза, соседка, от которой ты звонил, все рассказала. И про то, как ты с голыми руками на вора пошел, и о том, как просил ее присмотреть за милиционерами. Ты рисковал, хотя мог этого не делать.
Он смолк, словно ожидая какого-то ответа, и я процитировал то, что давно крутилось на языке:
— Мне на плечи кидается век-волкодав, но не волк я по крови своей. Илья мой единственный друг, он мне ближе, чем родители. Как
