Герои Аустерлица - Августин Ангелов

погибнет ни за грош, будучи расстрелянным, все-таки пришла капитану в голову. И, перестав ухмыляться, он пробормотал:

— И что же вы предлагаете для того, чтобы облегчить мою участь, если я заговорю?

— Ну, в том случае, если вы расскажете правду о расположении французских войск в окрестностях Гельфа, я обязуюсь перевести вас под домашний арест до момента обмена военнопленными. И, даю слово дворянина, что никто не узнает, что эти сведения получены от вас, — пообещал я.

— Тогда, для начала, прикажите расковать меня и накормить. А то, знаете ли, князь, руки мои совсем занемели, да и живот уже сводит от голода так, что скоро забуду все подробности, которые могу сообщить вам, — все-таки сломался Годэн.

А я сказал ему:

— Хорошо, но прежде и вы должны дать слово офицера, что не станете причинять нам вред и не попытаетесь удрать из этой крепости.

Когда Годэн согласился, пообещав не делать ничего предосудительного и подчиняться режиму домашнего ареста, я приказал снять с него кандалы и принести еду. Тимоха был послан исполнять приказания, а Дорохов, конечно, удивился моему решению, чего даже и не скрывал, сказав мне:

— Вы рискуете, князь. Я хорошо разбираюсь в людях и вижу, что этот человек весьма опасен. Я бы не стал его выпускать даже под домашний арест. Но, вам, разумеется, виднее. Потому я вынужден подчиниться вам исключительно в силу субординации, как поручик ротмистру.

Вскоре вместе с Тимохой пришли еще двое солдат. Один из них, которого звали Петрухой, ловко орудуя кузнечными инструментами, быстро расклепал кандалы. А другой, по имени Прохор, принес котелок с теплой кашей, кусок хлеба, оловянную ложку и флягу с вином. После чего Годэн, размяв запястья, приступил к трапезе. А мы вместе с Дороховым и с бойцами наблюдали за тем, как француз ест. Лишь наевшись, запив и довольно отрыгнув, капитан начал давать показания.

Глава 19

После посещения крепостной тюрьмы я поднялся на стены вместе с Федором Дороховым. День выдался достаточно ясным и солнечным, потому контраст с подземельем показался мне разительным. А вид, открывающийся с высоких стен, завораживал пейзажем, распростершимся во все стороны под высоким небом. Правда, по причине зимнего времени года, солнце почти не согревало, но дышалось легко, да и особенно холодно не было. Европейская зима все-таки довольно мягкая и не идет ни в какое сравнение по степени суровости не то что с морозной Сибирью, а даже и с Центральной Россией.

Легкий ветерок с утра разогнал тучи, и лишь кое-где над невысокими моравскими горами висели кучевые облачка. На пологих горных склонах пастухи по-прежнему выгуливали овец в промежутках между перелесками. Внизу в долине паслись коровы. Между полей петляла дорога. А дальше рядом с рекой находилась та самая деревушка с запрудой и мельницей, где меня оставили умирать, и откуда я, едва лишь придя в себя, приехал в замок, поддавшись на приглашение его очаровательной хозяйки.

Поручик вынул из ножен свою саблю, рассматривая на свету зазубрины на клинке, полученные во вчерашнем бою. И я подумал о том, что ему, в сущности, ничего не стоит прямо сейчас зарубить меня и сбросить мой труп со стены в ров. Ведь я был безоружен. Если бы Федор оказался мятежником, то так бы и сделал, наверняка. Но, мятежником Дорохов все-таки не был. Со скрежетом в зубах, но он вовремя вспомнил о том, что является не разбойником, а военнослужащим, который обязан подчиняться армейскому Уставу, потому и признал мое главенство, как старшего по званию, хотя поначалу и ерепенился, считая меня слишком немощным и неспособным после тяжелого ранения ни к дальнейшей службе, ни постоять за себя. Но, последние события показали, что он ошибся.

Я понимал, что оклемался после пули, пробившей голову насквозь, после операции, комы и переселения души в княжеское тело слишком быстро. И это стало неожиданностью для меня самого. Несмотря на остаточные боли, с утра я чувствовал себя вполне бодрым и здоровым. Раны полностью зажили всего за сутки, прошедшие после выхода из комы. И приходилось констатировать, что мой организм регенерировал просто стремительно, по сравнению с обычной длительностью выздоровления. Вот только, что я знаю о попаданцах? Может быть, у них всегда так? Возможно, что при переносе сознания в новое тело включаются какие-то скрытые возможности организма, например, эта самая ускоренная регенерация?

Тогда непонятно, почему же я впал в кому уже после перемещения? Или же организму князя требовалась такая своеобразная перезагрузка для настройки на новое имплантированное сознание, которая во время комы и происходила? Почему бы и нет? Разве кто-нибудь исследовал подобное явление с чисто научных позиций? В том то и дело, что научных данных по этой теме просто не существует!

По крайней мере, в своей прошлой жизни в двадцать первом веке я не встречал никаких научных статей на эту тему, хотя всякой бульварной литературы попадалось по теме полно, как в интернете, так и в бумажном виде. Потому, можно сказать, что я, став попаданцем, нахожусь в уникальном и совершенно неисследованном положении. Пусть мое тело погибло там в будущем, но мое сознание каким-то непостижимым образом переместилось во времени и пространстве, вселившись в тело князя. Вселенная подарила мне вторую жизнь, которую я уже ощущал полноценной и интересной, наполненной приключениями и новыми возможностями. И я не мог этому не радоваться!

В сущности, неожиданно сделаться князем в начале девятнадцатого века совсем неплохо, да еще и с ускоренной регенерацией! И меня вполне устраивало нынешнее положение, поскольку в роли князя я уже обвыкся, считая, что мне крупно повезло попасть в привилегированное сословие. Ведь что сможет сделать простой солдат, крестьянин или мещанин для поворота истории? Ему сперва не историю преодолевать придется, а эти самые сословные предрассудки, чтобы, что называется, выбиться в люди. А это во все времена совсем не быстро происходит.

Даже при большом желании и при самых благоприятных обстоятельствах на такое преображение «из грязи в князи» уйдут долгие годы. Обычного человека из народа, будь он хоть самым гениальнейшим попаданцем, в сословном обществе никто не воспримет всерьез. Такому одиночке нужно будет постоянно показывать себя с лучшей стороны, завоевывать авторитет, добиваться расположения к себе сильных мира сего разными способами, чтобы повлиять хоть на что-то. И потому у князя-богача, вроде меня, возможности менять ход событий, разумеется, неизмеримо обширнее.

Хотя о роли выдающихся личностей на переломных моментах истории можно спорить без конца, подчиняются ли они историческому процессу, или